Броня Молчания

Не доверяй секрет змее

…Поезд медленно тронулся, незаметно набирая скорость. Аравинда ткнул перчаткой в окно:

— По нашу душу… — затянутые в чёрное солдаты повстанцев, выскакивая изо всех щелей, чуть ли не на ходу забирались в следовавший за ними состав.

— Еле успели…

— Значит, на следующей и наша очередь…

— Я дважды поменяла номер -и у них был тот, который проверяли. Похоже, нашу хитрость раскусили.

— Главный вычислитель бы не получилось постоянно за нос водить.

— Да нет, там просто головы поумнее наших с вами сидят. Заметили повторяющийся цикл и чужой почерк…

— Или пассажиры рассказали, что не на той станции сошли.

Вернулся Хасан, бурча под нос: «Это они нарочно так вырядились, нарочно».

— Молодец, — похвалила его принцесса.

… — Ми есть пацифайст орден на службе Рэволюциа… — луженая глотка Трахен-Махена была слышна из раскрытого окошка подъезда на всю улицу. Уже не чуявший крыльев за плечами, Побитько бухнулся коленями в сугроб, и загребя обеими ладонями с пригоршню снега, размазал его по горячему чубатому лбу. Ещё простуду схватить тут не хватало. «Господи Иисусе, за что же мне такое наказание!» — подумал демон-атаман, поднимаясь на ноги под сочувственные взгляды своих, не менее измученных хлопцев. Конечно же, на оцеплении стояли автоматчики призраков — самые сволоты из повстанцев, из бывших партийных…

Окна подъезда были открыты со второго до третьего — снег задувало туда протягом. «Разморозят дом… проворчал старый казак — Никакого уважения до чужой работы…». В тесном коридоре пришлось сложить крылья до боли и притиснуть локти у боков — вот же узкие норы! Ничего, город — не Стена, там в некоторые казематы только змея и пролезет…

Третий поверх был опечатан, и там сидели призраки с людьми. К Трахен-Махену пришлось подниматься до пятого, хлопцы уже начали роптать — да и у самого атамана чесались руки махнуть шашкой и порубать хлипкие железные перильца. Но вытерпел. Выбравшись на площадку, выгладил рукою усы и причесал брови.

— Я считайть цу зайхст! — гремел голос обычно молчаливого рыцаря: — Когда я загнуть последний, зейхстен палец этой руки, ви…

Побитько невежливо ввалился в комнату, толкнув загремевшего неловко пригнанными доспехами Трахен-Махена с его вытянутой рукой.

Перед ним на коленях, обнимая испуганных детей, сидела женщина-призрак, вся прозрачная от страха.

— Ты их совсем запугал. Ор на весь крещеный мир летит.

Девки у призраков не чета мужикам — если те вылитые ходячие скелеты, то дивчины были словно хрустальные, когда луч света попадал — как и хрусталь, даже сверкали. Обидеть такую — да словно драгоценный камень разбить! А тут девчонка с двумя сыновьями, сжалась от страха пред крылатым демоном-лыцарем в доспехах.

— Не боись, — подмигнул он ей, надеясь, что его собственное лицо не кажется ей ещё большим чудищем.

— Найт. Не «крьейщоный» — отрезал Трахен-Махен: — Ти унд мы ин дер вердаммт Козютус, где тольйоко вердамт гейстен унд херетикен-язычник, в неверий свойом упорствованые! Как дер ворфатер дер грех дар… — громыхал он над ухом, так что и Побитько морщился: — Дьявол унд шреген Юдас, чью душен мы клялись нихт аус… нье выпускать никогда дизем крейс!

Девчонка перед ними ещё сильнее сжалась.

— Да погоди ты, — казак присел и поправил ус: — Потом побалакаем о ереси и неверии. Шо ты от ней добьешься, когда у неё зуб на зуб не попадает со страху?

Два ребёнка — мальчуганы в штанишках, осмелели и перестали жаться к мамке. Но мать всё ещё их прикрывала, как наседка.

За окном взвизгнула тормозами остановившаяся машина. Спустя три минуты под дружный топот нескольких пар чоботов, в комнату ввалился сам Марчантар со своими подручными. От такой толпы хлопцев — лыцарских, казаков, да марчантаровских приховстней даже на просторной лестничной площадке стало тесно. Пока стук да гром, Побитько придерживал фон Трахен-Махена, рвущегося ещё больше запугать допытованную. Дивчина оправилась от допроса этого дуболома, и теперь, похоже, из неё можно было больше вытрясти добром, а не испугом.

— Так что выяснили⁈ — сразу в лоб начал комиссар.

