Броня Молчания

Победа

…Гюльдан похоронили на поверхности. Как сокрушалась Зия — здесь не было Башен Молчания, поэтому правоверных огнепоклонников закапывали в землю, а не отдавали в пищу собакам. Да и здешние собаки, наверное, отравились бы маленьким суккубом.

Был вариант — отвезти на бесцветную Яншишму, где зиккураты были, или на Даэну, как предлагала сама принцесса — но сёстры решительно воспротивились. Гюльдан должна была лежать там, где погибла.

Кладбище для убитых при штурме располагалось над столицей. Тардеш не страдал злопамятностью, и с лёгкостью разрешил хоронить там и повстанцев и карателей — чем завоевал безграничное уважение побеждённых. Дочь Императора толка в этой политике не понимала.

Призраки и люди своих сжигали, только люди развеивали пепел по ветру, а призраки — укладывали в маленькую урну, для которых возводили специальную гробницу и алтарь (зная о неверии призраков в загробную жизнь, Мацуко была очень удивлена и очарована этой деталью). Наги и ракшасы своих закапывали — наги — в простую нору, ракшасы-мусульмане — в яму с боковым ходом. Бхуты подвешивали своих мертвецов в клетках

Для Гюльдан сделали могилку в самом конце кладбища, на склоне холма, где обещали установить монумент всем павшим. Могилу выкопали боевой колесницей, на плиту пошел запасной фрагмент облицовки со дворца Шульгена (повстанческий инженер за ночь с Зией сделал и надпись и напутственные слова — и обещал тысячу лет сохранности), а на памятник — шемширы Ануш. Азер сказала: «Они никому из нас не принесли удачи. Так пусть и останутся на память Гюльдан». Тот инженер впаял их в плиту за пять минут, не переставая удивляться прочности и хорошему качеству изделия Даэнских Мастеров.

…А на дворе была весна!

Дома была четвёртая луна — «месяц цветения сакуры», здесь, по погоде, скорей была третья, как в столице, да и у Тардеша на родине тоже третий месяц заканчивался. Редко бывают такие совпадения…

…Они шли по талым лужам, и те исчезали у них под ногами. Прощаться пришли все — даже Такахаши, которому врачи запретили вставать с постели. Тардеш, в парадном мундире, снял шлем с высоким гребнем. Вынесли завёрнутое в белый саван тело младшей сестры Азер и Афсане. Они сами неплохо держались. Девочки Зии приволокли просто кучу цветов. Афсане стала помогать их выкладывать.

В сверкающих доспехах, с белыми, траурными лентами на руках и плечах, подошел принц Стхан.

— А они не очень-то церемонятся с телом, — заметил человек.

— Мертвечина — оскверняет, — пояснила женщина-демон.

— Простите⁈

— Им нельзя прикасаться к мёртвому телу. Потом не отмоешься. Поэтому они ещё и не знают, как вести себя на похоронах… И тело им принесли и положили в могилу друзья — сами они, до последнего к ней не притронутся.

— А… понятно… обычаи… Тяжело им, наверное.

Демонесса искоса посмотрела на человека. Сквозь прозрачный колпак шлема его голубые глаза блистали прежней, непередаваемой наивностью.

— У нас тоже прикосновение к мертвецу считается скверной. И потом несколько дней нельзя выходить и ни с кем разговаривать. Я про это уже позабыла… — она вздохнула: — А вот девчонкам удалось остаться принципиальными…

— Вам тоже, — по-детски улыбнулся человек: — Извините, что не получилось с мечом.

Кадомацу удивлённо взглянула на него.

…Это Сакагучи придумал восстановить «Сосновую Ветку». Это этот педант, с истинно сакагучевской скрупулезностью, обыскал все этажи шахты во дворце Шульгена, и собрал все три обломка меча. Бедняга — он хотел сделать сюрприз для принцессы, но — стоило его впрямую спросить, что он делает, как он сам же и проболтался! Огорчение на его лице было нарисовано непередаваемое.

Девчонки помогли ему, отвлёкшись от неприятных им хлопот по похоронам. Мацуко озаботилась поискать кузнеца — армейским ремесленникам работа Кена Нариты была не по плечу даже в фантазиях, и точно стала бы последней фантазией, если бы Император узнал, что они только прикоснулись к такому редкому мечу.

Принц Стхан четверть часа вспоминал кто такой «кузнец», чем несказанно насмешил маленькую принцессу. Как оказалось, холодное оружие и даже подковка коней в обычаях людей делается с таким количеством механических и электрических устройств, что об ударах молотом по наковальне даже не помнят. Обычные же кузнецы в понимании демонов работали у людей на их родной планете и в походы их не брали. Ну, это понятно — Кен Нарита один на всю Империю, почему в других местах должно быть иначе⁈ Но люди обещали подумать, принцесса направила им в помощь лучших из своих кузнецов. Совещание продолжалось целый день, но так никто и не решился взяться за восстановление клинка. Низко кланяясь и извиняясь, на каждом слове, они вернули обломки, сказав, что тут нужно решение сына мастера — быть может, ему будет по силам повторить шедевр. А здесь даже не было горна, способного размягчить металл меча принцессы…

…А Тардеш сказал, что он вообще не знает такого слова — «кузнец»…

… — Нет, что вы, — ответила принцу Метеа: — Меня это нисколько не расстроило. Я уже привыкла, — она пожала плечами: — Это больше к Сакагучи — это он мне хотел приятное сделать, — и улыбнулась принцу.

