Лишь шум дождя

…Сакагучи, взяв с собой таких же никудышных, как он сам, лучников, ушел в лес, выбирать место для засады, оставив лучших стрелков с госпожой. Та отправила Небесных Коней на «связку», и, расставив за колесницами оставшихся пятерых телохранителей, сама передвинула колчан поудобнее, и положила на тетиву своего северного лука «гудящую стрелу».

…Вообще, это была авантюра чистой воды. Телохранители Тыгрынкээва вдвое-втрое превосходили эскорт принцессы по численности — восемь телохранителей, три суккубы, и она сама. Но «она сама» постеснялась бы носить имя, подаренное Тардешем, если бы не рискнула отомстить на Мамору…

…Всё началось с того, что их заметили. Правда, ненадолго — обоих сняли суккубы. И, если Афсане это удалось сделать элегантно и незаметно, то жертва Гюльдан выкатилась, чуть ли не под ноги лидеру мятежников. Но зато это была такая даль и темень, что хотелось прямо-таки зааплодировать девчонке — на вскрик стреляла. Повстанцы удивительно быстро поняли, в чём дело, и, видать, разглядев за завесой дождя вспышки изоляции на лицах, грамотно разошлись и бросились в молчаливую атаку. Метеа вначале держала на прицеле шею Тыгрынкээва, но его всё время загораживала бегущая впереди фигура, и, выругавшись, она потратила первую стрелу на неё. «Гудящая стрела» прорезала воздух с диким воем, оставляя за собой след желто-зелёного дыма среди струй дождя, и, словно удар молота, отбросила переломившегося надвое невезунчика под колёса ближайшей машины. Это послужило сигналом остальным хатамото — зазвенели тетивы по сторонам Мацуко, и очередные дымные следы выдали спрятавшихся стрелков. Без промаха! Им ответили автоматные очереди. Пули рикошетили от брони колесниц намного выше голов, так что, отвечая, сначала даже никто не прятался.

Трое или четверо бросились назад — к лошадям. Зеленоглазая дьяволица крикнула суккубам: «Достать!», и сама, встав с колен, занялась еле видимыми конями. Расстояние, правда, было великовато для неё, и ни черта не видно, но лошадь — мишень хорошая, и принцессе удалось если не перестрелять животных, то распугать — точно. А потом с той стороны ударил Сакагучи, и началась самая главная драка.


Две цепочки сцепленных меж собой колесниц и опушка леса превращали поле боя в три коридора, чуть короче полёта стрелы. Кадомацу перекрыла все три, правда неравномерно — в левом, самом дальнем от Тыгрынкээва, остался один Уэмацу, в правом — двое, а с ней, напротив Тыгрынкээва, остальные двое, не считая Азер, не вооруженную луком. Сакагучи ударил справа, перекрёстным огнём зачистив тот фланг, сразу сразив солдат с тяжелым оружием, и, каждый, кроме Уэмацу, снял по одному противнику, а их принцесса — двух. Уже было достаточно близко.

Тыгрынкээв что-то крикнул своим, и они, отстреливаясь, стали отступать. Сакагучи их хорошо терзал сбоку, вынося по двое бойцов за залп — кто-то у него хорошо мазал (наверное, сам Сакагучи). Огонь по отряду принцессы поредел, очереди пуль не находили цель. Принцесса приказала наступать.

Северный лук дочери императора тратил стрелы в два раза быстрее, чем армейские — телохранителей. Вот уже один колчан, опустев, полетел в грязь, да и в другом осталась только половина привычной тяжести…


Окрик Уэмацу напомнил об ошибке — левая группа! Первый (или последний в строю — непонятно в какую именно сторону они шли) пал от стрелы отставшего телохранителя, другой, спрыгнув с недвижной колесницы, набросился на принцессу, но Азер его оттащила — вовремя, у девушки, кроме лука, ничего в руках не было. Она вынула из колчана очередную стрелу, и тотчас же заметила третьего — он прыгал с башни напротив, но тут вмешались люди — колпак под его ногами неожиданно повернулся, скинув под колёса, и демонесса с нескрываемым злорадством добила его на земле.

