Броня Молчания

Силач

Первого кандидата они нашли в первый же день. Отправив после совета с телохранителями Азер и девочек за снаряжением, Кадомацу вдвоём с Сакагучи шла мимо лагерей — как вдруг их внимание привлёк шум большой драки. Не сговариваясь, они вместе завернули в ворота — любой раздор надо давить в зародыше, но как оказалось, это был вовсе не раздор…

Весь полк собрался вокруг тренировочной площадки, и галдел, прерываясь иногда на единодушные радостные крики, вроде: «Ара, что за удар!», «Так его!», «Знай наших!», или — «Ну что ты, растяпа!». Завидев знатных гостей, они расступились, открывая им вид на зрелище.

И без того небольшая площадка казалась крохотной из-за бойца в центре — здоровенного лысого монаха без шлема и головной повязки, в перепоясанной рясе с нашитыми на неё, словно рыбья чешуя, пластинами доспехов. Он стоял, и крутил, с гудением рассекая воздух жуткой восьмигранной дубиной неимоверных размеров, не подпуская на расстояние удара сразу четырёх самураев с бамбуковыми мечами.

Вот один из них сунулся было вперёд — и тотчас же взлетел без крыльев, получив увесистый удар в нагрудник. Второй, попытавшись воспользоваться ситуацией, прыгнул на загривок гиганту — но монах вроде бы лениво почесал спину дубиной, и, схватив смельчака за воротник фехтовальной маски, выкинул на третьего, сбив того с ног. Четвёртый, тоже сообразительный, кинулся на супостата в тот момент, когда он заносил руки за спину — но тот, не останавливая расправы с его товарищами, с небрежного взмаха ноги кинул ему в лицо железную сандалию-гэта, от которой он улетел в восхищённо заоравшую толпу. Выбывших сразу же заменили свежие кандидаты — но что-то не верилось что надолго…

— Господин Сакагучи, — попросила принцесса: — Выясните, что происходит?

— Слушаюсь! — кивнул хатамото и вскоре вернулся: — Простите Ваше Высочество… но причина столь недостойна ваших ушей, что я не решаюсь осквернить ваш слух этим известием.

Мацуко фыркнула, дунув в челку:

— У тебя мой приказ. Докладывай!

— Нечистоты в выгребных ямах… они замерзают, поэтому не очищаются сами. Они расширяли отстойники, пока они не перемешались с соседними, и теперь спорят — какому полку вывозить их содержимое.

— Интересно, — заинтересовалась дочь микадо: — А на заседании штаба мне говорили, что лагеря не испытывают недостатка ни в чем… А избыток отходов — значит «не недостаток»⁈ Где у них главный? — и пошла.

Телохранитель догнал её:

— Надеюсь, Госпожа Третья хочет устроить только выговор за нерадивое исполнение обязанностей, или⁈..

— Или.

— Не стоит, Ваше Высочество!

— Да полно. Что мне может угрожать на тренировке⁈

…Сам полковник и распоряжался соревнованием — видать сильно прижала нужда в топливе. Увлечённый он не заметил высоких гостей, и сам оказался прижат грозным зелёным взглядом в упор:

— Весьма досадно, полковник.

— Простите, Главнокомандующая… не посрамим честь полка! Я приберёг лучших напоследок!

— Генерал Асасио клялся мне, что обеспечил солдат свой дивизии всем необходимым, но я вижу, как его полки дерутся из-за обустройства отхожего места⁈

— Простите, Главнокомандующая!

— Я ещё выясню, сколько в этом вашей вины. А пока… не меняйте этих, — улыбнулась она, снимая тёплые перчатки и надевая боевые рукавицы: — Когда выбьют последнего, выйду я.

— Для меня будет честью выйти против него с вами! — пафосно схватился он за украшенную рукоять меча.

— Зачем? Это будет нечестно. Я и одна с ним справлюсь. Или вы в это не верите⁈

— Извините, Ваше Высочество, — сразу стушевался самурай.

…Монах заметил, что ему дают передышку, и, подозревая нечистое дело, экономил силы, доколачивая последнего. А может, и сказывалась усталость — уже многие горячо болеющие против него зрители украшали толпу физиономиями с фингалами и недостачей зубов, благодаря его стараниям. Победив, он долго переводил дух, тяжело опёршись о дубину, и вытирая поданной ему кем-то головной повязкой тяжелые капли пота на лбу и бритом черепе.

