Броня Молчания

Скромность

… — Азер, ты слышала, что я решила⁈

— Да, хозяйка.

— Я права, или я опять упрямая девчонка⁈

— Разве, если вы неправы, вы меня послушаете, Ваше Высочество⁈ — легкая усмешка скользнула по полным губам, и она сказала проще: — И ты давно не та девчонка. Ты красивая и гордая женщина. Хорошая подруга. Великий воин. Великий полководец. Неужели ты думаешь, что те боги, которые дали тебе такую красоту, забыли дать тебе здравого смысла⁈ Брось. Красоты без мудрости не бывает. Бывает, правда, красота без ума…

— То есть, ты хочешь сказать, что я — глупая?

— Не всегда, — васильковые глаза красиво светились в полумраке.

— Вот стукну больно. Как ребята? Не слышно, куда собрались?

— Хасан деньгам радуется. Собственно, ничего ему больше и не нужно было. Мать всё чаще вспоминает. Бабу, вон нашел. Ильхану хватило повышения — хотя какой он офицер? Он одиночка.

— Только что говорила с ними. Я попрошу сестру пристроить обоих при своём дворе. Маваши, брат Ковай?

— Останутся при дворе. Левый полк личной охраны, как и Сакагучи. Будут охранять наследника, если дождутся его от тебя, — и игриво похлопала ей по животу.

— Перестань. А… Афсане⁈

— Она беременна.

— Что? — зелёные глаза демонессы ярко сверкнули при повороте головы.

— Рассталась со своим Сакагучи и понесла от него. Тяжело смотреть. Оба страдают. К друг другу не подходят, не разговаривают. Он — просто не додумается, она — боится, что ещё больнее будет. Глупые… Им бы друг на друга эти последние дни потратить…

— Не суди их. Как с Афсане? Осложнений не будет, как беременность⁈

— Да всё нормально. Не первый раз ведь. Другое дело — говорить ли об этом Сакагучи⁈ Надо ли⁈

— По-моему, не нам это решать. Лучше, если Сакагучи решится сам подойти к ней.

— Да, но когда это случится?

— Решать самому Сакагучи…

Когда чело божественной Аматэрасу поднималось над горизонтом настолько, что остриё пика РассветнойСкалы начинало делить его ровно надвое, Император открывал приём в Утреннем Зале. Знакомые, ничуть не изменившиеся лица дворцовой охраны — и луки с натянутой тетивой, но без стрел. Придворные в цветастых костюмах подобны красивой мозаике, светлый пол, отражающий сияние рассвета — чистому листу бумаги.

В одеждах свиты принцессы, цвета мацубаиро и мидори, господин Сакагучи прошел до границы, указанной церемониймейстером.

— Ваше Императорское Величество… — начал он…

…- Ваше Императорское Величество, Её Высочество Госпожа Третья приносит свои глубочайшие извинения, за то, что не смогла лично принять заслуженные поздравления от любящего отца, но по-прежнему клянётся в верности и приносит заверения в своей дочерней любви, и преданности столь царственному родителю. Её Высочество, надеется, что пребывание её в дружественном Амале, пойдёт на пользу как укреплению отношений между друзьями и союзниками, так и обоюдному развитию наук, — Сакагучи закончив, низко склонил свою голову, чтобы не отягощать божественный взор Императора видом изуродованного, двухцветного лица.

— Мы огорчены, что нам не довелось увидеть любимейшую из дочерей после столь долгой разлуки, и в особенности — после столь блистательной победы, и воздавать почести не ей самой, а только её верным и достойным слугам. Но мы склоняемся перед лицом необходимости для государства.

— Бедняжка, — вставила слово императрица: — Наверное, она просто стесняется.

Придворные закивали, поддакивая мудрым словам, один Золотой Министр сохранил спокойствие, достойное первого советника. Именно он и обратил высочайшее внимание на то, что вестник не собирается уходить.

— Достойный хатамото, у вас ещё есть поручения от благородной дочери Высочайшего Повелителя⁈

— Да, — чуть разогнувшись, чтобы видели его кивок, ответил Сакагучи.

На фоне тёмных одежд, лоскуток белого шелка сверкнул, словно живая молния. Сакагучи разложил его на своих коленях, потом взмахнул — и мягко постелил на пол.

Церемониймейстеры едва успели отбежать.

— Её Высочество присылает Белый Стяг Золотой Луны, что должен был принести её брату победу в войне. Присылает со словами горести и сожаления об утрате столь сиятельного брата. И просит отныне, сохранить этот стяг, как одну из реликвий трона, — Сакагучи ждал молчания, однако, Император не замедлил с ответом:

— Мы выполним её просьбу — ибо нет ничего, в чем бы мы отказали нашей дочери.

Сакагучи осталось только склониться ещё ниже.

— Мы заканчиваем приём, ибо нам нужно достойно подготовиться к параду в честь победы.

— Господин Сакагучи-тюдзё, будет удостоен чести принимать его наравне с Императором. Остальных прошу удалиться.

…А Золотая Луна посреди белого стяга совсем уж непозволительно ярко сияла в лучах разгоравшегося утра…

…С Кверкешем Мацуко заговорила случайно — их в штаб не пустили. За миг туда юркнул какой-то офицер с фасциями и ликторами, крикнул: «Дело государственной важности!», и захлопнул дверь перед носом. Так и остались: полководец-призрак и полководец-демон вдвоём, одни в пустом коридоре, не очень-то приспособленном к ожиданию.

— Ну и… как война⁈ — неожиданно спросила принцесса.

— Хорошо повоевали, — кивнул Кверкеш: — Главное, что вам удалось получить командование над частями мятежников. Это значит — партизанщину накроем на корню.

— Да не так уж я и получила его, — пожала плечами девушка: — Только на словах. И к тому же — их ещё до нашего отлёта начали переформировывать.

— Это правильно, — сказал полустратиг: — Мы же с ними воевали. Так, по одному-два на легион, в разные гарнизоны, да командиров построже, старой закалки — и не будет и следа от бунта.

— А как с ополчением? Они же не солдаты, просто жители.

— В Республике каждый житель — солдат! Будут фильтровать, кому в тюрьму, кому на службу, кому домой. Работа трибунов, не нас. Не забивай голову, девушка.

— А сами части оставят⁈

— Как партийные решат. Кстати, — он кивнул на дверь, и усмешка послышалась в его голосе: — Возможно, сейчас они этот вопрос и решают.

Аюта покосилась на дверь:

— Может постучаться, а⁈

— Не надо, — отговорил её генерал: — Сами виноваты, если не попросили, (принцесса посмотрела на него). К тому же, если они только вспомнили об этом, то у них сегодня всё впопыхах, с кондачка и наспех. Только нервы потратите. Подождите денька два — у них всё утрясётся, и о вас сразу вспомнят… А пока — пусть у начальства голова поболит.

— Да, но… у меня господин драгонарий начальство, я не хочу, чтобы у него голова болела.

Призрак рассмеялся:

— Нет, вы меня поражаете… — и осёкся, заметив, что девушка смотрит на него: — А?

— Я впервые вижу, как вы смеётесь, господин субстратиг.

— А… — пауза: — Но всё-таки, хорошо повоевали…