…Сакагучи поднял Высшего Демона разрушения на своём мече — впервые, за эти годы, достойный противник — и не умеет фехтовать. Измученная Азер рядом переводила дух, непослушной рукой стаскивая шлем с красивой головы.
Ильхан с Хасаном наконец-то распяли на стенке бхуту, и вышибали последний дух из несчастного гада. Да, ещё раз, это позор — идти на войну и не уметь убивать.
Такахаши сидел в окружении друзей. Из-под пластин доспехов весёлыми золотыми ручейками вытекала кровь. Афсане тоже смотрела на него. Почувствовала взгляд Сакагучи, обернулась, шагнула спутанным шагом, и обняла его руку, прижавшись лицом к локтю.
— Он выживет?
— Да. Ничего опасного. Только отлежится.
Она заглянула ему в глаза:
— Ты говоришь как врач.
— Где Гюльдан и Её Высочество⁈
— Ах да. Вперёд пошли, пока мы этих задерживали.
— Понятно. Наора, Уэмацу, Хасан — останьтесь с раненым. Остальные — за мной! — и грубо вырвал окованный бронёй локоть из нежных рук девушки.
…В тронной зале было темно. Только изредка вспыхивали какие-то огоньки на стыках экранов, проносились и гасли. Вначале Кадомацу приняла это за панораму звёздного неба, но затем поняла, что сами экраны были темны и безжизненны.
Шульген был здесь. Тёмной живой горой он возвышался в своей ванне, и полуприщуренные глаза светились хитрым взглядом навстречу вошедшей.
— Здравствуй, принцесса. Извини, что встречаю в темноте — я бы включил какую-нибудь подходящую картину, но ваши захватили подстанцию и оставили меня без света.
— Я пришла прекратить твой мятеж. Прикажите сдаться всем своим войскам и остановите войну.
— Вот как⁈ Ты пришла одна, и без оружия… и приказываешь⁈ — наг грозно поднялся, распуская капюшон: — Даже не сразившись со мной⁈
Даже старый змей смертельно опасен. Бросок расплылся в воздухе, клацнули зубы. Метеа даже не пошевелилась. Она просто ослабила свою изоляцию, и воздух вокруг неё вспыхнул огненным костром. Шульген отшатнулся, запрокинув голову, и захныкал:
— Ну что вам от меня надо… Я просто старик… Я хочу любоваться пейзажами… хочу тепла и комфорта… хочу женской ласки… Хочу, чтобы меня уважали…
— Прекрати эту войну. Отведи войска. Чего бы ты ни хотел — ты не имеешь на это права, пока из-за тебя страдают другие, — сказала Мацуко, и вдруг сама застыла как громом пронзённая: «Слова-то мудрые, а я-то сама⁈»
Шульген посмотрел на неё, вдруг опустившую взгляд, и вроде не заметил ничего.
— А разве плохо было раньше? Ты в плену, никто никого не убивает. Тебе было плохо, извини, но вместо тысяч и миллионов наших солдат страдала только ты одна… — змей долго смотрел на неё, потом добавил, еле слышно: — Глубочайше прошу прощения…
Мацуко вскинула взгляд:
— Батша, неужели вы не видите: вас предали все! Я не захватывала подстанцию — её охраняет целый легион, без неё бы дворец пал в считанные секунды, но только у вас отключили свет! Кахкхаса с Умкы бежали на моих глазах — и я жалею, что не принесла их головы. Вы, сами… я же сутки готовилась к штурму, вы могли переехать в убежище, почему вы здесь⁈
— Мой верный Кахкхаса сказал, что поезд заминирован… — старик сокрушенно покачал головой: — Вовсе не для этого мы начинали Революцию. Я ещё помню Тыгрынкээва до того, как радость от побед ударила ему в голову… Умкы, как почтительного младшего брата… Пророка…- долгая пауза повисла в полумраке: — Тыгрынкээв — он был идеалистом. Он, наверное, и тебе успел проповедь толкнуть перед смертью⁈ Я помню — после восстания на Коците он прибыл ко мне парламентёром. Его доставили в цепях! У меня было предписание Сената, два сенатора с фасциями и ликторами, судебный претор, трибун-исполнитель с целой когортой. Тыгрынкээву понадобилось всего два часа — и Кахкхаса убил трибуна, оба сенатора перешли на нашу сторону, а я, старый дурак, объявил о том, что вся Гудешия отныне независима от Республики…
— И зачем вам это было надо, батша?
