Броня Молчания

Муж 3-х жен, отец 6-ти дочерей, и брат 4-х сестер

…Иного, может быть, и насмешило, но принцессу Явара очень опечалило то, что в полку её никто не узнал. Ну конечно, между ней и Яваном сходство было, как между енотом и обезьяной, но ведь знали, кто будет их эмиром, могли бы и догадаться — в конце концов, мужчин и женщин-демонов даже слепой — наощупь, не перепутает.

Она сдержала слово — ровно через три дня приняла командование. Это стоило ей круглосуточной боли в грудных мышцах, моливших о постепенности в занятиях, но она вчера смогла продемонстрировать перед братом взлёт, полёт, и посадку без помощи столба. Хасан приходил ещё раз, делился новостями, но старался держаться на расстоянии. Да и сейчас его чего-то не было видно…

Все стали такими непривычно маленькими! Третья Принцесса, по меркам свое расы даже до среднего роста не дотягивала — не зря её дома называли «Малышкой»! — но тут вдруг она ощутила себя внезапно повзрослевшей, попавшей со своей «взрослостью» в детский кукольный городок. Девушка остановила своего телохранителя, уже замахнувшегося, чтобы сбить с ног замешкавшегося при их приближении кази, и, с достоинством кивнув напуганному ракшасу, тронула коня дальше, последовав к шатрам штаба дивизии.

Азиз-паша Кызылкумский за малым не упал от удивления, когда дочь самого Императора, чуть не воспламенив низкий полог, вошла к нему в палатку. Ладно, он уже лежал.

— Ассялям алейкум, Азиз-паша, надеюсь, вас предупредили о моём визите⁈ — и сразу отругала себя за весёлый тон. Так нельзя обращаться к своему командиру.

— Аллейкум ассалям, о, луноликая ханум… До моего слуха дошло, что какие-то личные обстоятельство задерживают вас.

— Да. Задерживали. Но я убедила брата, что справляюсь с ними.

Паша бросил нервозный взгляд на телохранителей принцессы, усевшихся, словно там и сидели — у входа в палатку. Кадомацу перехватила взгляд и поняла:

— О, не обращайте внимания, Азиз-паша, эти телохранители только на дорогу сюда, они уйдут, едва вы выделите мне местную стражу.

Ракшас кивнул, и хлопком подозвав адъютанта, шепнул краткое распоряжение.

— Только, о, дивнобёдрая красавица, это будут личные слуги Махмуд-эмира, да упокоится его душа в райских кущах.

— Мне слуги не нужны, только вестовые и охрана. Да и охрану только на три-четыре дня.

— А что будет через три-четыре дня, о шербет моего сердца? — спросил паша, откусив большой кус шербета.

Метеа уловила намёк:

— Приедут мои личные телохранители, о светлейший.

Ракшас улыбнулся:

— Вах-вах-вах, какая досада! Ко мне, недостойному червю, пришла сама дочь императора, а я не могу поделиться с ней ни сладостями, ни водой!

— Ну, ещё не хватало вам ради меня нашу еду возить. Она же огнеопасна, генерал. Вы лучше скажите, какие будут приказания?

— О чём ты говоришь, о, станом подобная иве! Какие ещё, милостью Аллаха, приказания⁈

— Ну, вы же мой начальник, генерал. А я ваш полковник, подчинённая. Милостью Аллаха ли, своею ли волей — приказывайте, распоряжайтесь.

— Ох, беда на мою несчастную голову! — закатил глаза генерал, не забыв запить кусок шербета.

— Брат, наверное, дал вам какие-то особые распоряжения насчёт меня?

— О, Аллах Милосердный, ты видел, что я хотел молчать. Но от такой женщины скрывать не в силах! Что же ещё мог приказать брат, если он по-настоящему любит сестру? Конечно же, — доколе позволит мне Всевышний, держать вас подальше от войны, и не пускать в сражения!

— А вы его не слушайте!