— Пятеро свидетелей, — для скорости отвечал на своём языке Трахтен: — Людей разговорить бессмысленно, я не понимаю их языка, а они меня. Эти трое кое-что показали.

— Комиссар квестуры показал, что ночью был вызов на этот адрес. Ну, это вы и так знаете. Вызывал гандхарв, что живет на третьем этаже, что-то с женщиной, просил вскрыть дверь.

— Есть труп женщины. Человек, темнокожая, труп трехдневной давности, — доложил демон-рыцарь: — Найдена в постели со своим мужем, тюремщиком 6-й специальной тюрьмы, Каличараном…

— Ангел порешал? — спросил Побитько.

— Непонятно, я у вас хотел спросить. Что узнали-то?

— Они говорили, что проснулись от шума драки, но что точно…

— Разрешите, я сама скажу, товарищ комиссар! Всё по-честному! — обратилась к нему сама женщина. Прозрачность с лица спала, и она даже стала привлекательная. Хотя, ох уж эти дыры вместо глаз… Не променял бы ни на одни нормальные, блестящие. Марчантар — и тот розумеет, как действуют их глазницы на нормальных — очки носит, сегодня даже зеркальные. Типо как «свой».

— Да, — повернулся к ней Марчантар: — Товарищи, выведите своих сотрудников. Тут тесновато стало.

Резон в этом был — толпа здоровых лбов, среди которых даже у призраков была косая сажень в плечах, а казаки и рыцари-демоны в два раза ширше, как-то нездорово освежала атмосферу. Вышли все, кроме наинеобходимейших подручных. Женщина тем часом отвечала:

— По-честному, когда машина приехала, мы не застали, — набрав воздуха, торопилась рассказывать она: — Дети от шума проснулись. Я младшему говорю: «тихо, не реви» — он так-то к обстрелам-то привык, честно, даже когда в купол прилетало, не просыпался, а тот такой стук — вдруг проснулся. Слышу — этажа на два ниже, честно, как и подозревала что у тюремщиков. Тюремщики-то они такие! С уголовниками работа своё накладывает! Там же семья-то неблагополучная, если по-честному — раньше была хорошая, но как детей на Джаханаль отправили — муженек-то всё жену побивать начинал. То за одно, то за другое…

— Дети на Джаханале? Интересно… У вас есть муж? — взявши один из стульцев, сел спинкой к ней Марчантар.

— Был. Погиб на Стене, во время первого штурма — она показала на портрет в траурной рамке и урону с прахом: — Теперь вот детей хочу вырастить… чтобы значит, за отца отомстили…

— Добре, — похвалил Побитько. Женщина, завидев хорошее отношение, теперь обращалась и к нему:

— Вот по-честному — ну, значит, за окнами темно, я выглядываю — там два трупа один демон утаскивает. Ещё такой страшный, честно! — весь в шипах.

— «Демон в шипах»? — переспросил комиссар.

— Да, вроде как демон и из него всякие иголки торчат. Как представлю — так жуть пробирает, честно! Крылья огнём блещут, а под полом так и слышно, что что-то стучит. Бум-бум-бах!

— Вы выходили посмотреть, что происходит?

— Я вам что, сумасшедшая, что ли? У меня двое детей! А если демон войдёт к нам, что с нами будет?

— Ну, если бы захотел он бы дверь выломал, так что вы зря переживали.

— Ну, тем более. Я детей-то разбудила, забрались с ними в ванную, заперлись за три двери, так и сидели, честно.

— Я обкакался… — неожиданно признался один из мальчуганов.

— Прямо сейчас? — испугалась его мама.

— Нет, ночью. В ванной! Ты меня ругала.

— Да ты котёночек. Да, вот видите — ребёнка даже до усрачки напугали.

— После того как вы заперлись в ванной, вы что-то слышали?

— Да. Ну, всё по-честному: так сидеть-то в холодной ванной в обнимку тоже страшно. Когда вот младший воздух испортил, мы, честно, и вылезли, штаны ему застирала, так и страх прошел. Слышим — утихло что-то. Под дверями шурх-шурх, кто-то прошел, честно. Мы, честно, товарищ комиссар, света не включали, честно, светомаскировки не нарушали! Я даже стиралась-то, честно, под самой тоненькой струйкой, штанишки младшего в ванной висят, честно, можете посмотреть!

— Это излишне.

— Да, товарищ комиссар! Потом пошел патруль, мы побоялись шуметь.

— Почему? В вашем доме что-то происходит, а вы…

— Ну, во-первых, под окном стоит машина квестуры — значит всё в порядке. А в-третьих… ну по-честному, а если и правда, бандиты? Мы крикнем — а что они с детьми сделают?

