Броня Молчания

Рейд

…Над городом сгущались сумерки. Рейд Её Высочества с сотней мечников по тылам, получился удачным — они вырезали почти всех магов. Ну, не обошлось без происшествий — одна из точек — на диспетчерской башне аэродрома, имела отличный обзор на отходящие войска и открытые «связки» — а, учитывая дальнобойность луков Края Последнего Рассвета, что ещё было надо? Вот теперь врагу приходилось отступать не по безопасным «небесным путям», а продираясь через холмы и лес, преследуемыеизобретательным Томинарой. А ещё предстоял великолепно спланированный выход принцессы.

Сейчас она сидела в одном кимоно в выделенной ей комнате наверху небоскрёба, и смотрела сквозь разбитые окна на заходящее светило. «Гудеша» — так ведь называют эту звезду? Внизу принимал поздравления Брат Ковай — да, он действительно показал себя сегодня героем… Говорили, что это он придумал войти через борт, вернее сквозь борт, рассказывали как он одним ударом вышибал задраенные двери… Короче — вот он, корабль, лежит в порту, уткнувшись носом в дно, а кормой в небо — впечатление, не полусотня монахов там побывала, а как минимум — залп артиллерийской батареи.

Мацуко покрепче запахнула разошедшиеся полы халата, и обняла себя крыльями. Сна не было ни в одном глазу. Да и зачем сон, когда осталось совсем-совсем немного до полного заката… а тогда и дело делать пора. Сёстры Ануш, кстати, бессовестно дрыхли — ну, им-то легче, их организм живёт по другому времени, да и не так требователен к состоянию мыслей, чтобы восполнять свои физиологические потребности… Азер, правда и пыталась отказаться и бодрствовать, но её хозяйка прямо приказала отдыхать, а не спорить. Что интересно — символы соблазна и искушений, адские гурии — суккубы, на поверку, сами не могли устоять перед этими самыми соблазнами… Что сон, что любовные утехи, что сладости… Один бродячий проповедник как-то пытался спорить с Сэнсеем — насчёт того, что, мол, в аду есть всё то же, что в раю, даже вон, свои апсары, тогда какое же это наказание? Но вот, глядя на суккуб, возникала такая мысль — а если это не для тех, кого они соблазняют, а для самих них, для душ подруг, воплотившихся в телах суккуб, наказание? Ведь, по сути дела, действительно надо очень сильно согрешить, чтобы заработать воплощение в теле, столь ненастно требующем постоянной смены мужчин — каких угодно… и предательства любви…

…Заря почти вся свернулась за западный горизонт, который был на самом деле восточным. Диззамаль вращался в обратную сторону, но призраки, схитрив, переименовали на картах Север и Юг — и стало всё, как следует, и внизу всё так же неумолчным гулом двигалась армия. Поздравления Коваю поутихли — наверное, тоже завалились спать, а у дверей кто-то стал на страже снаружи. Нет, по звуку дыхания она ещё не умела их различать…

Мимо окон, мягко шелестя крыльями, пролетела сотня лучников. Они вроде и старались не заглядываться, но пара бедолаг, не удержались и повернули голову. Сотник рыкнул шепотом, Метеа их пожалела — трудно было удержаться, зная что, может быть, увидишь дочь Императора…