— Вай-вай вай, да что ты такое говоришь! — грустно улыбнулся паша: — Как я, отец шести дочерей, муж четырёх жен, брат трёх сестёр, да могу не слушать! Женщина, да такая молодая, да красивая — дома должна сидеть, радоваться жизни, а девушка — мечтать о муже, храбром и сильном, который будет её защищать в драке, а не сама в драку лезть.

— Я драки не боюсь, вы же знаете. Разве у эмира полка больше шансов погибнуть, чем у копейщика второй линии⁈

— Ох, это ещё беда на мою голову, о юная ханум. Твой Азиз-паша как узнал про это, так целый день провёл в молитвах, спрашивая у Аллаха — за какие прегрешения эта беда на его старую голову — отца шести дочерей, мужа трёх жен и брата четырёх сестёр! Но, посему вижу, что коварство Иблиса неистощимо, раз он посылает тебя мне второй раз, уже в облике женщины!

— А что не так с обликом женщины?

— Вах, что за глупый вопрос! Ты посмотри на меня, старика — вроде уже совсем лысый стал и из ума выжил, и по должности должен о всякой стратегии-тактике думать, но гляжу на тебя — и всякая стратегия и тактика в мою голову не лезет, только стан твой тонкий, да бёдра крутые, щеки нежные и губки алые.

Девушка покраснела, став алой целиком — как-то не укладывалось в её голову, что пол может стать помехой в её планах.

— А вы не думайте!

— Да предаст Аллах мне сил в этом! А теперь подумай о рядовых башибузуках — многие из них даже своей матери и сестры без паранджи не видели! А тут — командир, эмир-ханум, которая всегда должна быть на виду, впереди, открывать лицо, и командовать голосом!

Увидеть ракшасскую девушку действительно было трудно — чтобы они не убежали из дома, воспользовавшись мимикрией, им предписывалось одеваться в платье, закрывающее всю поверхность кожи, а чтобы их не похитили и не увезли прямо с улицы в пустыню — надевать ещё уродливый плащ, закрывающий фигуру с головой целиком и скрывающий походку. Что-то вроде подвязывания рулевых крыльев девочкам на родине принцессы. А уж женский голос для ракшаса и вообще был чем-то невероятным — в семьях говорить полагалось только мужчине, женщина открывала рот только перед мужем или детьми. Впрочем, немногим свободнее были порядки в старых семьях Края Последнего Рассвета — но девушкам демонов хоть позволялись изящные искусства, а не только домашняя работа.

— Я думаю, — осторожно начала она, чтобы не обидеть, в общем-то, дружелюбно настроенного к ней пашу: — Что на поле боя больше решит то, насколько я смела, и насколько владею полководческим искусством, а не то, насколько нежен мой голос или привлекательно лицо.

— Отваги тебе не занимать, — усмехнулся старый ракшас, поднимаясь с подушек, и садясь напротив гостьи: — Ох, сколько думал — «доставит этот храбрец седых волос в твою бороду», когда ты ещё фланговым копейщиком была, пряталась от меня! Только вот не знал, из-за чего мне эта седина придёт! Воистину, пути Аллаха неисповедимы!

— Так будут приказания, командир⁈ — сидя, низко поклонилась Третья Принцесса.

— Ступайте, эмир, и познакомьтесь со своим полком. Завтра — на совещание штаба!

— Да я и так всех знаю… светлейший паша.

— Ты-то знаешь, а они тебя, такую красивую — нет. Покажись, наберись солидности, авторитета. Чтоб они, когда скомандуешь, от звука твоего голоса рукой за оружием тянулись, а не в шаровары.

Демонесса нахмурилась. Паша кивком одобрил сердитый и серьезный вид. Она встала, поклонилась, придержав меч, и повернувшись кругом, вышла из палатки. С тем же серьёзным и суровым лицом встретила толпу адъютантов и слуг, которые галдели так, что, наверное, перебудили пол-лагеря.

— А, вот и слуги Махмуд-эмира! — раздался голос паши, который соизволил выйти из своего логова: — Госпожа принцесса — ваш новый командир, смотрите, служите ей во сто крат лучше, чем служили своему прежнему господину.

— «Эмир Метеа», Азиз-паша, а не «госпожа принцесса», раз уж так.