— Начальник убегает! — Метеа, матерясь, обернулась, и успела увидеть только мохнатую ногу, исчезающую за левым рядом машин. Сакагучи, наконец-то истратив свои стрелы, с рёвом выскочил из-за правого ряда, из ножен рубанув первого попавшегося на пути противника. С отмашки, одной рукой, располовинив другого, кинулся дальше.

Принцесса демонов задрала голову — почему на неё дождь не капает? — увидела над собой ствол пушки, сообразила, подпрыгнула, ухватилась за него, махнула рукой, как бы командуя «Вперёд!». Её поняли, и перевезли на другую сторону.

Чуть не зацепило очередью, пущенной наверняка вслепую. Кадомацу спрыгнула быстрее пуль, ответила стрелой — кажется, мимо, увидела выпрыгивающего впереди Сакагучи, ещё раз прицелилась — не время сейчас стрелы зря тратить! — и не поняла, их же вроде уже должно быть пятеро-шестеро! А из леса на опушку выкатывалось больше полусотни…

Девушка испугалась за сестёр Азер — неужели не смогли перехватить гонцов? Но вспомнила про дальнеговорники. В самом деле, пора привыкать к войне в условиях повсеместной дальней связи. Зря только она распылила силы…

— Все сюда! Собирайте стрелы! — если успеть, то и с полусотней справятся. Только бы не больше! Над её головой раздалось мягкое жужжание — про кого-то все забыли — колесница прицелилась, и оглушительный грохот пушечного выстрела швырнул миниатюрную принцессу на землю.

Когда временная тугоухость и двоение в глазах малость прекратились, она увидела в стене джунглей большой проём, только начавший затягиваться нитками дождя. Даже размокшие в мочалку листья уцелевших деревьев занялись чадным пламенем. Остатки подкреплений мятежников с горящими спинами расползались на четвереньках по огроменной воронке. Дуло пушки судорожно дёрнулось, беря новый прицел — Метеа похлопала по броне, пытаясь остановить человеческого стрелка. К счастью её не услышали, и продолжили стрелять. Как объяснил Арджун на следующий день — он боялся наличия бронебойного оружия у пехоты и решил не рисковать. А Её Высочеству пришлось добивать Тыгрынкээва и его телохранителей под грохот канонады. Их всё равно осталось восемь плюс сам Тыгрынкээв — столько же, сколько у неё. Она сбросила ненужную теперь стрелковую амуницию и сломанный лук, и обнажила алчно сверкнувшую под дождём «Сосновую Ветку». Настало время для мести…

…Постепенно, между раскатами выстрелов орудий, подтягивались остальные хатамото. Почти все несли собранные по её приказу стрелы — в том числе короткие, для лука принцессы. Она показала взглядом на сломанное оружие — и эти стрелы снова полетели в грязь. Подошел Уэмацу — второй колчан ещё полон, в первом две стрелы — солидный боезапас. Автоматчики Тыгрынкээва, выжившие после пушек, залегли вдоль дороги и за сваленными деревьями — вначале пытались разместиться в воронке, но что-то быстро сбежали оттуда — горячо, что ли? Значит, скоро остынет, а там дальше среди трупов ржавели тяжелые ружья, надо отрезать от них, а то вооружатся и оттуда их и даже пушками колесниц не выкурить. Сам Тыгрынкээв со своими телохранителями оказался отрезан по другую сторону колесниц — и из-за машин и ближних к лесу деревьев пытался взять еле видимых в дожде демонов в перекрестный огонь. Кадомацу приказала отдать стрелы лучшим лучникам — ей тоже протянули с поклоном лук и перчатку, но она отрицательно покачала головой — нет, не от стрелы умрёт убийца брата… Всего набралось на троих где-то полтора колчана. Двое хатамото и Азер где-то застряли.

Она подползла к Сакагучи и между вспышками человеческих пушек устроила краткий военный совет:

— Госпожа⁈

— Я не уйду отсюда без его головы.

— Трудно сделать… — старший хатамото посмотрел в сторону. С этой позиции их видел только один автоматчик, но он постоянно бил выше голов: — Но и колесницы бросать нельзя… Госпожа, там, — он постучал по гулкой колеснице: — Ведь неплохие воины сидят. Может, попросим о помощи?