Странно, дома, за Девятивратной Оградой, она вовсе не считалась такой уж красавицей — входила в первую сотню признанных придворных прелестниц, да и то еле-еле, в последний десяток в конце. Настоящими красавицами, например, были обе императрицы, её мать и мать Мамору, её старшая сестра — Принцесса-Жрица, Весёлый Брод вообще можно было считать прекраснейшей женщиной Империи. Кадомацу думала, что её в списки идеалов вообще записали только за происхождение. С пятнадцати лет она была редкой гостьей при дворе своего отца, переживая за незаслуженные опалы своих подруг и паломничая то по монастырям, то ночуя в дальних гарнизонах… Её любили маленькую — как милую бунтарку с характером, гнев которой только умилял взрослых, а непослушание вознаграждали сладостями. Но когда маленькая бунтарка выросла и стала защищать друзей, споря с самим Императором — это перестало нравиться. Уехала-то она сама, но была уверена, что весь Девятивратный Дворец в этот день перевёл дух. А потом она слишком редко бывала при дворе, чтобы примелькаться как известные красавицы, и быстро взрослея, каждый раз была новым впечатлением — а всё новое возбуждает интерес… Но стоило посмотреть на то, какие портреты висят в лавках художников — если Госпожа Ритто или Принцесса-Жрица — на фоне цветов, птиц, осенних листьев, то Госпожа Третья — только верхом на коне и с оружием, то скачет во весь опор, то стреляет, то в замахе мечом или другим смертоносным железом… (ой, сколько она нервов извела, позируя для этих картин)… Там, где сама не могла оценить свои достоинства, взгляд художника сам говорил, что если и была у неё красота, то она была не для уюта дворцов или тихих садов, а для ярости битвы. Да и фигурой она удалась в отца — маленький рост и широкие плечи, не очень смотрятся в покое и неге, зато превосходны в движении.

А-а, ну и пусть! — всё равно это относилось к прошлому, когда она была так юна и нежна… Сейчас она заматерела, загрубела, обросла мускулами — она сама стала существом, созданным убивать врагов, а не услаждать взоры… какая к чёрту может быть красота, если надо больше думать, как выдержать удар меча или пули, а не о гладкости кожи? Всё равно Тардешу от её красоты пользы не будет, так какой прок жалеть, что её потеряла? — и, не зная, как в отношении себя она ошибается, красавица-принцесса прошла в ванную, где для неё прогревалось офуро с горячей лавой, и, скинув одежды, окунулась, чтобы расслабиться.

— Хозяйка, поторапливайтесь! — голос Азер вывел её из безвременья дремоты. Опять она обозвала её «хозяйкой»! Аюта открыла глаза — суккуб вошла, тщательно загородив собою дверь — значит, в комнате были мужчины. Значит, пора.

Демонесса поднялась из ванной, роняя с кожи тяжелые капли жидкого металла. Сняла холодное, чуть ли не задубевшее полотенце, и, морщась от холода, обтёрлась, и, не спеша, оделась в чистое.

В комнате действительно ждали мужчины — Сакагучи с Сидзукой, и Томинарой. Метеа кивнула им, а потом взглядом выставила наружу — в окно, которое сейчас завешивала Гюльдан. (Афсане было некогда — как же, кто тогда будет на плече Сакагучи висеть!). Всё правильно — кавалерийский доспех надевать — надо раздеваться полностью, неужто она это будет при них делать⁈

…Улицы запрудили всадники — спахи ракшасов и самураи на Небесных Конях. Передовой полк вёл Ильхан — очень гордый и зазнавшийся. Рядом с ним, поминутно оглядываясь на строивших сердитые рожи конных янычар, верхом на Глупыше ехал Хасан. Он-то первый и заметил командиршу:

— Эй, вон Ханум-паша! Давайте! — он спрыгнул с коня и хлопнул того по шее:

— Во зверь! Горы своротит! Эх, мне бы с вами, я б тылы прикрывал…

Кадомацу вместо ответа проверила и переставила правильно седло:

— Почему разрешили ему сесть? — фыркнула она на Ильхана. И уже Хасану: — Если сбил ему спину — смотри у меня!

Башибузук удручённо развёл руками. Метеа одним махом поднялась в седло — синхронно с ней взлетели в сёдла её хатамото. Глупыш чуток подал назад, зафыркал, девушка, двигая коленями, успокоила его, и, набрав побольше воздуха, скомандовала:

— Вперёд!..

…Небесные Кони с места скользнули на «связку». Всё правильно, для того-то и затевался рейд принцессы по душу магов, чтобы они успели протянуть свои Пути, но не успели ими воспользоваться. Правда, удивительно, что ближайший оказался чуть ли не под копытами коня. Ну, уж раз с самого начала так везёт, может, это знак, что всё остальное завершится успехом?