— Да будет так, — согласился генерал: — Эмир-ханум Метеа. Распоряжайтесь слугами и рабами Махмуда как собственными. Когда надобность в них исчезнет, мы отошлём их домой его семье, — и вернулся в свою палатку.

Продолжая сохранять серьезную мину, она бросила ему вслед только взгляд исподлобья и легко вскочила на коня. За спиной услышала шепот знакомых голосов: «Это Яван, да⁈». Да, паша прав — все заслуги бравого башибузука не в счёт, и бывших друзей придётся заново приучать к её новому виду.

Шатры командиров полков были ниже и непосредственно примыкали к палаткам простых солдат. Их разделял плац, по одну сторону которого разбивали палатки рядовые, по другую — селился эмир, кази, писарь, мулла, полевая кухня и каптенармус. Кузня и госпиталь у дивизии была общая — первая по причине малого количества оружия, второй по причине малого количества лекарей. Эмиру, кухне, мулле, и писарскому обозу полагались лошади, но их предпочитали подковывать на месте, крикнув: «эй, есть кто кузнец!», чем таскать через весь лагерь к дивизионной. Всё равно среди башибузуков всегда находился не один, так другой коваль.

Шатёр эмира всё равно был самый большой — кроме жилища он ещё служил и для совещаний в ночь и непогоду, да и некоторая роскошь требовалась для статуса. Прямо перед ним Метеа остановилась и, спрыгнув с коня, обратилась к свите эмира:

— Будем знакомы. Меня зовут Метеа Явара, и отныне — я ваш новый эмир, — хатамото брата синхронно спешились за её спиной, лязгнув доспехами: — Многие из вас знали меня раньше как Явана Бешкента, и могу уверить, что во многом я осталась им же.

Кто-то из ракшасов шепнул какую-то сальность. Задние ряды загоготали, те, кто был ближе, сдержались. Лица были в основном незнакомые — рядовые башибузуки старались не связываться со свитой эмира, и за полгода они так и не познакомились. Что же, может это и к лучшему.

— А те, кто забывается, что я всё-таки офицер, — возвысила она голос, без труда перекрыв хохот: — Тех я смогу призвать к ответу лично! — она взялась за рукоять «Сосновой Ветки», но в противоположность грозному тону слов, жест вышел каким-то нерешительным. Кадомацу посмотрела не свою руку — нет, какие бы слова не прозвучали, она никогда не обнажит этот меч по такому поводу…

Чтобы сдержать внезапно нахлынувшую волну чувств, маленькая принцесса обратилась к ближайшему барабанщику:

— Вот ты… — голос внезапно сдал, она сглотнула и продолжила нормальным тоном: — Как тебя зовут⁈

— Саддам-бек, эмир-ханум, старшина барабанщиков.

— Отлично. Какие твои обязанности?

— Ну… следить за порядком среди музыкантов… ну… Следить, чтобы они играли одну музыку, а не разные, ну… исполнять приказы эмира.

— Ну и хорошо. Не думаю, что в вашей работе что-то изменится, эфенди Саддам. То же относится и ко всем остальным!

Она развернулась на каблуках лицом к палатке. Несколько старых слуг Махмуда, не пришедших даже по зову паши, встречать нового эмира, стояли за спинами хатамото, и неодобрительно поглядывали на расхозяйничавшуюся тут новенькую. Девушка прошла мимо них, и осторожно, придерживая верх причёски (чтобы не дай Будда, не стать причиной пожара), заглянула внутрь шатра. Увиденное её не обрадовало, поэтому, выйдя спиной вперёд, она сразу же приказала:

— Убирайте. Карты, бумаги, письма и приказы — оставить.

«Ишь ты, шатёр ей не понравился» — проворчал кто-то со стороны рабов.

— Послушайте и посмотрите! — крикнула она, притормозив работы. Ударом меча оторвала кусок полога, а потом взяла в руку. Расшитый войлок вспыхнул и сгорел в её ладони.