— Ради справедливости. Это слова Тыгрынкээва.
— Ради справедливости? Батша, да где вы видите справедливость?!! Это в ваших городах женщины продаются за кусок хлеба, обозлённые солдаты, — ваши же солдаты! — врываясь, убивают грудных детей, дети постарше вместо игрушек учат оружие, потому что их отцы уже отдали жизнь за вашу Революцию! Что бы вы ни защищали прежде — теперь это не стоит защиты такой ценой!
— Ты думаешь, было справедливее, дитя Огненного Ада⁈ Республика переселяла целых пять планет, ради «великой стройки» на Коците… Миллионы, миллиарды семей лишались не то что хлеба — самой земли под ногами! Жители пяти, пяти планет — должны были полностью покинуть их — и только во снах вернуться туда, потому что из Холодного Ада нет пути на средние миры. Мудрая, справедливая Республика, согласно своим законам, конечно, заботилась о тех, кто хотел остаться — и предлагала самый достойнейший вариант — службу в легионах. Мужчины могли остаться — бросив дом, жен, детей и отныне служить «славе оружия Амаля». Огромная честь, которую, на удивление Сената, мы отказывались принимать. Высочайшая честь для мужчины любого народа — стать воином своего племени, превратилась в страшную обязанность, которая означала разлуку с родными, пропадающими в безвестии. Женщины отдавались не за хлеб, а за право остаться близ родных мужей, сыновей и отцов. Детские колыбели приходилось прятать, ибо на втрое перенаселенных планетах уже не было места для детского смеха. И тогда мы восстали…
— Не обманывай меня, старый змей. В подземных городах Шульгена действуют законы Била-Сварги. Такие же наги как вы, запрещают рождаться здесь без разрешения. А здесь запрещали именно вы.
— Я вижу, вы подготовились к нашей беседе, юная леди.
— Я только что на этом мосту глядела в глаза собственной смерти. Она подсказала мне все ответы.
— Вы так легко говорите о смерти, милая, юная девушка… как будто готовы к новой жизни…
— А я и в самом деле готова. Все, о чем я мечтала — свершилось.
— А, реинкарнация. Я слышал об этой религии. Верите в то, что умерев один раз, родитесь снова? Снова пройдёте младенчество, детство, юность?.. На других мирах, а может и в самой Республике? Стоит ли жертвовать жизнью и богатством дочери Императора, чтобы родиться в этой стране? Республика Амаль… часть из того, что тебя ужаснуло — здесь норма… спроси у своего драгонария — первая игрушка детей призраков — автомат, вторая — мяч, с которым удобно тренировать броски гранаты. Первая и единственная игрушка инородца в Республике — та, чем Республика разрешит заниматься в будущем. Даже у детей в этом мире нет свободы. Держитесь за жизнь, принцесса. Здесь невыгодный курс обмена.
— А я девочка, — улыбнулась девушка демонов: — Здесь или там — я опять буду играть в куклы.
— Куклы⁈ — помедлил старик нагов: — Да, вы, женщины, знаете, чем задеть… — по покрытым чешуёй губам скользнула горькая усмешка: — И, правда — девочки играют в кукол, потом становятся матерями… и растят других мальчиков и девочек, которым, наверное, больше и правда, не за что умирать… Спасибо, ваши слова достигли моего сердца… Вам повезло с жребием… Это мы, мужчины, вечно придумываем войны и революции, а потом ищем оправдания грехам своей гордости и жадности… А вы храните жизнь и семейный очаг и возвращаете нас из несбыточных мечтаний на грешную землю… Благодарю, принцесса. Пусть бог пошлёт вам хорошего мужа и достойных детей… Без необходимости умирать в столь юном возрасте…
…Убийца был уже в ангаре, когда Злата с отрядом догнала его. Он копался в двигателе десантной «рыбы», и, увидев преследователей, вышел и неприятно осклабился. Он даже не поднял оружия, а внаглую вытер руки тряпочкой.
