Броня Молчания

Ильхан

…Ильхана всё это бесило. Он, один из лучших янычар — лучший янычар! — должен терпеть нападки какого-то сброда, Иблис знает, кому поклоняющегося!

Конечно, его появление вызвало дикую радость среди этих урок. Длинные волосы, как он понял, ему специально не остригли, и он, зная, что подумают эти сыны собаки, сразу готов был всем доказывать обратное, но эти твари оказались хитрее.

Для начала, сами тюремщики, в насмешку, выкрасили его в желтый цвет. Лишь в тюрьме он понял, что это значит. Оказывается, вся табель о рангах в мире этих ублюдков распределена по цвету — от самых тёмных — авторитетов, черных — их прихвостней, до белых «опущенных». Ильхан, таким образом, оказался чуть выше дна.

Другие военнопленные его избегали — с башибузуками он сам не хотел знаться, а офицеры его чурались, как предателя, прислужника шайтанов. Это потом он заслужил их дружбу и уважение, к концу первой недели.

А в первый день его сначала облапали за столом, причём надзиратель орал на него «что пристаёшь», когда он пытался скинуть с себя липкие грабли, а ночью к нему залез какой-то потный и тяжелый тип. Ильхан, этому типу, недолго думая, ушиб голову, а потом оставил валяться за почему-то открытой дверью камеры. Но это только начало!

Днём, в бане, (ха, нашли, кого в душевую пускать! Половина этих дебилов такого чуда не видели — и использовали, как нечто среднее между базаром и отхожим местом), этот, ушибленный головой оказался «чёрным», и привёл с собой друзей, чтобы «проучить выскочку». Да они ещё и неверные оказались! Ну, Ильхан показал этим пожирателям свинины, что не зря в столице и армии уступают дорогу янычарам! Эх, видел бы его ага — генералом бы сделал! Как он их раскидал! «Ушибленного» после этого перекрасили в дерьмово-коричневый. (ну какой он убийца со сломанной рукой), а Ильхана вот в покое не оставили…

Он так и не понял, в чём дело — то ли месть, то ли злость, но вместо того, чтобы понять, что с янычаром лучше не связываться, эти овцелюбы только сменили способ издевательств.

Да он любого из этих придурков в два счёта уделает! Ладно, что худой — так в разведку ни толстых, ни амбалов не берут! Иногда ведь в такую дыру придётся залезть! Особенно у принцессы на службе, (он вообще удивлялся, как туда попал, например, этот монах — при её-то любви к лазанью по всяким щелочкам. Ну, он не спорил, что бывают всякие ситуации)… Пусть только нарвутся! Он готов.

Но эти перестали нарываться — словно враз поумнели. Теперь его достают другим — словами. Ну, что делать, если дают тарелку на раздаче и говорят: «Держи, собака». Один раз он по роже размазал, его на день в карцер посадили. Без еды. Ещё что придумают — возьмут, и как начнут про него рассказывать — что с ним любовь хороша, задница, да то, да сё — а эти после разборки начали говорить, что «от страстной любви». Дураки! Это бесило, как незнамо что… Терпел, чтобы не попасть в карцер — это означало запрет на наряды на кухню, и потерю связи с шайтанами, которые готовили побег, а эти неверные приняли доброту за слабость.

…Всё — сегодня он решил. Шайтанов выменяли. Побег сорвался. Значит — в иблисову задницу все правила. Он будет их убивать. А потом пусть что хотят, то и делают.

…Это Хасан настоял, чтобы пойти именно в корпус ракшасов. Спорили, и против больше всех была Афсане, но голодная принцесса и отсутствие оружия и сильной магии поставили точку в споре. Ну и было много других возражений. Во-первых, блок демонов лучше охранялся, и там было слишком много шлюзов на входе, из-за другой атмосферы — можно было там и застрять. Во-вторых — ракшасы шустрые, и их банально больше. И поднимут больше суматохи. А если учесть что многие из них владеют невидимостью — то последующая задача штурма блока демонов в разы облегчалась. Ну и последним аргументом послужило зрелище прогулки заключённых блока демонов — под куполом, в кандалах. Да, тут много не навоюешь.