— Говорят, что шайтанов сотворили из огня, на котором греют в аду сковородки, и из смолы для жарки грешников. Полюбуйтесь. Такой шатёр просто сгорит, если я поселюсь в нём. Поэтому — убирайте, и пусть самый достойный из вас проведёт перепись наследства Махмуд-эмира, чтобы отправить его семье и детям. Мне ничего из этого не нужно, ни его вещи, ни его земли, только карты и бумаги, которые нужны для управления полком. Как справитесь, те из слуг, что не обязаны служить в армии, могут отправляться домой, на Порог Удачи. Вам предоставят корабль.

Адъютант — молодой ракшас в костюме всадника и белой чалме, задал вопрос:

— Без шатра, где штаб собираться будет?

— Привезут мой, негорючий. Там и устроим — не бойтесь, не жарко будет. Убирайте, убирайте этот совсем, только с бумагами не перепутайте ничего, — это уже слугам.

Другой адъютант шумно перевёл дух. Метеа это заметила и улыбнулась:

— Когда следующий намаз?

— Через два часа, эмир-ханум.

— Потом пусть построятся на плацу. Знакомиться будем. Все свободны, кроме вас двоих. Ты сможешь быстро всех найти? Значит, стой здесь, возле палатки, чтобы я могла тебя послать с приказом. А ты — к воротам лагеря, мой шатёр скоро привезут, встретишь и проводишь. Понятно?

— Так точно!

— Я пока пройдусь по лагерю, посмотрю на знакомых. Хатамото! — возвысила она голос на самураев, уже было двинувшихся вставать: — Вы тоже тут. Мне здесь ничто не угрожает.

Она прошлась по плацу, привыкая к лагерю с новой точки зрения. Улыбнувшись, прошла мимо кухни, где стоял лично ею столько раз чиненый-перечинненый старый котёл. И повернула в сторону, где стояли палатки пятой сотни…

Демонесса залюбовалась восходом, остановившись перед знакомым тентом, столько раз ставленым собственными руками. Здесь, в этом бесцветном мире, яркая звёздочка местного солнца вставала, словно гонясь за огромной, занимавшей почти пол-неба (совсем как Аматэрасу в полдень дома) соседней планетой, но четверть небосклона так и оставалась непреодолимым препятствием в этой вечной гонке. Зарю принцесса сегодня встречала в поле — по дороге от лагеря брата до этих мест, — единственный всплеск цвета в этом мире, кроме, пожалуй, огня и крови — внезапно протянувшаяся вдоль горизонта струна пронзительных синих и зелёных тонов, вот и всё, чем радовал дважды в сутки своих гостей этот суровый мир.

А сейчас она наблюдала восход светила над лагерной оградой… Налетел порыв ветра, солнце одолело зубец, коротко стриженные волосы Метеа хлопнули, как костёр на ветру, зубастая тень частокола соскользнула с её лица, и она, закрыв глаза, вздохнула полной грудью, даже сквозь изоляцию свежий утренний воздух. Нет, определённо армия была лишней — со всем своими цветами парусины, брезента, блеском металла, матово-красной кожей ракшасов, аляповатой раскраской демонов — лишней в этой лишенной цвета гармонии мира…

Кадомацу выдохнула эту свежесть вместе с коротким языком пламени, и, открывая глаза, посмотрела на старый, знакомый тент.

Да-а, колышки, наверное, вбивал Салах — через раз их менять придётся. А распорки внутри, точно ставил Хасан — это только он делал их специально немного наискось — так палатка получалась шире, но ниже по высоте, специально, чтобы высокий Салах ползал на четвереньках. Интересно, кто сейчас занимает её место⁈ Вот бы встретить кого-нибудь!..

И, как ответ на её молитвы — из палатки сначала показались пятки, затем кругленькая, откормленная задница, широкая спина, и, наконец — голова, увенчанная шапкой кудрей. Салах. Не самая желанная компания, но, за неимением лучшего…

Девушка рассмеялась.

Салах вздрогнул, прекратил шарить по пыли, и, подняв перепуганные глаза, залепетал:

— Виноват, виноват, извините, господин… то есть госпожа шайтан…

— Рядовой Салахе Назым! Смирно! — рыкнула она на него грозным голосом: — Где оружие? Почему феска не по уставу?