Метеа, скрываемая до этого обрадованными самураями, решительно раздвинула их стену и вышла в круг:

— Здравствуй, монах. Ты знаешь, кто я?

— Да, Ваше Высочество. Мы с вами дверь ломали, вместе («Так значит полк Ито рядом с ними! А на карте ещё идут позиции Томинары» — подумала принцесса) — Я монах Ковай, — продолжал тот: — А мирское имя было Атару Кинноцунэ, моя сводная сестра приходится троюродной тёткой госпоже супруге Золотого Министра, а та, через конюшенного левой руки имеет родство с вашей семьёй.

…Мда, действительно, почти что родственник — хотя эта ветвь ближе к Томинаре, чем к правящей линии рода Явара, но всё-таки, какое-то сходство чувствовалось. Почти «императорский» сумаховый цвет кожи, красные глаза, как у начальника штаба — тот тоже обещал вырасти в крепкого костью мужчину, а вот большой живот — это наследство всегда склонного к полноте императорского рода. Только вот члены правящей династии никогда не отличались высоким ростом — что ж, не такой и близкий родственник, вполне вероятно помогло хорошее вливание свежей крови…

— А меня, прежде всего, называй вторым именем — Метеа, — она сдержанно поклонилась: — Не кажется ли тебе, что ваша возня несколько затянулась⁈ Давай решим всё вдвоём с тобой: победишь ты — земляными работами займётся этот полк, побеждаю я — ваш? Только разреши, раз у тебя настоящая дубина, мне использовать настоящий меч, — и ловко, словно саму прыгнувшую в руки, обнажила «Сосновую ветку».

— Для меня честью будет испытать силу с вами на любых условия, Ваше Высочество, — согласился монах.

Нет, не было ничего несправедливого в её просьбе. Тренировочный меч в руках женщины — даже женщины-демона, что угодно, но не преграда для тяжеленной восьмигранной металлической дубины. А острое лезвие хоть давало шанс, что враг поостережется, и не решится на слишком рисковые атаки…

…На Коците никогда не использовали обычные факелы или холодные светильники — они давали слишком мало света в его атмосфере, и площадку сейчас заливал яркий, как полдень на родине, свет зенитных прожекторов. Расположенные по углам, они крали тени друг у друга, превращая рельеф в плоскую картинку, и это скрадывало движения не хуже широких одежд. Зато тени на земле не кривлялись одним-единственным гротескным двойником, а красиво распускались восемнадцатилепестковым чёрным лотосом.

На принцессе были белые с золотой каймой по широким пластинам доспехи, бросавшие невыносимый блик, когда на них попадали прямые лучи света, и желтые шаровары — в цвет её волос. Она сняла шлем, как и монах, и одновременно с ним убрала волосы под тугую белую повязку.

Ковай начал первым — его шест-дубина вкопался на целый сяку в промерзший грунт круга. Кадомацу перепрыгнула его ещё на половине замаха, оставив на земле свою обувь, красиво перевернулась в воздухе и приземлилась в низкую стойку. Ну, это была только проверка сил…

Ещё удар! — она проскользнула под дубиной (босиком-то и маленькая, она теряла ещё полголовы роста!), близко-близко провернулось необъятное брюхо монаха — но он, наступив ногой, прижал лезвие меча к земле, и не дал ударить.

Девушка, продолжая движение, упала на шпагат, крутанулась вокруг зажатой руки, вышла в стойку на кулаке и ловко отхлестала великана обеими ногами по щекам. Раздался всеобщий возглас одобрения — действительно, красивый приём.

Принцесса, почти незаметно, подхватила с холодной земли меч — он лёг в ладонь обратным хватом, и сама кинулась в атаку — удар! — монах подставил оружие, «Сосновая ветка», прижавшись к предплечью, скользнула дальше, осыпав обоих снопом искр. Ещё удар! — нет, скорее отбив, потому что Ковай в тот же момент коротко, с потягом, словно мечом, рубанул своей восьмигранной дубиной, и дочь императора, вместо удара наотмашь, выполнила отбив наружу. Зато ударила по-настоящему, свободной рукой — но её противник всё-таки защитился, не так-то просто раздавать затрещины, пытаясь удержать тоненьким лезвием тяжеленную дубину!