Первый просчёт в новом плане они увидели, когда встретили первого заключённого — он был покрашен! Светло-коричневой краской, что полностью исключало применение маскировки.

Хасан — тот просто опешил. Проводил его взглядом, ладно, что не побежал расспрашивать.

Азер усмехнулась, и сказала: «Понятно».

— Что понятно?

— Дешево и сердито. И теперь от мимикрии не будет никакого толку, если не отмоем.

— Отмыть-то… После того, как отмоешься, невидимость не работает — после бани, например… А такое только в бане, наверное, и ототрётся…

— Раз они красят, у них должно быть, чем отмывать. Иначе бы сами все разноцветные ходили. Надо проверить охранников.

Охраны было много — их действительно ждали. Просто прячась, пройти не удалось — пришлось поработать ножом. Они изготовили и складировали в весьма интересных местах (типа вентиляционной системы или распределительных шкафов) где-то пять трупов, и только тогда пробрались на хозяйственный склад.

— Вон, смотри — показала суккуба ракшасу.

На стене висели правила обращения с невидимыми заключёнными. В картинках! Одетый в чёрную форму тюремщик наглядно показывал, как справиться с нарисованным пунктиром ракшасом. Сначала его надо было обрызгать краской, а потом ловить, или применять оружие. Для пущей наглядности так же присутствовали картинки, наглядно демонстрирующие, что ракшасы могут сделать с охранником при нарушении этих правил, на некоторые из которых Хасан, набрав слюны, просто плюнул:

— Не все мы такие!

— В том корпусе народ дисциплинированее сидит. Глядишь — и кандалы бы сняли как-нибудь, если бы знали про краску…

— Ничего вы не понимаете, девки, — сказал отошедший ракшас: — Главное — что руки свободны! — и выразительно шлёпнул сестрёнок по попкам: — Ханум сказала «здесь» — значит, здесь! Я когда в последний раз с ней спорил, два часа верхом на ёлке за свою глупость отдувался.

Азер вспомнила и прыснула.

— Да, и это ты должна была мне говорить. Ты же у нас командир! Так, ну и где этот растворитель⁈..

…Ильхан «забил стрелку» в бане, сказав это открытым текстом, прямо во время обеда. За это, он, правда, получил по мозгам от надзирателя, ну и пусть — зато теперь, когда он открыто заявил о своих намерениях, его, наконец-то, зауважали.

Первым делом — полезли советчики. Этого шайтанова семени, и так, как считал Ильхан, слишком много на свете развелось, а теперь они буквально сворачивали шею, чтобы как-то выпендриться. Столько советов на тему: «как убить живого бандюгана», он не слышал за всю жизнь. Ну и шайтан с ними. Чем бы дитё не тешилось.

Надзиратели каждые пятнадцать минут проходили мимо решеток, и, зыркая глазами, зычно бросали что-нибудь этакое, на тему: «Вот как посажу вас всех, драчуны, в карцер!». Опытные товарищи говорили на это, что если надо бы было — сразу бы посадили, без поводов. Стукачи доносили, что тюремщики тоже заключают пари на него.

…В баню его провожали с эскортом. Конечно, это не соревнование — тут и свинчатку, и заточку и осколок стекла умный мог пронести, но, так как драка обрела чуть ли не официальный статус, то другие зеки проследили, чтобы никто не протащил что-нибудь посерьёзнее.

А у Ильхана была тактика одна — он так и сказал своим:

— Следите, чтобы за моей спиной всегда был свободный проход.

— Зачем?

— Надо. Под руку не суйтесь.

Они вошли в предбанник. Короткий коридор за раздевалкой очень неудобно изгибался в последней трети — янычар отметил про себя, что надо это учесть.