— В-виноват, я… а кто ты такая, что раскомандовалась? Думаешь, доспехи нацепила и сразу важнее мужика стала?

Принцесса вздохнула. Салах оставался Салахом.

— Я твой эмир новый! А ну на колени, или получишь палками по пяткам!

— Чего? Братва, наших бьют! — что-то он совсем не впечатлился.

— Кто тут собрался бить Салаха палками? — послышалось из палатки: — Ну-ка, подожди, я сейчас помогу!

Полог раздвинулся, и из палатки показалась тёмнокожая лысая голова. К новому эмиру вернулось хорошее настроение:

— Хасан! Это Я!

— Жив!.. То есть, жива, шайтанша! Уже ходишь!

— И хожу! И летаю! — она распахнула крылья: — И уже ваш эмир!

Салах ничего не понял:

— Хасан… ты откуда её знаешь? Ты кто?

— Это же Яван! Ты что всё забыл? Или кого ждал?

— Как Яван? Он же ростом был…

— Сядь, пока голову не перегрел. Или ты кого ожидал? Вроде вас двоих с Касымом? Я же говорил — девка, да ещё и красивая!

— В первый раз вижу, чтобы Хасан командовал Салахом.

— Ну, так он моё кольцо потерял. Ты надолго к нам?

— Навсегда! Сколько раз говорить — я ваш новый эмир! Это кольцо⁈

Она ещё от ворот разглядела его в пыли, и теперь подняла с помощью магии и надела на большой палец ноги Хасана.

— Вау! Я же говорил, что она крутая волшебница! Касым, з-зараза, живо ищи Теймура! И как мне его теперь снять…

Мацуко звонко смеялась над ними.

— Слыш, — опять влез со своими понятиями Салах: — Если у тебя магия, то, что ж ты не колдовала для нас, а⁈

— Салах! А превратиться из демона в ракшаса, по-твоему, не магия?

— То есть, и меня ты — магией⁈..

— Надоел. Я и без магии тебя на две головы выше и в два раза сильнее. Хочешь померяться?

— И, правда, надоел, Салах. Ребята! Яван вернулся! Кто не видел, собирайтесь, больше не получится!

Ребята быстро собрались, узнав о неожиданной гостье. Кадомацу крутила головой, выглядывая знакомые лица. Вот непривычно маленький Али Язид, Калим, худющий, и ещё больше похожий на паука, Махмуд, Курт, Насреддин-бек, Фатах, Зульфиакр, Арслан, Насреддин «без бека»… и много-много, без малого сотня знакомых лиц. Но многих не хватало — например, Измаила которого, по рассказу Хасана, подвела в том бою хромая нога, и других, кого оставили в том бою на поле рядом с Махмуд-эмиром — это ведь пятая сотня отбила у врага его тело.

Наконец, раздался крик: «Посторонись!», и, ведомый наполовину размалёванным Касымом, которого каждый норовил то ущипнуть, то шлёпнуть, раздвинул толпу своим брюхом сотник Теймур.

Принцесса сразу повернулась к нему и вежливо поклонилась:

— Доброе утро, Теймур-ата. Признаете в таком виде⁈

Старый ракшас долго молчал, заставив поутихнуть даже самых нетерпеливых галдёжников, а потом, назидательно поднял палец и сказал на языке демонов:

— Вай-вай-вай, савсэм лысый зенсин! Такой молодой — и почти лысый!

Девушка надула губки:

— И совсем уже не лысая, а стриженная! — она сказала это на языке ракшасов, так, что вся сотня громогласно хохотнула:

— Позор, позор на мою седую голову! — смеялся громче всех Теймур, хлопая себя по собственной лысине: — Ведь совсем девчонка обманула!

— И что это никто из нас-то не догадался? Ведь протяни руку…

— И остался бы без руки. Кого там Яван в первый день отметелил, не тебя ли?

— Нет, его я не метелила. Не наговаривайте.

— Ну, неужели никто не поглядел, как по малой нужде-то ходит?