— Вы что, с ума сходите, да⁈ Она же нага! — и ещё сильней рассмеялся.
Трибун вопросительно посмотрел на Злату:
— Товарищ Новак⁈
…Клятва Астики. Пять тысяч лет по летоисчислению Земли, каждый наг и нага, достигающие возраста Школы, клянутся в церквях и храмах: «Никогда и ни за что, покуда бьётся моё сердце, покуда видят мои глаза, именем Астики, спасителя нашего рода, я клянусь — да не причиню я вреда человеку, или делам его, и не дозволю при мне вершиться вреду человеку или делам его. Залогом того слова — Дело Астики, Гордости Людей. Да не родятся у меня дети, если я нарушу своё слово. Залогом того — Деяние Астики, Лучшего из Людей…»
Злата закрыла глаза, легонько, как только могла, кивнула. Хриплый треск очередей крест-накрест разорвал монотонные шумы ангара.
— Всё кончено, товарищ аюта.
Она открыла глаза. В кровавой кляксе на стене, распятый пулями в свой цвет, с гримасой ужаса на месте ухмылки, сползал на пол человек, называвший себя «Красный Га»… Как можно выучить язык нагов и не знать, кто такой Гаруда⁈
— Я вызову квесторов. Если вам тяжело, ваше присутствие уже необязательно, товарищ полковник.
Злата кивнула. Что-то неладно было у неё с превращением — из человеческого образа она опять свалилась в змеиный. Да и нужно ли сдерживаться, если не держат эти дурацкие штуки, называемые «ногами»⁈ Колдунья вновь закрыла глаза и отправила свой разум по таким знакомым астральным связям и чужим мыслям…
Она ненавидела этот мир…
…Сакагучи вошел через выбитую дверь, и сразу приказал перестроиться в боевой порядок. Место справа от него занял брат Ковай, а слева — Пак-южанин. Лучники сзади, наготове. Азер просилась в первый ряд, но он отказал — баба, конечно сильная, но доспех на ней сегодня слишком тяжел, да и так прыгает плохо.
Первое, что они увидели — это огромную тушу на мосту. Потом — принцессу, одну и без оружия, в опасной близости от Шульгена, потом — девочки сорвались и с плачем побежали к бездыханному телу Гюльдан. Она тоже здесь лежала.
Рядом с Шульгеном засверкали вспышки телепортации — и не какая-нибудь мелочь, а его личная гвардия, закованные в золотую броню с кованными золотыми перьями — настоящие боевые змеи.
Сакагучи обнажил «Пушечное Лезвие»:
— Луки к бою!
Принцесса оглянулась, увидела их — и подняла руку останавливающим жестом. Шульген же просто взглянул на своих.
— Слушайте! — прогремел голос старого змея: — Экраны за ним засветились и показали виды дворцовых коридоров, где кипели бои:
— Я, батша Шульген, правитель этой планеты и прокуратор Республики в системе Гудешия, сдаюсь на милость Сената и лично Драгонария Республики Тардеша. Всем верным мне войскам приказываю сложить оружие под командование республиканских и союзных офицеров. На время расследования я слагаю с себя полномочия главы Революционного Совета, и полномочия Прокуратора Республики, и предаю их аюте по специальным поручениям Архидрагонария Тардеша, принцессе Гайцона Кадомацу Явара, Метеа…
— Я хочу сказать «спасибо» соратникам, что прошли со мной все эти годы, от начала Восстания, до этого дня. Друзья! Мы сражались за правое дело! Но наша революция презрела свои идеалы, и превратилась в свою противоположность, неся боль тем, кого поклялась защищать. Я отказываюсь дальше творить зло под личиной добра, и сдаюсь во имя Мира… Может, это не прекратит все творящиеся во вселенной смерти и несправедливости, но причин для них станет меньше…
…Мацуко медленно опустилась с возвышения у порога, коснувшись руки Сакагучи, опустила его меч, похлопала его по плечу,
и, осторожно обняв крылья подружек, присоединилась к их горю над телом Гюльдан…
На этом я заканчиваю пятую главу жизнеописания, озаглавленную:
«Называй её Аютой»
Война кончилась!