— И вы не просигналили патрулю, находясь в опасности? Вы о своих детях подумали?

— Честно? Вот именно о детях и подумала! Вы честно не понимаете, совсем, товарищ комиссар?

Побитько почесал наползающую на глаз бровь и осуждающе посмотрел на Марчантара. Призрак что-то знатно давил на свою единокровку.

— Я понимаю, что вы струсили, и не поверили, что наши патрульные смогут справиться с какими-то бандитами.

— Зря ты так, — вздохнул казак. Ему-то было как раз понятно. Бедная дивчина.

— Что зря? Из-за этой одной трусихи сегодня ночью взлетел на воздух целый вокзал, а вы говорите что зря?

— Да… та ни, пан комиссар, моя хата с краю, конечно, але, зря вы так.

— А что тот взрыв ночью — это был вокзал? — спросила женщина: — Наш? Казалось — далеко…

— Не ваш, дальний. Слава богу, никто не пострадал, — поспешил успокоить её демон.

— По вашей вине, гражданка. Если бы вы подали сигнал патрулю…

— Да как бы я подала? Видеофона у нас нет — отключили после вашей революции, как на деньги перешли, на третьем этаже неизвестно кто, в окно прыгать, что ли?

— Да.

— Уж простите, товарищ комиссар, но мы честное слово — как-то без крыльев родились.

— Крикнули бы. Вам бы пришли на помощь.

— Как?

— У патруля есть оружие.

— Я видела трупы и демона. Патруль снаружи, они внутри. Я кричу — патруль бежит к дому — бандиты бегут ко мне. Патруль успел бы забраться на пятый этаж?

— Ну, права ведь она, пан комиссар.

— Не мешайте допросу, атаман.

— Ну, вот мы и сидели тихо. А то, что, потом что-то взорвали… ну мне детей сберечь важнее, чем всю вашу революцию, вот честно, товарищ триб… комиссар, простите.

Бывший трибун поправил очки.

— Герр Махт, продолжайте допрос, пожалуйста, — обратился он к лыцарю: — Постарайтесь узнать максимум подробностей, особенно численность и вооружение ночных гостей. А мы с вами, товарищ атаман, пойдём, посмотрим, что можно узнать у второй семьи…

Уходя, Побитько проверил — писарем остался призрак из марчантаровых, а не послушник Трахен-Махена. Ну, эти хоть грех на душу лыцарю не дадут взять.

В другой квартире, похоже, допрос проходил более агрессивно:

— Отвечай, джаханальская сволочь! — орал чей-то бас, и вразу — удар чего-то вологого со свистом и женский всхлип:

— Да скажи им всё милый, пожалуйста…

Услышавшие все это, Побитько и Марчантар буквально бегом ворвались с лестницы в следующую квартиру.

Смуглая женщина людей, раздетая до пояса, с длинными волосами замест одежд, висела подвешенная за руки на гаке от люстры, а допрос проводил призрак Марчантара. Другой человек — связанный и избитый мужчина, валялся тут же, на ворсистом дорогом ковре, истоптанном чоботами легионеров.

— Отставить, товарищ…

— Квестор Квадратеш! — отдал честь кулачищем по груди кат: — Мне было доложено, что задержанные отказались дать показания вашему следователю, поэтому сразу приступил к фрустрации!

— Идиот, — сказал Марчантар, проходя мимо и освобождая бабу своими руками. Потом склонился над мужчиной.

— Пан Комиссар, может быть, стоило призраков допрашивать призраками, а людей — людьми? — спросил казак, сидаючи на хозяйской постели. Дети — два карапуза, тоже были вязаны, только простыней. Доставши шашку, казак самым кончиком освободил их, и, подхватив широкими лапищами, бережно перенёс в детскую кроватку:

— Наломали дров, не успев придти.

— Но товарищ комиссар, мне же было доложено…

— Они не ответили, тому шо наш Трахен-Махен не балакает по-человечески. А ты вразу за плётку взялся.

— «Не баляка…» что вы сказали?

— Не говорит он по-ихонному. Где ты таких дурней ищешь?

— Квестор — выборная должность. Они, скорее всего его сами и выбирали.

— Так точно, выбран жителями этого квартала!

— Як голова, значит. Ну, ось теперь тебя не выберут… Закурити можна? — спросил казак, доставая трубку: — Не отравитесь?

— Курите, тут все под изоляцией. Мы приносим вам извинения, граждане. Произошло недоразумение.

— Какое ещё недоразумение! Нас избили, а мою жену чуть не изнасиловали!

— Так ведь не изнасиловали же!