— Месть за моего брата и твоего господина — наше личное дело, тебе не кажется?

— Вы правы, извините. Какие приказы?

— Лучники постараются прижать к земле его телохранителей, а мы обойдём с фланга, где лес погуще.

— У вас нет нагрудника, госпожа. Одна кираса пулю не удержит. Это сейчас они мажут, но если подойдём ближе — плохо вам придётся.

— Значит так — я беру Пака и иду в лоб. Вы берёте Такахаши и обходите сбоку. Подходит?

— Удачи.

Они встали с корточек, вызвав краткий переполох в стане противника, объяснили своим солдатам задачу. Кто-то из мятежников со стороны Тыгрынкээва стал стрелять трассирующими пулями — намного метче, но всё равно без особого вреда. Лучники подняли луки и заставили смельчака поглубже вжаться в грязь. Метеа пробежала длину одной колесницы рядом с Сакагучи, потом перепрыгнула на другую сторону.

В центральном коридоре всё ещё шел бой — пропавшие Азер и два телохранителя-демона рубились с отставшими телохранителями Тыгрынкээва. На глазах у Мацуко один из хатамото покончил со своим противником и присоединился к принцессе, так и не отряхнув свой меч. Она сразу же вернула Такахаши на помощь Сакагучи — ему лишний клинок сейчас не помешает.

Грязь скользила под пятками и замедляла бег. Принцесса больше всего сейчас боялась как-нибудь поскользнуться и измазаться — а вовсе не пуль, ожидающих за поворотом. Рядом пыхтел под тяжестью доспехов седеющий телохранитель — изо всех сил пытался не отстать от лёгконогой девушки! Из-за ближайшей колесницы пьяной походкой вывалился какой-то очумелый пещерный демон, машущий автоматом, как дубиной, встретил бессмысленным взглядом приближающуюся демонессу — и «Сосновая Ветка» впервые испила крови… С другой стороны колесницы раздался боевой клич Сакагучи — они прибавили ходу, и выскочили, проскользив на каблуках, мятежникам в тыл, как раз в тот момент, когда старший хатамото поднял их с земли своею атакой.

Пак-южанин, без меча, одними ногами, так хорошо отметелил своего первого противника, что тот упал и больше не поднимался, а сам красиво прыгнул на следующего. Сакагучи очередью в упор отбросили в грязюку, он медленно поднимался, пряча крылья за спину, а Такахаши, с пронзительным визгом иззубривал бешено сверкающим мечом гарпун своего менее расторопного противника.

Остальные четверо охранников Тыгрынкээва спешили увести своего генерала прочь, но столкнулись лицом к лицу с самой Главнокомадующей армии демонов…

Она синхронно с телохранителем врубилась в каре повстанцев, сначала одна на четверых, потом телохранитель оттянул их на себя, и сестра Мамору, вдруг, неожиданно для себя, увидела удаляющуюся спину убийцы брата…

Метеа в шикарном прыжке попробовала его достать, но с неё в этот момент то ли выстрелом, то ли ударом сшибли шлем — башка сначала задралась в небо, а потом волосы упали на лицо — она вместо черепа раскрошила роскошный плюмаж полководца.

Кто-то бросился на неё сбоку, но гибкая девушка, не глядя, вывернулась из-под удара, распахнула крылья, и, в два толчка разогнавшись, взмыла вверх, навстречу колючим каплям дождя, огляделась…

Стрелки побросали луки, и, уже с обнаженными мечами подбегали к схватке. Такахаши, загнав под колесницу, бросил своего противника на милость Сакагучи, и побежал на помощь седому хатамото, что по вине принцессы остался один на четверых. А Тыгрынкээв, бросил автомат и подбежал к Небесному Коню, внезапно появившемуся за крайней колесницей. «Врёшь, не уйдёшь!..» — прищурила зелёные глаза дочь императора демонов, и, сложив крылья, пала с высоты, ударом ноги сломав животному хребёт…

Серебристо-серая красавица-лошадь мелодично заржала, умирая, и, переломившись надвое, забила слабеющими копытами по земле, взбивая в сметану жидкую грязь. Тыгрынкээв споткнулся на бегу, и испуганными глазами измерял погибающую надежду на спасение. Потом посмотрел на Мацуко.