Конечно же, они опять придумали, как над ним поиздеваться — на его стороне, среди болельщиков стояли одни белые, и другие «светленькие». Все вскинули руки и закричали при его появлении. Одновременно из кружка «темных» от другой стены вышел его противник. Здоров, ничего не скажешь. Ничего и не таких обламывали.

Из толпы к нему протянулась белесая рука:

— Побейте его! Мы все на вас надеемся, Я — слабый, я не мог ничего сделать… — тщедушный и хлипкий подросток говорил сбивчиво, словно волнуясь: — Но вы-то, вы-то можете! Вы — наша надежда, дайте пожать вашу руку!

Ильхан брезгливо отстранился от руки «опущенного», и постарался, чтобы никто из них к нему не прикасался. Авторитеты загнали на его сторону своих «шестёрок» и любовников — надо было держать ухо востро. От этих станет вонзить заточку в спину — и авторитеты невиноваты. Хитро придумали гады. Так даже если он победит, пойдёт слух, что ради опущенных старался, чтобы с ними быть, а значит, сам такой и есть…

— Готов? — спросил он у противника, развязывая набедренную повязку. Тот, усмехнувшись, вышел вперёд, снял набедренную повязку, демонстрируя огромный член, и помочился, попытавшись попасть по ногам Ильхана. «Будет скользкий пол», — подумал янычар, и, бросив свою повязку ему в глаза, атаковал верхотурой черепа…

…Хасан продрог на сквозняках, и теперь прыгал, обхватив себя руками.

— Что, замёрз⁈ — участливо, не без издёвки, спросила Азер.

— Спрашиваешь! Их, и за что вы меня так не любите!!

— Полюбим-полюбим! Ты же сам вызвался в разведку!

— Вызвался-то, я вызывался, только… брр! О, Шайтан, ладно, пошли, на ходу согреюсь…

Они сняли где-то пять постов, прежде чем ракшас опять спросил:

— Нет, всё-таки, почему вы меня не любите…

— Мы-то, не любим? — возмутилась Афсане.

— А мы что тебе, ноги целовать должны, что ли⁈

— Да нет, не в том смысле… Нет, ну в самом деле… вы ко мне как к грязи относитесь — согласен, золотарь я, да и в начале от меня было мало толку, но теперь-то ничего такого не делаю!

— А может, нам неприятно смотреть, как ты бегаешь, тут причиндалами трясёшь! — ухмыльнулась старшая из сестёр.

— Говорят, в Раю жены на развод подают, едва мужицкие причиндалы увидят, — подлила масла в огонь принцесса.

— Да вы сами только их с меня и требуете!

— А если честно, грубый ты, неотёсанный, — закончила мысль Азер: — Тебе говоришь одно, а слышишь в ответ какую-то ерунду.

— Ну, знаете! Причиндалы им не нравятся! А как я в невидимость уйду, одетый-то! Конечно, сам я этого… не дай бог, какой красавец без штанов-то… а сами-то! Вас ведь хлебом не корми, дай голой задницей или сиськой повертеть! Правда… ну да, правильно вы голые, и я голый — это совсем разные вещи, если по справедливости-то…

— Слушай, перестань! — наморщив чистый лобик, потребовала Афсане: — Никто тебя не просит в этом разбираться. Надоел. А если так свербит — как выберемся, разденусь перед тобой под музыку, и встану во всех позах, какие пожелаешь, чтобы на всю жизнь выглядел, где и как что у нас, баб, устроено!

— Да больно надо! Знаю я, как дырки у вас устроены! И на вид и на ощупь… и даже на нюх и вкус… Своему Сакагучи показывайся! Я просто… справедливости хотел, вот что…

— Просто ты заскучал, — отрезала Азер: — Так, войдём сверху. Надо ключей собрать, так их прямо в толпу и кинем. Афсане — увидишь что-то подозрительное — не жалей патронов. Тут друзей нет…

Хасан чуть поотстав спросил у принцессы:

— Ханум, а если… ну в Раю, как увидят ну… «хозяйство» — сразу развод, то, как они детей делают? Или сразу после свадьбы расходятся?

— Они этим в темноте занимаются. На ощупь.