Курящий Побитько смотрел в окно и изображал композицию «моя хата с краю». Если этот мужик примет извинения за раздетую и отхлестанную нагайкой жену — он перестанет уважать людей. Нехай даже триста раз сделаны «по образу и подобию божьему».

— А что могли и так? Революционеры безбожные! Правильно, что по вашу душу товарищ драгонарий пришел! Да чтоб вы сдохли со своими порядками! Какая крепость была — гордость всей Республики! За год все развалили!

— Да как ты смеешь говорить, пораженец! — процедил сквозь зубы комендант: — Да наша крепость сражается на переднем краю гражданской войны!

— Да кому нужна ваша гражданская война! Придумали деньги — от них уже никакого толка. Если раньше за трудодень можно было день и прожить, то сейчас что толку от ваших бумажек⁈

— Хочешь вкалывать на Республику, за трудодни? Предатель!

— Да тогда хоть надежда была! А сейчас что… — он беспомощно обвел взглядом обстановку когда-то богатой комнаты. Даже неопытный в людских делах Побитько подмечал, что на стене пятна от висевших когда-то картин и любимых людьми электронных игрушек. Да и в книжном шкафу богато книг недоставало. Но пан комиссар уразумел всё по-своему:

— Предатель! — и пнул человека в лицо.

— Да, невежи! Раньше хоть была надежда — дети вырастят — хоть на Джаханаль отправим, как Сати и Каличаран. А теперь что? Когда она вырастут, какой гуру им второе рождение даст? А ведь мы — брахманы! Это из лука каждый дурак научиться стрелять может, а с Ведами как?

— Так ты говоришь… у Каличарана, твоего соседа — дети на Джаханале?

— Да, а что? Все так делаем! До Революции вашей говенной было так. И мы бы отправили, да вот революция ваша случилась, провались она пропадом… — человек сплюнул, не замечая, что Марчантар уже поднялся и отошел до квестора. Побитько снял папаху и перекрестился. Детей было жалко. Несмышленыши ещё.

— Извините, товарищ квестор за выговор. Вы были правы. Расстрелять предателей.

Широкоплечий офицер шагнул вперёд, громко передёрнул затвор, грохот очередей разнесся по всему подъезду. Хоть бы что дрогнуло у этого ходячего скелета — две очереди, по три патрона.

— Товарищ атаман, дети, вроде, ближе к вам.

— Прости, пан комиссарчук, — ответил казак, поднимаясь и пропускаючи мимо себя квестора: — Не хочу брать грех на душу.

Дети как чуяли что осиротели — залилися рёвом. Квестор, скалясь своим черепом, подошел к колыбельке, и, раскрывши складной приклад, двумя ударами прекратил плач. Как в ступе истолок.

— Значит, у соседа, дети на Джаханале… которого убили… — рассуждал Марчантар. С верху опять был слышен плач детей. Трахен-Махен снова усердствовал в допросе.

— Но они же убиты — заперечил демон-казак комиссару-призраку.

— Да, это много что значить может.

С высоты казачьего росту Побитько видел лысую черепушку Марчантара. Комендант уже был среднего возраста и из породы тех, кто лысеет, а не седеет. Только он не брился наголо, а берёг остатки шевелюры. Там где у нормального казака торчал чуб, у призрака из черепа росли какие-то редкие останки золотистых кудрей. Таким недочубьем на макушке.

— Пан комиссар, резко вы взяли.

— Что? — призрак, поправляя очки, даже не расслышал слов демона.

— Резко говорю, берёте. Ту дивчину вверху вы же добре разговорили. А людей зря…

— Сами виноваты.

— А они могли бы больше рассказать. Порода такая у них людская — всегда вместе держатся. Авось, что-нибудь и сказали интересное про покойников.

— Предательство надо гасить на корню. К тому же, вышло, что я был несправедлив к квестору, который сразу правильно подошел к делу.

«Всё ясно с тобой. Уважение от своих тебе важнее дела».

— Тем ангелом Трахен-Махен занимается. Не моё конечно дело, но кое-что интересное узнал о нем и его тюрьме…

— Почему вы называете его «Трахен-Махен»?

— Смешно звучит по-нашему. В общем, помнишь дивизию перебежчиков?

— Гайцонцев? Их полк, а не дивизия.

— Да, их самых. Один из них поспорил с лояльным до нас начальством — так этот ганд… гадохрав до себя его взял. Сосед его — у которого дети на Джаханале — в дружках у него. Трохи по делу об измене не загремел, та ангел его снова собой прикрыл.

— Такой добренький ангел?

— А мобыть — голова резидентуры?