Стхан ответил улыбкой и лёгким поклоном.

Предмет их обсуждения (не меч, а Сакагучи), сейчас стоял рядом с Тардешем, и что-то выяснял, спрашивая. Саму принцессу охраняли Пак и Наора. По прозрачному лицу призрака было ничего непонятно, хотя отвечал он резко, а по непрозрачному лицу хатамото можно было узнать ещё меньше. Хотя, оранжевая половина иногда вспыхивала краской. Наконец, он поклонился и поспешил к хозяйке.

— О чём был спор? — негромко спросила Мацуко.

— Я опять сказал ему, что это нечестно.

— Слушай, я как твоя госпожа, приказываю тебе перестать! — в её голосе мамины нотки, она с трудом удержалась, чтобы не накричать: — «Это», решение было принято мной — лично, добровольно, и в согласии с моим отцом! «Это» — часть договора между Императором и Республикой, и я бы предпочла думать о том, как его надлежаще выполнить, а не нарушить!

— Простите, Ваше Высочество. Простите, что неразумный солдафон сунул свой нос в государственные дела.

— Ты становишься чрезмерно дерзок, — она, вместо того, чтобы отвернуться, глянула на него — и не выдержала: — Впрочем… прости… Слишком многое усложнилось после победы, и… Поверь, меня от этого не надо спасать — я сама рада…

— Ещё раз извините, Ваше Высочество… Просто, как ваш телохранитель, я считаю свою работу неудавшейся, если, в конце концов, вы не оказались в безопасности.

— Не бойся. Я возьму туда Ануш… то есть Азер и Афсане…

…Победа действительно слишком многое усложнила. Прежде всего Метеа поняла, как она не любит войну — и как она любит Тардеша.

Они где-то полтора дня сидели с Шульгеном во дворце, ожидая, пока до них доберутся передовые части. О капитуляции, естественно, было объявлено по всем фронтам, но не все поверили в неё, а из тех, кто поверил, не все согласились. Одним из таки упрямцев оказался как раз командир столичного направления. Справиться с ним удалось только после того, как наладили связь, и Метеа, пользуясь своими новыми полномочиями, бросила на непокорного бывшие повстанческие части.

…Потом, когда повстанцев разоружили и развезли по дальним лагерям и тюрьмам — в бывшую столицу Шульгена приехал Тардеш. Боги, Кадомацу сама не знала, что будет так рада увидеть его, поговорить с ним! Он потом сам жалел, что начал с официальной части — как говорил: «Надо было сначала нормально встретиться, выяснить всё, а уже потом церемонии устраивать»…

На церемонии Её Высочество торжественно передала ему права наместника, полученные от Шульгена (и самого Шульгена тоже), а вот от командования повстанческой армией он отказался, оставив её принцессе (как оказалось для него это риск — одним росчерком пера могут приписать к мятежникам). Поэтому Революционную Армию включили в Первый Туземный корпус, оформив как Гайцонскую Добровольческую Бригаду. Солдаты и командиры не возражали — только очень просили вернуть в строй тех, кто оказался в плену.

… — Вы уже дважды приносите мне победу, госпожа ведьма, — сказал он, когда им выдался час побыть наедине.

— Я не считаю это своей большой заслугой, господин драгонарий. По-моему, цена всех побед, добытых мною, уравновешивается ценой связанных со мной хлопот.

Тардеш усмехнулся.

Они гуляли по Нижним Паркам — одним из немногих садов столицы уцелевших во время штурма. Кстати, где-то рядом было то место, куда телепортировался маг — Мацуко старательно отворачивала оттуда, потому что… Ну не нужно было тех воспоминаний.

— Нет, вы продемонстрировали куда больший военный талант, чем ваш брат… честно… — продолжал выговаривать длинные и неудобные слова официальных комплиментов Тардеш: — Впрочем, и ваш брат очень высоко отзывался о ваших способностях.

— У моего брата и отца были свои задачи в войне, у меня — свои. К тому же, — она подняла свои серые глаза: — Братья всегда перехваливают сестрёнок.

…Замер, дрожа между ними, этот тонкий миг молчания. Мацуко остановилась, изо всех сил держась за него — как редко любимым выдаются такие минуты, когда не нужно никаких лишних слов, когда всё ясно, когда можно просто любить. «Если ему я нужна как полководец… что ж, пусть так и будет. Я согласна».

Тардеш тоже молчал, ожидая, когда она заговорит. Какое-то очарование летало в воздухе, несмотря на то, что к этой девушке нельзя было даже прикоснуться. Он внезапно понял, почему с ней так хорошо — с ней хорошо даже молчать, и молчишь ты не только потому, что не знаешь, что сказать, а потому, что и не надо ничего говорить.