Догоняя её, лошади охраны выстроились полукругом. Вокруг — конные янычары, на скаку заряжавшие кто мушкет кто автомат. Надо будет вперёд пропустить спахов и лёгкую кавалерию с пиками, потом — мечников, и уж в хвосте оставить лучников — добивать уцелевших. А вот как быть с янычарами, уже зачастую вооруженными автоматами она задумалась — с этим оружием они зачастую были эффективнее мечников. Но отсутствие брони было их слабым местом — она отдала приказ перегруппироваться.

Кони учуяли врага по другую сторону тумана, и, негромким ржанием предупредив хозяев, прыгнули в реальный мир. Мацуко вовремя остановила солдат — перед ними, освещённые редкими огнями машин, оказались беженцы. Конечно же, мирная обуза должна была плестись только позади армии. Как тени, промелькнув мимо стволов деревьев и испуганных лиц, конница оставила их позади и обрушилась на далеко ушедший вперёд обоз.

С силою остановив рвущегося в бой Глупыша, Метеа подозвала Ильхана, и показала на неповоротливые цистерны с горючим:

— Видишь⁈ Взорвите! — и сразу же дала шпоры коню. Первый взрыв прозвучал, когда она вновь прыгала на «связку».

Странно, что повстанцы тащили с собой так много топлива — даже проехав весь полуостров, обоз бы столько не истратил. Зато теперь беженцы точно развернутся и вручат свои жизни Тардешу.

Следующими они напоролись на какую-то канцелярию и оркестр — так и не поняли, военные были, или просто ещё очередные беженцы. Демоны хотели их проехать, но музыканты сами первыми взялись за оружие — и конец был быстр, только долго летели над ночным лесом расстроенные ноты разбитых инструментов. Мацуко пожалела, что сейчас нет связи с остальными дивизиями, повторяющими её рейд по всем фронту — но иначе бы терялась вся внезапность… Только вот, сколько сейчас невинных гибнет из-за таких же глупостей⁈..

А потом они вышли на настоящее сокровище — залитый светом прожекторов секретный склад горючего, где заправлялись две дивизии колесниц. Атака! Участок леса, размером с город, взлетел на воздух.

…жаль, не все молодые кони успели уйти на «связку» — их всадники погибли. Надо учить Небесных Коней бояться взрывов.

…- Госпожа, от полков Ямагавы и Каваямы осталось не больше взвода!

Хорошие фамилии — усмехнулась про себя принцесса. Так и представляются два брата-близнеца, один из которых ходит вверх тормашками. Вообще-то, наименее подходящее к ним определение — один толстяк, другой худой старик.

— Я же предупреждала — больше занятий с молодыми конями, даже Небесными. И не задерживаться на рубке. Ничего, это хорошие командиры, они справятся — продолжаем погоню, — да конечно, потеря почти двух полков тяжелой кавалерии могла повлиять на весь, план, но это уже «потом». Сейчас решала скорость, а не потери…

Прыжок-туман-прыжок-нормальный мир, враги, сражение, нет, даже — резня… В ночи и без того трудно увидеть врага, а ещё и на волшебных скакунах… Так они и не привыкли к Небесным Коням — Амаль использовал их редко, по словам Тардеша даже в Академии тактику против них преподавали только инородцам. Офицерам Республики вменялось уничтожать такие подразделения с помощью космических средств поражения, и даже командиры туземных частей не много знали об этом роде войск. Лишь необходимый минимум.

А ведь Небесные Кони — одни из самых невероятных созданий во Вселенной. Кадомацу сама не жаловала кавалерию — отчасти из-за смерти брата по вине коня, который сейчас нёс её. Но, глядя сейчас, как прекрасная в бою и на скаку эта раса — да, именно, разумная раса, а не звери — она понимала всю любовь к ним погибшего Мамору… Он и сам, наверное, не желал меньшего, чем погибнуть от такого коня. Они заранее чувствовали страх и опасность, спасали своих седоков надёжнее любой брони, предчувствовали полёт снарядов, пуль, стрел — и, что стало давней истиной — ни один Небесный конь никогда не погибал ни от какой стрелы — будь это пуля из автомата призрака или громовая стрела ангельской ваджры. Воистину, ради таких коней даже самые гордые императоры шли на поклон к Индре, готовясь в уплату отдать хоть всё царство ради небесных скакунов… и, говорили даже, что это вовсе никакие не кони, а сосланные за какие-то проступки в конскую шкуру небожители — ибо мало кто видел жеребят и табуны на свободе…