Та, сжимая в одной руке меч, окруженная, развевающимися, как знамёна, облаками зелёноватого пара от испаряющегося дождя, перешагнула через всё ещё дёргающийся труп, и встала в стойку. Она дала врагу время выпутать из своей шерсти шипастый гарпун, потом — напала. Молча и яростно.

— Стой! — крикнул мятежник, неплохо отбивая удары. Но она его не слушала. Не место сейчас для разговоров. И уж тем более не время.

— Да погоди… — вместо ответа дьяволица вывернула у него из рук оружие, и самого его бросила на колени жестоким приёмом — не обезоружила, нет, гарпун был привязан верёвочкой к его руке, и вскоре Тыгрынкээв опять был вооружен и на ногах.

— Слушай, я… — она заблокировала его острогу, и пинком ноги в живот швырнула на опадающее брюхо дохлой лошади. Ждала, когда он встанет, но мятежник вдруг выхватил пистолет, и неожиданная для этого вида оружия очередь, как десять ударов молота, отбросила девушку на броню колесницы.

Пули, противно зашипев на пластинах доспеха, посыпались на землю, потеряв смертоносную силу на броне. Кадомацу со злобой сверкнула глазами исподлобья — Тыгрынкээв поднял ствол к её лицу.

— Пули, может быть, вам даже и не поцарапают кожу, но запросто оглушат, или сломают шейные позвонки. Поэтому — слушай. Ты ведь дочь императора Итиро, так? — перешел он на язык Края Последнего Рассвета. Принцесса ответила ему пронзительно-зелёной ненавистью, озвученной шипением испаряющихся дождевых капель. Лапа с пистолетом слегка дрогнула:

— Послушай, девочка, что нам с тобой делить! Не я твой враг, а они! — он выразительно ткнул в небо: — Мы все рабы Амаля, неужто ты прожила хоть день без проклятий в адрес этой ненасытной утробы!

Он смел охаивать Тардеша! Ладно, пусть подойдёт поближе… Хорошо, что сразу не бросила меч, а он, дурак, и не пробует… «Ну почему я всегда так медленно соображаю!». Их обоих оглушил очередной выстрел пушки.

— Я знаю, на что вас купили. «Независимость»! Нет и не будет такого слова, пока жива эта ненасытная гидра! Вы добились всего лишь видимости, иллюзии, всего лишь до первой крупной войны! Им и ваша независимость нужна только для будущих войн — чтобы соблазнить Вельзевула или Красного Императора решиться напасть уже не на провинцию Амаля, а на ваше, «независимое» королевство! Чтобы потом, когда он выдохнется в сражениях, растеряет напор, вернуться как избавителям, сокрушить его на ваших мирах, и присоединить вас к себе снова — уже навсегда! Не двигаться!.. Так было с Коцитом — мы когда-то тоже праздновали независимость и свободу, а потом Республика заманила своих врагов на наши земли, и мы вынуждены были с ними подружиться — так, что даже теперь, после революции, у нас и шагу не ступить, чтобы не наткнуться на легионера или трибуна! Смотри! Цвет вашей нации гибнет в боях, а те, кто не погибнут, кто победит — лучшие, отправятся как заложники на Амаль! Республика затребует всех — лучших солдат, лучших учёных, лучших строителей и танцоров, как залог вашей покорности, оставив вас — ни с чем! Даже тебя, может, этот кровосос Тардеш заберёт к себе, будет держать в клетке как диковинную птичку, чтобы манипулировать твоим отцом! (Метеа вспыхнула ярко-ярко, и обречённый Тыгрынкээв не почувствовал надвигающейся беды) Разве стоят ваши жертвы такой цены⁈ Разве за то умирал твой брат Мамору⁈

Циничное упоминание о его же руками умерщвленном брате, спустило тугую пружину истинно демонической ярости. Дьяволица, магией вдруг уменьшилась раза в три, взмахнула вдруг ставшим тяжеленным мечом — по пистолету, полоснула по ноге, моментально окрасившейся кровью, выросла, и опять принялась срывать зазубринки с гарпуна.

