…На «Шайтане» было слишком мирно и тихо… Наверное, эта постоянная тишина в космосе постепенно и сводит с ума и заражает враждебным пацифизмом самых верных Республике драгонариев…К сожалению, на космическом корабле нельзя было вломиться в каюту, выбив дверь, или проломив стену, поэтому старший группы предложил Прибешу войти официально — а остальные его бойцы переоденутся в ликторов, чтобы не беспокоить слишком внимательную дисциплинарную когорту корабля. Трибун поморщился — ликторы ему в таких случаях не полагались, хоть и не запрещались, но, положившись на опыт офицера, согласился. Тем более что сложный церемониальный костюм позволял спокойно пронести оружие, а ликторам, конвоирующим арестованного, никто бы не посмел преградить дорогу.
Челнок Тардеша стоял в ангаре, готовился к отлёту, и Прибеш вздохнул с облегчением — без неугодного Партии адмирала все пройдёт быстро. Он напомнил своим сопровождающим, что костюм ликтора разваливается, если не держать спину ровно. Палубу технического обеспечения они прошли ровным строем — большинство техников, люди, предпочли не связываться и отвести глаза. «Что за раса…» — надменно сказал старший группы и уступил Прибешу место перед нужным люком.
Трибун поднял руку, сжал кулак, и резко постучал. Дверь открылась сама, он, низко пригнув голову, вошел. Следом, роняя декоративные украшения ликторов и доставая оружие — бойцы Отдела Спецоперация.
— Гражданин Амаля инородец Кшаттан Грахатаха! — проговорил он, торжественно доставая свой пистолет: — Вы… — пистолет уперся дулом в подставленную ладонь в перчатке. В адмиральской перчатке.
— Здравия желаю, товарищ по партии народный трибун. Разве вы не должны приветствовать первым — старшего по званию⁈ — спросил Тардеш, кажется, даже с издевательским тоном.
В ответ Прибеш на рефлексе — раньше, чем успел подумать — раз пять нажал на курок своей «метеа». Раздались холостые щелчки.
— В соответствии с Уставом Корабельной Службы всё личное оружие, в том числе оружие товарища народного трибуна, разряжено, — предательски-подобострастно отрапортовался где-то из-за границ поля зрения старший группы: — Не волнуйтесь товарищ драгонарий. И не пугайте так.
— Спасибо. Я учту это в рапорте, — хладнокровно ответил Тардеш: — Вы же знаете, что ношение униформы ликторов неуполномоченными лицами — должностное преступление? Вы проследите, чтобы на виновных было наложено взыскание, товарищ трибун флота?
«Откуда он взялся? — лихорадочно думал Прибеш: — Ждал на задержке дыхания, что ли?»
— Я беру ответственность на себя, — сглотнув комок, после осознания того, что бы он мог натворить, не разряди офицер его пистолет, вымолвил трибун: — Мы пришли чтобы изъять материалы по делу сто-полсотни-десять-пять-один-один-«крылья», которые хранятся на записывающих машинах инородца Кшаттана Гра… Грахатхи.
— Гражданина Республики Кшаттана Грахатахи, — поправил его драгонарий: — И не известили об этом цензора? Хорошо, что мы встретились!
— Товарищ по партии драгонарий, а вы что здесь делаете?
— Вы, наверное, не знаете, — Тардеш отошел и кивнул дрожащему от страха человеку, что «всё нормально»: — Во время боевых действий на Коците, в целях обеспечения секретности, товарищем Грахатахой был создан аудиовизуальный образ некоторых офицеров союзного командования. Как раз на сегодня мы согласовали процедуру их удаления.
— Кого «удаления»? Офицеров? — попытался поймать драгонария на оговорке трибун.
— Нет, образов. Сейчас увидите, — он сделал приглашающий жест.
Человек повел их вперед, среди многочисленных пультов, экранов, светильников и объективов видеофонов, и показал один из них, со слабо мерцающим голопроектором.
— Прошу.
— Покажите, пожалуйста, что именно мы уничтожаем, — попросил Тардеш.
Человек коснулся рукой — на голопроекторе возникло лицо принцессы:
\- Вот она. Есть несколько записанных эмоций, ну и можно вручную задать параметры. Показать?
— Не стоит. Уничтожьте модель и записи.
— Слушаюсь, — человек протянул руку, изображение исчезло, послышался шум работающего блока памяти:
— Стирается, — отрапортовал он.
— Это единственная копия, что есть у вас в распоряжении? Вы можете доказать это?
— Вот опись всего оборудования, и отчет о подключениях дополнительных модулей, — он передал драгонарию длинную бумагу.
Прибеш заскрежетал зубами. Его обходили прямо на глазах!
— Спасибо, — Тардеш передал ему бумагу: — Товарищ трибун тут весьма кстати. Ознакомьтесь и засвидетельствуйте, что не происходило пересечений, допускающих копирование.
В списке было различное съемочное оборудование. Он проверял его скорее для себя — может, осталась вероятность что что-то сохранилось и для его целей…
— Нет, ничего из записывающих устройств, — вздохнув, вернул он отчет.
— Благодарю, товарищ по партии, — поблагодарил драгонария, и повернулся к человеку: — Это единственно оборудование, способное на создание таких моделей?
— Так точно, товарищ драгонарий.
— Прекрасно. Уничтожьте его.
— Простите! — попытался вмешаться трибун: — Это оборудование проходит по партийному ведомству, и необходимо для целей пропаганды! Я не позволю вам разбрасываться имуществом Республики!
Тардеш вздохнул:
— К сожалению для вас, это оборудование НЕ проходит ни по одному ведомству. Оно было установлено на военный корабль, и ввезено на территорию охваченную мятежом, гражданином Грахатахой самовольно, в нарушении всех предписаний о секретности и запретов Партии. Мы обязаны его уничтожить. Особенно вы, товарищ народный трибун.
Человек тем временем вытащил из раскрытого устройства одну плату:
— Вот. Это модуль, отвечающий за копирование голообразов. Без него сделать копию невозможно. Всё остальное — практически банальный голопроектор.
— Спасибо, — Тардеш взял плату, и передал старшему группы: — У вас есть оружие, разбейте её, товарищ.
Офицер, не моргнув глазом, положил плату на пульт, раскрыл приклад автомата, и с размаху разбил хрупкий пластик. Тардешу, однако, этого было мало:
— А теперь — остальную установку. Полностью.
Человек попытался заступиться:
— Постойте, я же сказал…
— Мало ли что вы сказали. Установки нет в перечне приборов вашего отсека, отойдите в сторону, пока я или товарищ трибун не запросили полную инвентаризацию.
Прибешу ничего не оставалось, как кивнуть в знак согласия…
Когда двери закрылись, и шаги трибуна с его цепными псами затихли за переборками, Кшаттан за спиной Тардеша широко улыбнулся — шире, чем может улыбнуться человек, и распался на змеиные кольца, превратившись в златоглазую нагу.
— Если бы ты не задержала меня на тюремной палубе, мы могли бы успеть раньше, и не пришлось бы с ним встречаться.
— Если бы пан партийный не увидел бы это своими глазами, он бы пытал несчастного пана Кшаттана… — сделав хитрые глаза, она сдвинула кольцами мешающий ей подползти к драгонарию мусор в сторонку: — Пока бы тот сам не собрал новый из подручных материалов.
— Знаешь, ты права… — подумал Тардеш вслух: — Отправлю-ка я его, и всю его группу в Метрополию, пока товарищу по партии твоя идея в голову не пришла…