— В темноте? Так ведь видно же…

Кадомацу ещё сильнее рассмеялась — точно, ведь ракшасы отлично видят ночью. Неудивительно, что райские обычаи им кажутся странными…

…Ильхан пропустил удар по почкам, но ответил хлестким пинком по локтевому нервному узлу. Потом нырнул под неуклюжий хук, и подсечкой сбил эту тушу на пол, прямо в лужу его собственной мочи. Матерясь, противник согнулся и покатился по полу, размазывая по себе собственные нечистоты — оказывается, он упал на собственное, эбеново-чёрное мужское достоинство и сломал его. Это не остановило бой, «черные» выставили другого, кулачника. Ильхан усмехнулся, и, обменявшись парой ударов, стал серьёзнее — что-что, а драться тут умели, и янычар переместился, как задумывалось, к подготовленному друзьями проходу.

Уголовник пошел в наступление. В чём надо отдать должное — новый противник хорошо умел бить в голову — быстро, резко, без замаха и сильно, Попади под такой удар кто из хлипких, а не янычар, избиваемый с детства для закалки тела, тот бы давно лежал в отключке. Но цель-то ведь одна — голова. Ею очень легко уворачиваться.

Ильхан ждал его коронного прямого, отступая и спокойно пропуская его пинки по рёбрам, тем более что бить ногами тот не умел — так, баловался, не умея поднять ногу выше пояса, и сильно отклоняясь, чтобы достать выше. Но вот, он, наконец, понял, что Ильхан открыт, по пижонски отвёл взгляд в сторону (будто есть кого бить кроме него), и ударил. Метил в челюсть — янычар же, неожиданно прогнувшись на зависть акробатам, руку перехватил, и, развернув, бросил «чёрного» в толпу «белых». Не отпуская руки, вывернул её, заставил его подскочить — и подставил на пути его кадыка ребро своей ладони. Противник закашлялся, упал — янычар подал ему руку, как для помощи — и красиво перебросил через себя, на уложенный кафелем пол, в лужу нечистот его предшественника! Пока тот вставал — ногами по голове, по ушам, прямой рукой в корпус — да такой силы, что амбал вылетел в коридор, и ударился об стену того неудобного поворота, который Ильхан приметил загодя. Недолго думая, не давая опомниться — прыжок следом, руками за притолоку, обеими ногами в морду — и враг снова сбрякал затылком о каменную стену. После ещё одного пропущенного удара тот сам понял, что ему здесь каюк, и побежал в общий коридор.

Ильхан перевёл дух. Одного он унизил, второго отлупил, теперь оставалось главное — добить. Он кинулся вслед за убегающим, а вслед ему двумя толпами уже выбегали зеваки…

…Мацуко оторвала полосу из своих одежд, и одним куском замотала руку, придав её подобие боевой перчатки, а другим — перетянула грудь, придав своей фигуре прямо-таки устрашающую стройность.

Пистолет Афсане был слишком громким, а самодельный лук Гюльдан не удовлетворял её саму точностью — да и прочность была на пределе. Лучница сказала, что её хватит выстрелов на двадцать, потом всё. Примерно столько же патронов было у Афсане и Хасана на двоих. Следовало разжиться боеприпасами, и успеть предупредить остальных о переводе демонов.

Длинных стрел суккуба изготовила всего шесть — только они были способны лететь достаточно далеко и поражать с силой, необходимой для убийства. Остальные были короткие, для тихой стрельбы и опасные только вблизи при точном попадании. К счастью, пока что не возникала необходимость в дальней и частой стрельбе — всегда можно было убрать цель в рукопашной.

Пищеблок они взяли без шума. Гюльдан через замочную скважину подстрелила двух охранников за дверью, потом дьяволица вышибла эту дверь, и быстро разобрались с поварами. Кажется, охрана тюрьмы даже и в мыслях не имела варианта, что штурм начнётся с кухни, поэтому им удалось не поднять тревоги. Это потом, когда она зазвучала, им пришлось несладко…

А пока, пользуясь свободными минутками, принцесса, не стесняясь, набивала приготовленные емкости варёным рисом и всеми гарнирами, какие попадались под руки.