…Авангард отступающих они встретили уж совсем неожиданно — на самих Небесных Путях. Несчастные, оказавшиеся запертыми навсегда посреди межмировых туманов, тем не менее, лицом встретили смерть. Но бой всё равно был мимолётным, как удар вихря — самураи не даровали пощады обречённым на смерть, а те и сами её не просили. Кто-то ещё бравировал, жонглируя отрубленной головой на конце пики — и вот с такими атрибутами они и выскочили на основные силы, растянувшиеся на марше…

…Метеа на Глупыше приземлилась прямо на гладкую башню боевой колесницы. Понадобилось всё мастерство всадницы, чтобы удержаться в седле внезапно потерявшего равновесие коня. Наконец он толкнулся копытами, выровнялся, и… прыгнул на башню следующей! Хозяйка уже хотела как следует ему врезать шпорами в мягкие бока — за глупость, но тут краем глаза увидела вскинутое ружье и еле успела дотянуться до стрелка кончиком «Воротного Столба». А потом они врезались в такую гущу рубки, что о чудачествах коня пришлось забыть, и надолго.

Длиннючий меч приходилось держать обеими руками, со всех сил вцепившись в коня коленями. Хорошо если ребра сама ему не сломала. Да и сам виноват — не скакал бы, где попало, не пришлось бы так делать. Ещё бы на деревья бы лез со своими копытами!

Чудачества коня задержали принцессу — передовые всадники обогнали её и прикрыли своей грудью он выстрелов из пушек и пулемётных очередей опомнившихся повстанцев. Одна колесница развернула башню и одним выстрелом оставила дымный клин боли в рядах обрушившейся на них конницы. А потом сбоку, из огня, выпрыгнула сама дочь императора — и страшным ударом перерубила ствол пушки.

Уже на Небесном Пути, к Её Высочеству приблизился господин Сакагучи, очень обеспокоенный:

— Госпожа, перестаньте так лихачить, вы не удержитесь в седле!

Мацуко с досадой развела руками:

— Да я и рада бы, но этот «не лошадь-не олень», опять решил выпендриться! — и в шутку замахнулась на Глупыша. Конь вздрогнул, и, словно чувствуя себя виноватым, опустил голову. Но, вместо удара, хозяйка ласково потрогала радужную гриву:

— Глупый мальчишка. Честное слово, если бы не «Воротный Столб», я бы точно упала.

— Мы с Уэмацу пойдем впереди вас. Наши лошади старше, они не дадут ему спрыгнуть, где попало…

…За полтора часа скачки они прошли из конца в конец всей колонны прибрежной армии, растянувшейся на пол-дня пути. Вскоре и они кончились, но, неутомимая принцесса, сверяясь с картой, всё гнала и гнала их дальше, пока, наконец, кони сами не встали копытами на первую весеннюю траву — «связка» кончилась. Вот именно до этого места и должны были идти отступающие по Небесным Путям.

Демонесса огляделась: ровная, сильно поднимающаяся на север (куда они и двигались), местность, очень похожая на склон холма или начало плоскогорья. Вдали виднелся небольшой городок, который двумя лентами — черной и белой, на фоне темно-зелёного леса, крест-накрест перечеркивали шоссейная и железная дороги.

— Слушай меня! — приказала девушка, как только её лицо осветили фонарями: — Мы займём позиции наверху! Спешиться, дать коням отдохнуть! Внимательно здесь всё осмотрите. Янычарам — зачистить город. И Каваяму с Ямакавой ко мне!