— Ты что такое говоришь? Был бы у Сената тут резидент…

— Только что от одного из аварийных выходов. Вроде как патруль дезертировал — твои судейские думают. И расписание подделали, и трупы красиво лежат… но…

Призрак, наконец, повернулся к нему.

— Но что?

— Да слишком же красиво. Як специально раскладено.

— И что ты думаешь…

— Шпион. Заслан давно и загодя, на такой случай. Ангел — он ни у кого подозрения не вызовет, для Рая он свой для Дьявола и змеюк — просто интересно будет. Вы же его за то, что он не призрак, на такой работе оставили. Собрал в тюрьме своей всех обиженных. И моего автоматчика безголового тож к себе заманивал.

— Ты же говорил, что он помог ему бежать?

— Та не помогал он. Нашли уже кто. Ты меня сбил с думки, пан комиссар. Ну, ось, машину квесторов вызвал сам ангел. Наверное, как-то провели через тюрьму этих диверсантов. Может там все — и тюремщики, и арестованные — из карателей. Штурм с минулой ночи идёт, не препинается — значит, сигнал быв, ось он и вывел.

— И ты думаешь⁈

— Ложный вызов. Вызвали квестора, порешали группу, забрали машину. Группа, наверное, маленька, сколько там, в машину влазить? Подними бумаги про эту тюрьму и дай мне адрес — я с хлопцами слетаю, пошукаю там, что да как…

— Хорошая идея, кстати…

Они спустились на третий поверх, перед ними открыли двери и сняли печати.

На диво, разгрома почти не было — только пара сломанных стульев, да и те, сдаётся, командой сыскарей, а не ночными гостями.

— Однако, чисто…

Марчантар наклонился и поднял из черной точки на столе белую рисинку, твердую, как камешек.

— Железные демоны.

Побитько огляделся:

— Та они тут чинно посидели, — он показал на следы от донышек чашек на полировке стола. Хозяева бы такое себе не позволили.

— Раз… — задумчиво считал комиссар: — Два, три, четыре… пять и шесть там.

— Немного, — заметил казак: — Что в комнатах?

Левая была пуста — хозяина не было дома, но вскрыта и осмотрена. Туда даже не стали заглядывать. Центральная была разгромлена. Побитько с уважением осмотрел искалеченную дверь, выбитую, скорее всего с одного удара. Силища неимоверная, он надеялся, что это была какая-то людская машина, а не живой хлопец. Если есть такая детина, что может две стальных двери с одного удара заломати — несладко придётся тому, кто будет его вязать. Демон торопливо перекрестился.

Квартира была перевернута вверх дном — множество растоптанных мелочей на полу, разрубленные дверные косяки, разваленный на две половинки стол.

— Гайцонская сабля, опять, — показал демон не зазубрины на порогах.

— Та же что на станции?

— Нет, поуже. Может та же, но с меньшей силой били. А вот это укол, тут точно не сабля.

— Начальник тюрьмы, говорили, хороший фехтовальщик.

— Значит бился. Непохоже, что всерьёз.

— Непохоже?

— Крови же нема. Для забавы билися, — Побитько заглянул в нужник, втянул широкими ноздрями воздух: — Ракшасом пахнет.

— Железные демоны, теперь ещё и ракшасы.

— И ангел… — вздохнул демон-казак. На столешнице была ещё какая-то странная отметина, назначения которой атаман не понял. В правой комнате разгрома не было, однако дверь валялась рядом. Оплавленные петли были срезаны ровно.

— Светомёт… — сказал комиссар.

— Этого ещё нам не хватало. Светомёт — це же целая сотня. По одинцу, как с пищалью, светомёты не бегают.

— А этот, видишь, прибежал.

В квартире был разбит шкаф с обувью — мужские и женские чоботы валялись по всему полу, и были помечены и пронумерованы. Остальные комнаты были нетронуты, только в хозяйской спальне на широкой (не чета только что казненным соседям) кровати, лежали два мертвеца — уже попорченный тлением труп чернокожей женщины, и свежий, но замерзший труп мелкого бледнолицего мужика. Отрубленная голова мужика, словно в назидание лежала на высоких темных грудях женщины, одну из которых сжимала заледенелая рука её мужа.

— Птьфу ты, какое непотребство сотворили! — выругался казак.

Марчантар спросил:

— А как она-то протухла? Ведь после смерти изоляция слетает…

— Комната герметична, — ответил один из подручных: — Наверное, хранили здесь, потом разморозили. Кстати… — подручный обошел вокруг кровати, и показал на остатки черной пленки и обрывки, разбросанные около ложа: — Её уже один раз упаковывали в наши мешки… Вы куда, товарищ?..