— Ты поешь, я посторожу⁈ — предложила Гюльдан.

— Сначала повоюем. А то на сытый желудок не выйдет… — и вот тут раздалась тревога…

…Ильхан в прыжке нагнал врага, попал в плечо — удар соскользнул. Тот, теряя равновесие, всё же не упал, а развернулся и ответил — сшиб Ильхана на землю. И по рёбрам, почкам, метя в голову, между ног, живот — ногами. Янычар его и с земли достал — зацепом бросил на пол — аж полетела пыль, вскочил, прыгнул на спину, и с силой головой об землю, об землю!

Его схватили со спины и оттащили. Справа отчетливо воняло мочой — это был тот, первый, со сломанным членом. Янычар демонстративно поморщился, отстраняясь, тот сильнее навалился, прижимая свою вонючую рожу к его уху. Тем временем любитель свинины неторопливо поднялся, отряхнулся, и, взяв у подбежавшей «шестёрки» нож, картинно пошел его резать. Ильхан как следует харкнул ему в зенки, и пока тот промаргивался, воспользовался движением вонючего, отшатнулся сильнее назад, и со всей силой звезданул державших его лбами. Потом — схватив голову вонючку в охапку,перебросил его на левого со страшным грохотом, да и ещё повернув напоследок эту голову оборота на четыре вокруг шеи.

— Мочи его! — на грани паники вскричал «чёрный», и довольно-таки неумело ткнул ножом — Ильхан даже не увернулся, взмахнул рукой — и оружие куда-то улетело, аж на второй ярус, (хороший приём. Принцесса научила. Хотя жаль нож — ему бы он пригодился), а потом — с размаху ногой по уху, дальше развернулся — и лягнул другой прямо в харю…

…Хасан осторожно прокрался по третьему ярусу тюремного блока мимо неожиданно пустых клеток, выбирая себе удобную позицию. Вот, хорошо. И как раз внизу нож воткнулся.

— Надо бы ему помочь, — сомневающимся голосом заметила Азер.

— Тихо-тихо! Ты что! Такая драка — а ты хочешь весь кайф сломать? Не мешай — влезем, когда надо будет.

— Смотри, чтоб не убили в «этом кайфе»…

…Враг янычара стукнулся ещё и об столб под ярусом, не отключился, а как в дыму пьяный упал на колени и заползал на карачках, ловя воздух ртом. Ильхану под ноги сунулся тот «шестёрка» что подал нож — с каким наслаждением он выдернул его с пола за шею, подбросил в воздух, перехватил за ноги, и разбил к шайтану череп об опорный столб. Ошмётки черепа и мозгов брызнули на толпу «белых» и мгновенно стало тихо.

— Мочи его! Все! — заорал «чёрный». И кто-то послушался…

Сбоку мелькнула рука — он отбил её жестко так, что сломалась кость — зажатая в кулаке свинчатка попала кому-то в толпе, и с матерной руганью кто-то кинулся на помощь Ильхану — запинывать лежащих.

Его толкнули в спину — перед глазами сверкнула заточенная монета, Ильхан, не глядя, пнул гада в грудь и прыгнул. «Черный» заметил, и тоже прыгнул навстречу, но янычар оказался выше и сбил его, пролетая до второго яруса — не допрыгнув до перил, повис, уцепившись за край площадки.

Кто-то попытался наступить ему на пальцы — не разбираясь, Ильхан скинул того головой вниз. Потом подтянулся, огляделся, и, увидев, что поединщик ещё жив, сиганул ему на голову…

…Хасан свесился с краю, зацепившись босой ногой за стойку перил, вытянул пальцы, и ухватил нож. Вот как надо. Не только суккубы умеют вверх тормашками ползать.