Кадомацу схватилась за подставленное оружие, и обеими ногами, по-петушиному, пнула Ковая в поддых. (мужчины сзади разразились криками восхищения, Сакагучи что-то нечленораздельно рявкнул). Он сбился с дыхания, а она, не давая восстановится, распахнула крылья и обдала монаха вихрем снежинок и пыли. Тот зажмурился, и вслепую так крутанул дубиною с вцепившейся демонессой, что та грянулась о землю, словно цеп при обмолоте риса. Он одной рукой вырвал тяжелое оружие из захвата, потирая другой слезящийся глаз, размахнулся, — и обрушил восьмигранный шест на лежащую соперницу… К чести его сказать — в последний момент воинственный служитель Будды сдержал свой удар, да и принцесса постаралась увернуться — но всё равно, холодный тупой металл прижал её крыло к земле намертво.

Дьяволица попыталась встать — боль в плече швырнула её обратно, но сразу же, ещё падая, она пнула в подмышку толстяка, тот выронил оружие — оно, падая, больно ударило по локтю крыла. Метеа этого даже не заметила, а, подскочив, ногой в прыжке отбила удар кулака, и, подбросив себя ударом крыльев, по инерции прилетела сгибом колена до плеча, и роскошным задом влетела ему в лицо. Монах (как и сама принцесса) не ожидал такой атаки, и еле успев распахнуть крылья, повалился навзничь, а потерявшая преграду девушку села пятой точкой ему на живот. Воспользовавшись положением, Мацуко прижала радостно сверкнувшую «Сосновую ветку» к его горлу нежной рукой.

— Побеждён! — признался силач. Круг зрителей разразился шумными рукоплесканиями.

Под общие крики поздравления монах поднялся с нею на руках (в руках гиганта зелёноглазая принцесса показалась сущей девчонкой — такой бы в куклы играть, а не на войне себя калечить!), и как мог, вежливо поклонился, держа её над землёй. Мацуко ответила ему так же — насколько было можно поклониться, когда тебя держат на руках и не отпускают.

— Святой отец, не соблаговолите ли вы… поставить меня на планету, и переговорить со мной наедине? — спросила она, стараясь сохранить достоинство, убирая меч в ножны.

— А что госпожа желает? — спросил он шепотом, но на планету так и не поставил.

Господин Сакагучи за его спиной недовольно сложил руки на груди.

— Огромное спасибо, госпожа! — прервал их глас полковника: — Теперь, значит, наш полк может отправить этих неудачников чистить нужники⁈

Кадомацу приподняла брови, поудобнее разместившись на мягких руках Ковая:

— А знаете… я передумала… В конце концов, монах побеждён не вашим полком. И вообще. Давайте вы сегодня вместе с вашим соседом явитесь на заседание штаба, и отрапортуете, почему вы не справились с организацией элементарных удобство?

Полковник аж зашипел от неожиданности:

— Но, госпожа… вы же сами…

— Я просто немного размялась, — она пошевелила плечами и крыльями, пытаясь аккуратно выбраться из ладошки монаха. Потом ножкой, пытаясь нащупать землю: — В самом деле, зачем продолжать этот глупый спор, если о ваших проблемах уже известно командованию⁈

— Слушаюсь, Как пожелаете, — взгляд полковника угас, и он поклонился в знак согласия.

— Спасибо, госпожа! — сказал Брат Ковай. Однако на землю так и не поставил, а пошел следом за Сакагучи: — Командир бы меня со свету сжил, если бы узнал, что я проиграл нужник…

— Ну, во-первых, не сжил бы. Полковник Ито — не такой уж и зверь. А во-вторых — поставьте меня на землю! И где мой сапог⁈

Сапог ей дали, но на землю не поставили. Сакагучи прикрыл принцессу, распахнув крылья:

— Довольно опрометчиво брать на себя такую ответственность, — заметил он монаху: — Она, знаете ли, злопамятная.

— Да неужели ты заметил? — прокряхтела принцесса, обувшись: — Ну и что, господин старший хатамото, подходит он нам?

Тот смерил великана глазом оранжевой половины лица: — Силач-то нам всегда пригодится. Даже просто в вашу личную охрану, — он сделал торжественное лицо и обратился:

— Достопочтимый благородный сохэй, Её Высочество имеет честь пригласить вас для участия в вылазке в Цитадель. Под её командованием. Приказ не обсуждается.

— Господин Сакагучи! — возмутилась дочь императора, услышав, как ею распорядились, но тут её неожиданно поставили на поверхность планеты:

— Да я только буду счастлив залезть к чертям на сковородку под вашим командованием! — добродушно прогремел басом толстяк.

И почему это считают, что хорошие друзья случайно не попадаются по дороге⁈..