Они поднялись почти до самого города. Обзор открывался — великолепнейший, даже давнешний дым от горевших резервуаров был виден на горизонте, подсвеченный огнём пожаров. Отличная позиция для кавалерии. Ещё бы пару пушек — никто б из леса не вышел.

Подошли Каваяма и Ямакава, и, протянув мечи рукоятками к принцессе, упали пред Её Высочеством на колени. Она, перекинув ногу через холку Глупыша, спрыгнула перед ними на землю, даже не удостоив взгляд:

— Значит так. Раз у вас от полков осталось с гулькин нос, объединяйтесь и прочешите эти леса и кустарники. Мне надо знать, почему именно сюда привела «связка». Не будут же они гнать в глушь наугад армию всего побережья?

Командиры, считавшие себя обреченными преступниками, долго переглядывались, потом спохватились выполнять приказ.

…Первоначальный план предполагал рейд только одной дивизии под командованием дочери Императора в тыл, разворот, и удар в тыл линии фронта. Но вмешался Томинара, и на пальцах и бумагах доказал, что даже Небесные кони, на такой дистанции, да ещё и с боями, просто упадут от усталости, не говоря о всадниках. Поэтому сейчас пять дивизий — Отдельная под командованием Третьей Принцессы, 1-я Старой Столицы под командованием Кинамото, 1-я Монастыря Асахи, под командованием Преподобного Китадзавы, 7-я штрафная Ополчения Нагадо под командованием Ошо, и резервная Добровольцев Осаки Господина О, по новому плану должны были прорваться к запасным рубежам развертывания отступающих, разрушить их опорные пункты, и оттуда — ударить навстречу, рассеять, уничтожить подкрепления. Жаль, связи не было — хотелось бы знать, как обстоят дела у остальных… ну что же — по крайней мере, тихо.Они договорились, что если будут проблемы — сразу вызывать орбитальную поддержку. А работу главного калибра «Шайтана» превосходно видно на любом месте отсюда до Западного Побережья.

Подъехал командир янычар (Ильхан пока оставался с принцессой), доложил, что город полностью взят под контроль. Почти полночь — никто не сопротивлялся ракшасам, отлично видевшим в темноте. Они уничтожили средства связи и обезоружили гарнизон — да, именно обезоружили, потому что не то что выстрелить — униформу надеть не успели, когда их начали брать тёпленькими, прямо в казармах.

Дочь Императора всё это выслушала с чересчур мрачным видом, кивая так, что… несчастный ага, наверное, уже подумал, что сделал что-то не то, когда она сказала:

— Молодцы. Генераторы вообще надо сжечь. Займите казармы. Наберите на всех воды и коней напоите, и выведите из строя водопровод.

— А… то есть, есть, слушаюсь.

— Мы всё равно с рассветом уходим, так что незачем оставлять врагу опорный пункт.

… Когда погасли огни города, она наконец-то смогла увидеть звёзды. Огромную Небесную реку, и огонёк парящего над ними «Шайтана», где её возвращения ожидал Тардеш…

Первые лучи рассвета принесли не только долгожданные сообщения о приближении противника, но и нарастающий тревожный гул с северной стороны.

— По коням! — разнеслось над сонным городом. Под всхрап лошадей и звон амуниции, конная дивизия, цокая копытами, вышла из слишком приметного города на юг, готовясь встречать мятежников раньше, чем успеет неизвестная подмога.

Мацуко оглянулась назад — в северных небесах, прижимаясь к лесу, вырастали крылатые тени. Авиация. Что же, надо было этого ждать. И одновременно — досада. Как-то не получается никогда всю связь им оборвать. Несмотря ни на какие усилия магов и технические помехи. Почтовыми голубями, что ли, они пользуются⁈

Гул превратился в нарастающий свист, бум-бум-бум — гулкие удары, словно шаги великана, пошли к ним, взметая столбы земли, асфальта, и обрушивая стены домов. Мятежники не пожалели своих — значит они знали что каратели в городе, но не видели самих войск.

— Стоять! — крикнула она на паникёров. Глупыш хрипел и нервничал — судя по всему, здесь не было никаких старых «Связок» и он не мог туда прыгнуть, чтобы спастись. Вот наконец угловатые тени крыльев бомбардировщиков их заметили, пошли в пикирование… И тогда прозвучала команда: «Вперёд!».