— Кто, Яван? И что бы ты рассказал, когда тебя спросили бы, что это ты за мужиками подглядываешь? На место Касыма захотел?

— Слушай, Касым, а может, ты подглядывал?

Несчастный банщик спрятался за Салахом.

— Зачем ты волосы срезала? — спросил Теймур: — Ведь та пэри, что на картинке у шайтана была — это же ты? Была бы сейчас красавица!

Покрасневшая Мацуко пригладила короткие волосы:

— Да не лезли они под маску Явана. Они же у нас… ну, в общем, долго объяснять. Зато я теперь у вас эмир!

Окружающие сопроводили последнюю фразу громогласным «Ура!». Только один Теймур покачал головой:

— Какая глупая… — сказал он одними губами, так, что никто кроме принцессы не услышал, а потом возвысил голос:

— Ну что тут устроили базар? Насмотрелись, наболтались? Явана не видали? А работы, что нет до обеда⁈ А ну, марш за дело!

Немного обидевшиеся на резкость тона, но уже привыкшие к дисциплине башибузуки оставили их наедине. Теймур с Метеа неспешно пошли по дороге к плацу, внезапно подарив друг другу паузу для размышлений.

— Скоро уже будут не башибузуки, а настоящие солдаты, — польстила старому сотнику новый эмир.

— Дай-то Аллах… Новеньких много, их снова обучать.

— Откуда? После таких потерь. Неужели полная сотня наберётся?

— А у нас все сотни полные. К приезду нового эмира всю дивизию укрепили.

Дочь микадо недовольно фыркнула:

— Братик…

— Ваш старший брат, видать сильно любит свою глупую сестрёнку.

Они опять сделали паузу, собираясь с мыслями.

— Ну, Теймур-ата, что вы делаете такое суровое лицо? Вот смотрите, я же ваша ученица — а стала эмиром! Можете гордиться, как учитель и наставник!

— Да ты и до паши дослужишься, и до паши пашей… поверь старому вояке.

— А что не так? А, из-за того, что я — принцесса?

— Да нет, будь ты и настоящим Яваном, ты бы выслужилась.

— Ну, так хорошо!..

— Да глупая ты…Женщина должна дома сидеть, женщина — это мир и красота, а война — наше, мужское дело… Зачем ты из дома убежала? Выходила бы замуж, рожала бы детей — дочек красивых как ты и мальчуганов, смелых, как Яван, растила бы их — вот увидишь, как подрастёшь, что кроме этого, ничего тебе не надо.

— Теймур-ата, я как раз от такого «замужа» в армию и сбежала!

— Зачем? А-а-а, понятно, храбрый джигит пленил сердце, а родители хотели отдать за нелюбимого? Ну, тогда извини, полковница…

— Вы почти угадали! Теймур-ата! — и резко прибавив шаг, сбежала от него. Не хватало ещё выдать себя перед Теймуром! Старый сотник остановился и хитро улыбнулся вслед.

…Остаток часа она провела, всаживая в воротный столб почти на половину длины чёрные бронебойные стрелы. Лук, оставленный телохранителями, был рассчитан на мужскую длину рук, но и доступного силе девушки размаха хватало на то, чтобы заколачивать стрелы так, что их потом топором вырубали. Зато отвела душу, твердя себе при каждом натяге: «Держи язык за зубами, держи язык за зубами!». Пока не прозвучал сигнал к намазу.

Принцесса опустила лук, сняла перчатку, и сама опустилась на колени, лицом к проповеднику. Она не била поклоны, как прежде, в теле Явана, но с уважением и достоинством выслушала молитву. Мулла обратил внимание, и, кажется, остался доволен.