Демон-казак невежливо оттолкнул призрака с пути, и залез в штаны обезглавленному человеку.

— Что это он делает? — спросил подручный у Марчантара

— Не знаю. Наверное, какой-то… казачий похоронный ритуал.

— Не казачий, — усмехнулся в усы Побитько, стаскивая с мертвеца шаровары.

— Ух ты!

— Ничего себе! Так и замерзло!

— Помер швыдко… — казак широким шагом перешагнул кровать, не заботясь о целостности улик, и пошел по квартире, внимательно оглядывая стены и потолок. На лестничной площадке, наконец-то нашел, что искал и, ступивши ногой на стол, коснулся пальцами потолка. Понюхал.

— Вы что-то нашли? — спросил встревожившийся Марчантар.

— Ни, ничего, — солгал Побитько, проведя рукой, чтобы прикинуть длину и ширину бедер. Так, теперь бы как незаметно с живой или мертвой бабой сравнить, чтобы не привлекать внимания комиссара…

— Товарищ комиссар! — пришел на подмогу ему женский крик: — Товарищ комиссар, помогите! — шлепая босыми ногами по лестнице, к ним влетала та женщина-призрак, с одним из дитёнков на руках. Следом за ней, гремя доспехами, ввалился Трахен-Махен со вторым дитём.

— Герр Комиссар! — попытался он перекричать её.

— Погодите, пусть скажет… — отмахнулся от него Марчантар.

— Товарищ комиссар, я честно всё рассказала! Можете перепроверить по протоколу, честно! Путь ребёнка отдаст! Всех детей запу… она посмотрела на Побитько, который чубуком своей трубки измерял ей ноги: — А что это он делает?

— Казацки… цей… ритуал… — сказал атаман, раскуривая трубку с отметками. Призраки, конечно повыше и постройнее суккуб, но та, что наследила на потолке, получалась и мелкой и толстушкой. Или дюже сильной… Широкие бёдра, шикарная задница. Фразу про суккубов на перроне комиссар не слышал, и этот секрет не для ушей такого змеёныша.

— Я есть не закончил допрос!- гаркнул лыцарь, ничуть не стесняясь комиссара: — Извольте вернуться в свой квартире цурюк-цурюхен!

— Да, действительно, — брезгливым тоном поддержал его Марчантар, снимая и протирая очки: — Вернитесь, вернитесь. Мы закончим, и вы будете свободны. Не усугубляйте ситуацию.

— Да что тут усугублять, товарищ комиссар, честно!

— Вот честно всё ответите, и больше не будем вас беспокоить. Неужто трудно понять необходимость государственной безопасности?

— Я уже всё ответила! По минутам рассказала! А он снова про то же спрашивает! Да сколько можно! По второму-третьему разу! Если у него склероз — так товарищ из комиссариата же записывал всё, пусть прочитает!

— Вернитесь и дайте союзнику закончить работу. Вы ничего не понимаете в технологии допроса. Вам просто надо потерпеть — враги народа бывают очень хитры.

— Ну и пусть на врагах народа свои «технологии допроса» проверяет! Мы свои!

— Вот мы докажем это что вы свои — и вы будете свободны. Просто потерпите.

— Да что с вами разговаривать! — женщина развернулась и, притиснув ребёнка к себе, глубоко вздохнула — и исчезла. Только её халат да штанишки мальчугана упали на пал. Все опешили, даже Трахен-Махен выпустил другого ребёнка, только один Побитько отступил, скинул опанчу, и достал шашку. Прикинул куда двинется девка (точно же до детей, дёрнется, потом сразумеет, что напрасно), и медленно опустил лезвие аккурат до уровня колен. Раздалось звонкое «ой!» — и скандальная мамка появилась из воздуха вместе с дитём, держась за пораненную щёку. Голенькая, як в первый день творения. Казак накрыл её опанчой, и, приподняв за плечи, поставил на ноги.

— Всё обойдётся, — подморгнул он ей. И громко:

— Ну, пан комиссар, нема тут же нового. Только время теряем. Дайте мне его, — он кивнул на Трахен-Махена: — … в тюрьме, может, поопаснее вороги сидят, там пан лыцарь полезнее будет.

— В тюрьме? — переспросил Трахен-Махен.

— Потом расскажу, — ответил атаман, прибираючи шашку.

Марчантар подвигал своими зеркальными очками туда-сюда, снял их, вздохнул, убрал в карман, оттуда же достал другие, более привычные — со стеклами в толстой оправе:

— Ладно, наверное, в этом есть резон. Герр Махт, отпустите гражданку и её детей. И, правда, пока мы следуем бюрократическим протоколам враждебной нам Республики, враги опережают нас на несколько ходов…

…Поезд, опережая расписание, иглой прошил облака плотной, как вата, метели. Лобовое стекло на миг залепило, потом мгла дрогнула, подчиняясь теплу отопителя, и, сначала размытыми блёсками, а потом — точками, в кабину заглянули звёзды недоступного неба Цитадели…

Если бы там был хоть один корабль Тардеша!