— На! — кинул он заточку Афсане: — Тебе с таким удобнее будет. Дай мне свой, большой…

…Ильхан хорошо попал по тому с прыжка — не будь овцелюб такой здоровенный, он бы уже концы отдал. А так — ничего, устоял, только раскрылся, и уж янычар-то не пожалел — со всей силы вломил везде, куда смог.

Добить не дали — отвлекли. Навалились с боков и спереди. Он их отбрасывал, простыми захватами, не тратя даже ударов, но их было просто много, так что противник успел оклематься.

Ильхан удивился — как это у него ещё хватило сил на прыжок? И, тем не менее, тот прыгнул. Янычар без разбега прыгнул выше, перепрыгнул, и приземлился за его спиной.

Вокруг них снова начало образовываться кольцо не врагов, а зрителей. Не так быстро, как хотелось бы.

…Ильхан успел заметить знак, поданный «чёрным» — его тут же схватили, заломив руки за спину. На этот раз держал один — но здоровый. Как жаль, что он не запоминал имена этих мразей! Янычар рванулся из захвата — не помогло. С силой пнул по колену — эта туша вряд ли поморщилась. Упором в него ногами и лопатками изогнулся дугой, чтобы хоть захват ослабить — а тот вдруг крикнул от боли и уронил его.

Ильхан грохнулся об пол, и пока оклевывался, рядом с ним упал тот бугай, с перерезанной глоткой. «У него нож!» — кто-то закричал в толпе (ага, а когда сыны собаки и осла вытаскивали свои, никто не орал), и пока он поднимался, ещё двое или трое смельчаков свалились, порезанные точно так же.

Янычар проморгался не спеша, ударом головы встретил какого-то ретивого, потом — подсечкой сбил наземь своего «чёрного», и только тогда полюбопытствовал, кто его новый союзник…

— Почему ты не стреляешь? — спросила Азер Афсане.

— Выстрелы отвлекут и их. А вокруг толпа идиотов. Я не хочу, чтобы это вышло боком и нашим мужчинам.

…Невидимость на нём сидела неплохо — он даже успевал, когда стоял, передать движущиеся предметы, а вот техника немножко хромала. Его усилиями и друзей-офицеров толпа отхлынула — ладно, когда драка, просто носы расквасят, а тут убивают, на самом деле! И вот тогда незнакомец остановился и вышел из невидимости.

— Хасан!

— Вовремя я, да? На, давай, держи, мы с ханум тебя вызволять пришли! — и сунул ему в руки нож.

Ильхан взвесил на руке оружие, и, недолго думая, зарезал валявшегося на полу «чёрного», потом выпрямился, огляделся, нашел рожи знакомых гадин, и с холодной решимостью, подойдя быстрым шагом, стал выпускать кишки их ненавистных животов. Ещё одного! И ещё! Увидел у кого-то эрегированный член — не раздумывая, рубанул по нему и всадил нож в задний проход следующему. «Белые» завизжали по-бабски, одному он маханул в лицо кровавой пятернёй — чтоб не мешался. И ещё раз, и ещё… от янычара не убежишь! Хасан схватил его за плечо:

— Стой! Ты что делаешь!

— Они сыны собак и овцелюбы! Их надо всех убить! Неверных! Всех! — на глаза янычара навернулись слёзы.

— Тихо… Ну что ты?.. — и в этот момент раздались сигналы тревоги. Хасан отпустил плечи Ильхана, и, подняв над головой брошенный сверху автомат, дал очередь и крикнул, перекрывая ревуны: — Слушайте все! Мы представляем армию ханум-паши! Кто знает её, представлять не надо, кто не знает — пожалеют, что не знали! Мы пришли освободить вас всех («белые», дрожа, с ужасом оглядывались то на Хасана, то на кровавую просеку, прорубленную Ильханом): — Если кто хочет на волю — присоединяйтесь к нам, ну а кто не хочет — пусть делает что хочет, только не стоит у нас на дороге!

Двери затрещали под натиском стражников снаружи.

— А вот теперь — мой ход, — сказала Афсане, и, приложив кобуру-приклад к тоненькому плечику, выстрелила…