Потом всех построили на плацу — прямо с молитвенными ковриками подмышкой, и Мацуко, поглубже вздохнув, приготовилась принять жребий командира:

— Я благодарю и ваших и моих богов, которые слышали мои молитвы и оберегали меня всё время, пока я скрывалась в ваших рядах. Да, я — та, кого вы знали как Явана, что сражался в ваших рядах и был другом многим из вас. Но теперь я вновь принцесса Явара и отныне — ваш командир, и надеюсь, что вы поймёте, если мне придётся быть строже и суровее чем другим командирам. Не надейтесь на старую дружбу, если не будете подчиняться моим приказам. У меня есть хорошие качества, но они появляются только тогда, когда я не вижу поводов для гнева. Но надеюсь, что мы будем друзьями, и не станем искать повода для ссор.

— А тем, кто не дружил с тобой, придётся трахаться? — внезапно раздался глумливый вопрос.

Принцесса обернулась на голос. Строй разошелся под её взглядом, вытолкнув смельчака — наглого, молодого, незнакомого, судя по хлипкости и недокормленности фигуры — из нового набора. Она долго смотрела в его наглые глаза, прежде чем слуги Махмуд-эмира сообразили, и, схватив за бороду, выдернули из строя: «На колени перед эмиром!» Один из хатамото Мамору подошел и со влажным звуком обнажил меч.

— Нет, не надо! — остановила его новый командир: — Ему достаточно урока, ведь, правда⁈

Ракшасы-телохранители на память хлестнули его по спине нагайками и затолкали пинком обратно. Кадомацу вздохнула и повернулась спиной. Что делать в этом случае — проявить строгость, жестокость или дипломатию, она не знала. Оставалось надеяться…

— Да вот, я же говорил — … — пошлый матюк хлестнул, как пощёчина. Демонесса обернулась, но недостаточно быстро — свист меча и знакомый удар, разрубающий плоть — хатамото пинком бросил к её ногам голову помилованного наглеца. Немного потерпев мрачнеющие взгляды друзей, эмир Метеа взмахнула рукой:

— Довольно! Я не командовала в настоящем бою большим, чем десяток, но давайте, пока не побываем под моим командованием в настоящем бою всем полком, воздержимся от шуточек про мой пол… или что-нибудь подобное! Я уже не Яван, я снова дочь своего отца, и неуважение ко мне — неуважение к Императору! Другое дело, когда на нашем счету будет уже достаточно славных битв и побед — тогда и мой отец не станет оспаривать слово моего товарища по оружию — ибо Император — такой же воин, как и вы. Все свободны!

…Когда сотни разошлись, к новому эмиру, кланяясь за три шага, подобрался мулла:

— Очень достойная, речь, эмир-ханум, но вы забыли одну вещь.

— Какую, ходжа?

— Нет бога, кроме Аллаха. А вы подчеркнули, что вы неверная с первой же фразы.

— Ну, я такая и есть. Зачем же лицемерить?

— Кто знает, кто знает. Пути Аллаха неисповедимы. В конце концов, вы путь армии проделали как воин Аллаха, вступая в бой с его именем на устах.

— Простите, ходжа, простите… я и сама не знаю добрые или злые духи меня ведут… Видать, я язычница…

— Пути Аллаха неисповедимы.

И, пятясь семенящей походкой, раскланялся, оставив девушку с её раздумьями…

…А к вечеру привезли её шатёр. К небольшому неудовольствию Кадомацу, брат отрядил на это дело господина Сакагучи — будто не было, кого выбрать из других его телохранителей! И не то, чтобы у него с Третьей Принцессой были напряжённые отношения, или скажем, он бы ей не нравился — просто он с Её Высочеством не разговаривал. Совсем. Сакагучи был каким-то боком родственником Ёсико, в прежние времена захаживал по её делам в свиту младшей принцессы, но сейчас считал дочь микадо лично ответственной за смерть жены наследника — вот и объявил ей бойкот.

Было забавно глядеть, как он одними жестами распоряжался при установке палатки, а так, как язык жестов перестаёт быть понятным, если повернуться к собеседнику спиной, (что часто приходилось делать солдатам во время работ), многие из них ощутили на себе тяжесть руки телохранителя принца.

Потом он пару раз рявкнул на коллег-ракшасов — чтобы знали дело, и, простившись с презираемой женщиной кивком головы, так же молча покинул бывшую Госпожу Тени Соснового Леса, оставив её обживаться на новом месте.