В голубых глазах Тыгрынкээва отразились ужас и непонимание — он боялся, и не понимал причин столь слепой ярости. А Кадомацу просто мстила — мстила за поруганную смерть старшего брата, за охаянную мечту отца, за обидные слова про Тардеша… Да пусть он хоть десять тысяч раз посадит меня в клетку — если я буду с ним, это и будет моя мечта!.. Где-то Тыгрынкээв поскользнулся — он был фехтовальщиком высокого уровня, но она лучше — и демонесса, ухватив его огненной рукой за жалкие остатки когда-то роскошного гребня, с размаху ударила его лицом об деталь вездеходного движителя колесницы. Раз — «получай, гадина!» Два — «ты смел…» Три — негодяй! Четыре — за Тардеша! Пять! Шесть! Семь! — за отца, за брата, за меня! Одиннадцать! Двенадцать! — бедная принцесса перестала считать, из её глаз брызнули слёзы, да как он смеет жить на свете после Мамору, да ещё его охаивать! — неожиданная боль пронзила живот, она остановилась, и обнаружила, что бьёт о железо уже пустой шлем, а сам Тыгрынкээв стоит с разбитым лицом и держится за воткнутый в неё гарпун. Ноги странно ослабели, она покачнулась…

— Мы могли бы быть отличными союзниками, отважная девочка. Но ты почему-то не слушаешь голоса разума…

«Союзниками!» — огненная демоница взглянула на него исподлобья, ненависть придала сил, и вдруг, неожиданно, с каким-то животным рёвом, насадив себя ещё сильнее на древко, рубанула когтями по его предплечью. Сломанный коготь сразу заныл по всей длине — наверное, расколола… Громом в вышине раскатилось эхо выстрела колесницы. Земля оказалась близко-близко — ноги не удержали стойку, и она села в грязь, широко раскинув полы одежд…

Тыгрынкэв с невероятным изумлением поднял к лицу изуродованные руки, а Кадомацу, одной рукой удерживая в животе гарпун, другой нащупала в грязи «Сосновую Ветку», и грозно поднимаясь, наконец, ответила на все его вопросы:

— Твой голос для меня — лишь шум дождя…

И срубила ему голову…

И опустилась на колени…

И закрыла глаза.

И подумала…

Правильно. Он опоздал со своей мудростью — на целую жизнь, родившись убийцей Мамору, и других — Теймура, Касима, Калима, того хорошего бхуты — телохранителя Тардеша. А она сама, она кем родилась — неужели тоже убийцей⁈ Нет… А кем⁈ Единственной любовью Тардеша⁈ Смешно… Она к нему и прикоснуться не может… «А разве ты можешь полюбить кого-то другого⁈» — Ни за что! — «Ну вот, не спорь, всё равно твоя судьба — идти за ним, идти… и быть на его стороне, даже если в словах негодяя есть доля правды… Путь даже в птичьей клетке…»…

Она открыла глаза и увидела Сакагучи — интересно, сколько он там стоял, видел ли поединок? Колпак колесницы поднялся вверх на четырёх колоннах — оттуда выскочил в блистающем золотом скафандре человек, но Сакагучи опередил его — подхватил падающую принцессу на руки, древко гарпуна дёрнулось, хрустнуло, полегчало — она уже не на коленях, не на земле, а в могучих руках телохранителя, почему-то вокруг много-много самураев. Колесницы вдруг взревели своими двигателями, подошла Ануш со своими сёстрами… нет, всего лишь Азер, целая и невредимая, Афсане и Гюльдан — тоже… «Тише, тише» — говорит Сакагучи: «Всё будет в порядке, сестрёнка» — и несёт, несёт её на руках…


…Так и запомнилась это победа — стрельба, схватка, гнев, сильные и заботливые руки Сакагучи… и шум дождя, столь громкий и надоедливый, что не давал слушать последних слов Тыгрынкээва… заглушал их…

И господин Сакагучи, по ошибке назвавший её «сестрой»…

Загрузка...