— Да, кстати, — сказал он, и хрустальные чертоги тишины рухнули, дробясь осколками на слова: — О вашем брате. Вам полностью известен текст договора между Республикой и вашей страной⁈

Демонесса немного неестественно выдержала паузу для ответа:

— Да.

— Вы знаете, что он должен быть отправиться на Амаль заложником?

Мацуко отвернулась:

— Мама неподражаема, — сказала она вслух.

— Простите⁈

— Да, знала. Вы тоже знаете, что отец перехитрил вас — с моей помощью, хоть и против моей воли.

— Да, наследником оказались вы, а не он. Будь он жив, сейчас бы Республика попала в забавную историю.

— Но он мёртв. Ближе к делу, господин драгонарий. Вы хотите взять меня вместо него — я согласна.

Тардеш удивился:

— Вы так легко решились⁈

Девушка опустила глаза:

— Мои чувства к вам давно уже не секрет никому в армии. Господин драгонарий, я счастлива, уже потому, что могу отправиться на одну планету с вами — да, я тоже думаю, что это глупо и у меня никогда не будет шанса даже прикоснуться к вам… Простите за признание. Я должна была вести себя более сдержанно.

— Это вы меня извините. Я иногда разговариваю с вами как последний осёл.

— Неправда!

— Правда. Ну, а что же сказал вам отец⁈

— Он не спорит. Политически от такой замены не будет никаких изменений — ведь формально-то, наследник престола не я, а мой старший сын.

— Хм… А я доложил Сенату, что вы… Ладно, в знак уважения к вам, я сохраню это в секрете. Вам надо ненадолго завернуть домой⁈

— Почему⁈ Нет.

— А как же ваш жених⁈

Она рассмеялась:

— А я уже забыла про него! Нет, с ним всё закончено — он принял мой побег за интригу, и сбежал, опозорив и своё имя и своего отца. И его семья тоже теперь против свадьбы, но по-своему. Я даже не знаю, жив ли он ещё. Так что теперь у меня нет жениха.

— Да, — сочувственно кивнул драгонарий: — Ну, по краткому общению с ним, мне он не показался таки уж исчадием ада. Просто, зацикленный на каких-то своих идеях…

— Он убил мою подругу, когда бежал из дворца, — холодно перебила его девушка.

— Простите. Я не знал. Вам тяжелы воспоминания о нём?

— Нет, — покачала головой зелёноглазая демонесса: — Он не стоит их.

— Значит, не хотите залететь домой⁈

— Нет. Из охраны я возьму девочек — а они и так со мной. Служанок и всё необходимое мне пришлют прямо на Амаль — так короче. О том, как передавать командование, я решу после похорон.

— Ладно, значит, ещё раз поговорим после похорон…

…И вот, они заканчивались, эти похороны… Первыми ушли девочки — для них сама мысль находиться в месте, оскверненном таким количеством закопанной мертвечины, была невыносима. Потом ушли гости — те, кто приходил сюда только из уважения к Мацуко. Потом, прощаясь, уходили друзья — их, у общительной Гюльдан было много, гораздо больше, чем пришло — раздолбайка так же легко, как знакомилась, так же легко и забывала знакомства. Один разведчик из колесничих Стхана плакал так, что пришлось уводить. Ильхан, с которым она была ближе всех, держался молодцом, ну, этот как Сакагучи — никогда не знаешь, что у него внутри. Принцесса подошла последней. Друзья и охрана терпеливо ждали на почтительном расстоянии.

«Гюльдан, дочь Ахтар, дочери Азер, дочери Ануш, дочери Гюльдан — последняя жертва войны».

Неправда. Привратник, кстати, похороненный тоже здесь — у ворот кладбища, умер позже. И миллионы повстанцев, легионеров, её солдат, занесённых ветром войны в подземные тоннели городов этой холодной планеты. Да и где его найдёшь сейчас — последнего⁈ Поэтому и было решено воздать особые почести самой юной, самой красивой, и самой известной из жертв.

«И самой лишней…» — про себя добавила Кадомацу. Уж её-то она могла спасти. Просто приказать ей не вмешиваться. Или, зная её характер — вернуть к Азер. Ведь сразу поняла, когда увидела Привратника — всё решится в поединке. Всякий, кто встал бы между ней и ракшасом — умер.

«Что же у меня за судьба такая?..» — с горечью подумала принцесса, и эти слова показались ей удивительно знакомыми: «Едва я что-то меняю в своей жизни, я теряю одну подругу за другой. Сбежала на войну — Ануш, победила в войне — Гюльдан… Теперь мне страшно… Будь так добра, не зови своих сестёр — у меня и так мало подруг осталось. Я же, клянусь, не давать больше повода… Покойся с миром, Гюльдан — больше я не собираюсь ничего менять…».

Она повернулась и ушла. Маленькое, но злое солнце Шульгена, цепляясь зубами за жидкие тучи, ползло за горизонт. Тень сложенных крыльев демонессы долго-долго тянулась по аллее между могил, а на оставленный всеми монумент уже падали первые снежинки. Или последние — ведь шла весна. Был день рождения Гюльдан…