Принцесса закрыла так предательски ярко вспыхнувшие глаза.

Не обязательно боевой — любой, чтобы на него можно было просто смотреть, и знать, что Он всегда рядом, следит за тобой, заботится, оберегает… Хотя и не всегда найдёт времени поговорить… Ведь она специально пошла на всё это, чтобы открыть небеса для его рукотворных звёзд!.. И всё-таки…

…Если б там был хоть один корабль Тардеша!

…В шлюз челнока впустили воздух, и сразу корабль будто ожил — послышались шумы работающих механизмов, разговоры и окрики ночной ангарной вахты, поспешившей на стыковку и обслуживание корабля. Усталый драгонарий прошел ангар насквозь, и сразу направился к лифту — хоть старшим офицерам флота и полагалось ходить по своим кораблям только пешком, но сегодня, он, честное слово, был уже не в состоянии следовать ещё одной глупой традиции. Наверное, так и начинается старость. Когда-то по трое суток мог стоять на ногах — а сегодня расклеился после одной вахты, проведённой в удобном кресле.

Лифт еле поднимался, нагруженный до предела набившимися в него телохранителями Тардеша — тот вздохнул — молчаливые предательские лица. Все до одного — стукачи Прибеша. Как ему сейчас не хватает дурака Боатенга с его дурацкими шуточками! Он решительно остановил кабину на палубе десанта, и приказал выметаться всем, кроме старшего. И так нервы на пределе. Только их не хватало…

В каюте адмирала стоял крепкий, но приятный запах Златы. Нага любила играть на чужих слабостях и никогда не забывала про духи, но слабое, как у всех змей, обоняние, иногда подводило юную модницу, и, старясь понравиться, она порой забывала про чувство меры. Так и сейчас — приятный, в общем-то, запах гвоздики, бил в нос скорее как какой-то репеллент, чем как аромат женщины.

Драгонарий без сил повалился на кровать (в присутствии змеи такое было дозволительно), и принялся лёжа воевать с завязками своего плаща.

«Не верь, что она ранена» — принял он уверенную телепатему.

— Что⁈

«Не верь никому, что она ранена» — и перед глазами сверкнул образ зелёноглазой демонессы. Тардеш отпустил ворот.

«Постой…» — в таких, дарованных ей от рожденья цветах, он не сразу и узнал принцессу.

«Я сейчас сделаю так, чтобы он ушел».

Остававшийся за дверьми тихий телохранитель вдруг шумно зачесался и забухал сапогами прочь. Драгонарий сел:

«Так. А теперь, давай всё по порядку…»

Нагайна рассыпанными кольцами лежала по другую сторону кровати и очень таинственно сверкала своими золотыми глазами.

«Просто — не верь — если скажут — что она — ранена»

— И с чего это до меня должна дойти такая информация⁈ — а в мыслях: «Да я скорей тебе не поверю, дорогуша».

— Тс-с, тихо! — «Я ловлю постоянные сигналы с линии фронта, где прямо-таки нарастает паника. Они ведь считают её своим талисманом, вроде как. Так что предупреждаю — если что услышишь — не верь. С ней всё в порядке».

«Так, что вы с ней натворили. Говори!»

— Не скажу, — «Это её тайна, не моя. Я просто остерегаю тебя от необдуманных поступков».

— Дорогая Злата, — Тардеш поднялся, наконец-то поворачиваясь к ней лицом: — Уж кому-кому, а мне известно, что никаких тайн ты не хранишь из принципа. Поэтому… — «Рассказывай!..»…

…Бэла вздрогнул, когда в рубку ввалился его ментор в расстёгнутом мундире и одном башмаке:

— Связь с землёй! Мигом!

— Есть, товарищ драгонарий!

Испуганное личико принцессы появилось на экране.

— Врёшь, не обманешь. Генерал Мацукава, я знаю про ваши трюки, давайте-ка без фокусов, общаться напрямую! Эй, Гришаттаха, слышишь, тебя раскусили, убирайся с канала!

Экран поморгал, и на нём появилось рябое лицо седовласого генерала:

— Приношу глубочайшие извинения господину драгонарию, что нам пришлось пойти на этот обман.

— Тебе-то нечего виниться. Давно она это задумала?

— Вся операция рассчитывалась как поддержка действий диверсионного отряда в тылу противника.