Только Небесные Кони могут показывать столь великолепную слаженность действий. Вся дивизия, как на рисунке, рванулась с места, набирая скорость под уклон. Грохочущий многоногий великан, что спешил их растоптать, прибавил спеху, вот-вот, почти догнал, но — бесполезно. Конники прыгнули в белесый туман Небесных дорог.

Тишина, обозлённым криком обманутого чудовища, рванула уши… Немного времени — и они опять в мире-где-топают. Воронки огромными следами неслись навстречу, самолёты над ними заложили вираж и пошли на второй заход.

— Не останавливаться! — дивизия взяла такой разгон, что жалко, что под ней не было врага. Прыжок на «связку» — прыжок оттуда, а деревья так близко-близко… что-то сверкнуло в кустах — опять на связку, и только там она поняла, что видела пулемёт. Значит, авангарды добрались.

— Тяжелой кавалерии — развернуться и быть внимательным! Уничтожить вражеских разведчиков! Потом догоните нас. Приказ по дивизии — к атаке!

Вновь лес, наискось пронзённый лучами только поднимающегося солнца. Враги разлетаются от слаженного удара первой линии, дикая рубка в самой гуще — теперь-то они всех подтянули, не то, что на марше. На шоссе протяжно ухнуло большим калибром боевой колесницы — звонкие хлопки янычарских бомб — и сквозь деревья видно, как неуклюже поднимается боевая машина на ослепительном огне взрыва собственных баков.

Дальше, дальше, некогда добивать. За спиной озаряет округу мёртвенно-сиреневый свет, доносится запах озона — орбитальный удар. Аюта срывает с седла дальневизор и командует:

— Прекратить молчание!

— Командиры Ямакава и Каваяма докладывают: обнаружен вражеский аэродром, запросили орбитальную поддержку!

— Молодцы. Пробивайтесь к нам. Всем дивизиям! Доложить статус!

— Дивизия Кинамото. Вражеские колонны полностью уничтожены. Следуем обратным путём, добиваем уцелевших.

— Дивизия Китадзава. Недостойный враг предпринял трусливый обходной маневр с правого фланга. Несем средние по тяжести потери, восславляя павших. Благоволение Будды — имеем возможность разить врага согласно плану, утверждённого дочерью Божественного Микадо.

— Дивизия Оши. Генерал Мамору Оши погиб. Командует полковник Бато Иванага. Ввиду деморализации личного состава рассеяны, и вынуждены перейти к оборонительным боям. Несем большие потери от авиации. Нужен орбитальный удар — но у нас не осталось в живых офицеров, имеющих необходимые полномочия.

— Дивизий О. Противника прижата к береговой линии. Плохо, осень плохо отбивался противника, нет чего-то. (Метеа выругалась. Бес попутал взять генерала с таким выговором!)

— Дивизии Кинамото — выделить ближайшие подразделения на поддержку Китадзаве. Я со своей стороны пошлю янычар. Полковник Бато Иванага — теперь вы генерал. Вызывайте орбитальную поддержку, передаю вам коды допуска. Генерал О, — пусть ваш адъютант передоложит обстановку. Выделите пару полков на помощь Иванаге. Командующий Мацукава — на правом фланге отступающих выбиты все их войска. Начните наступление ближайшими частями основного фронта и соединитесь с фронтом Томинары. Генерал О, я всё ещё жду доклада…

…В ту ночь ей снился сон… Тот же город, только совершенно пустынный, она идёт на площадь из дверей музея, и видит памятник Тардешу — ещё целый, но вдруг наступает такая тьма, что она не различает ни единой чёрточки лица… надпись горит кровавым цветом, так ярко, что отдельные буквы не разобрать. Она взлетает, тянет руку к лицу статуи, но лицо неожиданно плавится, не дав себя рассмотреть, стекает тяжелыми каплями, и вместо головы остаётся привычный череп… чей-то смех будит её…