— Конечно же… Какой я дурак! — призрак с силой хлопнул себя по бедру: — Не надо было её звать на допросы с перебежчиком… Отряд — большой⁈

— Госпожа старшая колдунья их провожала. Спросите у неё, я не в курсе численности.

— Злата!!

— Их ровно дюжина, считая её саму и иудушку. Да не ерепенься ты так — по всем прогнозам именно она возьмёт эту крепость. Так что до этого момента ей ничего не угрожает… Я знаю.

Драгонарий с бешенством поглядел на свою лучшую подручную:

— До взятия⁈ А после⁈

— Не знаю, так далеко в будущее я не заглядывала.

— Когда она вернётся, я обязательно расскажу ей, как ты используешь чужую доверчивость! Генерал! Принимайте командование официально и сообщите всем войскам, что командующий стратиг — ваша принцесса, проводит спецоперацию внутри Цитадели. Где ваш начальник штаба⁈

— Господин Томинара сейчас руководит захватом первой стены и с ним возможна только голосовая связь.

— Вызывайте его, и пусть он мне доложит все детали операции… хотя нет — передачу могут и перехватить, отставить… Бэла весь флот на боевую орбиту, объединиться с ракетоносцами в бомбардировочный ордер, орудия к бою!

— Ментор, но это прямое нарушение приказа Сената!

— Я сказал — на боевую! Я не сказал, что отменяю приказ Сената. Команды передавать открытым текстом — пусть мятежники слышат! «Извергалю» — сбить спутники связи повстанцев! Связь по системе — орбитальным группировкам других планет доложить о готовности и возможности атаковать Коцит… Может, они достают там, где мы не можем… А ты! — Тардеш с яростью накинулся на нагу: — Пани Злата, немедленно на передовую, помогать наступающим!.. Связь с Кверкешем!..

…Поезд заметно сбавил ход. Над головой, по прозрачному потолку, пронеслись тени ажурных ферм — одна, друга, третья — и вот они уже под крытым небом вокзала энергоцентрали.

— К бою, — приказала принцесса, сама тоже зашнуровываясь.

— Не торопитесь. У нас ещё несколько минут до остановки.

— Они могут запрыгнуть и на ходу. Нам же это удалось⁈..

— Мы пришли с опережением графика. Они пока ещё сами не сообразили.

— За эти минуты, пока мы останавливаемся, я думаю, сообразят. Эй, вы, держитесь подальше от окон! Как выходить будем, есть идеи?

— Стрелку на другую платформу, — сказал Аравинда, поправляя путь на экране Даршани.

— Почему?

— Потому что у той они будут ждать. А так между нами будет три контактных рельса.

— Понятно. Готовь светомёт. Принцесса, если вы решите выпрыгивать в эту сторону — то ведь чертову уйму народа придётся положить!

— Не хотелось бы… а что с другой стороны?

— Подземный ход, но видите лучи с того перрона⁈

— Снайперы?

— Да. Они нас раньше увидят.

— Значит, надо загородиться от них. Видите тот состав на первой ветке? Передвинуть бы его дальше вдоль перрона…

— Это можно. Надо только стрелку перевести и подтолкнуть.

— Сможете отсюда?

— Нет, удалённо не получается — стрелку вручную придётся перекрывать. В кабине, наверное, машинист сидит — управление заблокировано.

— Понятно. Азер, Хасан, Ильхан, Афсане! Собирайтесь, настала ваша очередь паровозы водить. Объясните им, что и как, Брат Ковай, помогите открыть люк в полу.

Четыре тени — два ракшаса и два суккуба, спрыгнули на насыпь за идущим поездом, перекатились и залегли, пропуская перед собой вагоны.

— Шайтан! — выругался Хасан, когда последние колёса прогрохотали, и говорить стало возможно: — И нафиг я согласился⁈ Я-то думал, повеселюсь с Яваном, как прежде, а тут — «цаца-цаца», принцесса, «подай то, подай сё»! Я, понимаешь, её уважаю! (так как бывший золотарь в этот момент передвигался по-пластунски, его тирада, скорее всего, предназначалась гравию насыпи): — Но, понимаешь, мы же всё-таки, дружбаны. Кореша! А она меня — в упор не видит!

Азер повернула голову, но сдержала готовое слово, и вместо неё ответил Ильхан:

— А ты не думай. Тебя и взяли как раз потому, что тебя в упор не видно. В некоторых случаях это очень полезное умение, — они доползли до стрелок: — Дэвочки, у мэня крыльэв нэту, чтобы эту штуку дэргать, — перешел он на амальский со своим гортанным акцентом.