Броня Молчания

На смерть суккуба

Солдат, принёсший еду, опрометью выскочил за помощью, за малым не бросив поднос. Спустя некоторое время, в палатку явился сам Мамору, и, увидев плачущую, закутавшуюся в крылья сестрёнку, вначале не понял, в чём дело, потом поднял брошенный ею листок, прочитал, и сел рядом, одной рукой прижав к себе в успокаивающем объятии.

Наконец она проговорила:

— Ты знал, да⁈

— Всего лишь с позавчерашнего дня. Мне отец написал.

— И не хотел говорить, да⁉

— Я думал, когда приедут твои суккубы, они всё сами тебе расскажут. Не ожидал, что госпожа императрица напишет тебе об этом в первом же письме.

«Госпожа императрица»! Даже сейчас Мамору выдерживал тон. Впрочем, и она его иначе, как «твой брат» не называла.

— Давно это произошло? — спросила Кадомацу.

— Дней пять назад. Примерно, когда мы брали первый город.

— Но как…

— По домашнему времени.

До неё дошло, что брат имел в виду её первое ранение — в той мясорубке между холмов. В самом деле, здешний месяц пролетел за время, что-то около пяти, нет, шести дней Края Последнего Рассвета.

— Если тебе интересно, хоронили её как раз во время той битвы.

«Той битвы»! — значит, когда она решилась объявить себя, когда она выносила из ярости боя своего Тардеша, тело её подруги сгорело в огне погребального костра! Хотя, вряд ли костра — суккубу много ли нужно: сняли изоляцию и — пух! — от Ануш лишь горстка лёгкого пепла. Циничная приписка в письме матери, доконавшая маленькую принцессу, свидетельствовала, что, скорее всего, именно так и поступили…

— Что тебе написал отец⁈

— О ней⁈

— Да!

— Просто предупредил, что она умерла, чтобы я был поосторожнее, когда буду сообщать тебе эту весть, но подробности я прочёл только здесь, в твоём письме. Ты хотела проверить госпожу императрицу⁈

— Да! — ответила она, внезапно потеряв голос.

— Вряд ли она врёт — ведь говорили, что они крепко подружились, когда ты убежала. Да и суккубы к тебе уже едут.

— Скоро они будут?

— Примерно через неделю. К четвергу.

Мацуко замолчала в ответ, и вдруг, не выдержав, опять заревела.

— Ну, тихо, тихо…

— А помнишь?..

— Да, хорошая была девка…

Вообще-то Мамору с Ануш ходили в друзьях: ругались-то даже один раз всего — во время одной из первых встреч, когда молодая, да глупая Ануш, пыталась совратить женатого Мамору. Кстати, это был единственный раз, когда Кадомацу видела, чтобы обычно спокойный старший брат выражался нехорошими словами. Нужно было обладать талантом Ануш выводить окружающих из себя…

Принцесса улыбнулась этому воспоминанию.

Наследник престола почувствовал, как сестра под его рукой успокоилась, и, выпустив её из объятий, спросил:

— Мне предупредить, что ты не придёшь на занятия?

— Нет, всё равно надо будет… Скажи, что немного опоздаю.

Брат ушел, а Кадомацу, названная именем Метеа, рухнула без сил. Надо будет надеть траур, по Ануш… Вроде, среди присланных матерью платьев, было что-то белое… Она усмехнулась — как ни крути, а придётся и здесь носить мамин любимый цвет…

А ещё её жгло чувство вины — не смогла, не уберегла такую подругу! А ведь могла, к примеру, сбежать вместе с нею — превратила бы в ракшаса. Нет, Ануш среди стольких-то мужиков бы попросту не выдержала… Всё равно её вина — маленькой, глупой, непослушной принцессы. Если бы она не убежала, не оставила бы без присмотра Ёси, Ёси бы не выздоровела на время, чтобы потом погибнуть. Ёси бы не погибла — мать не начала бы своё расследование, не начни императрица расследование, не вызвала бы она Ануш, не приедь Ануш — не нашла бы она Наримуру, не нашла бы она Наримуру — не была бы она, Ануш, мертва… Всё кругом Мацуко виновата! И ещё было одно совпадение — ранили-то её в день смерти Ануш! Уж не потому ли достигла цели вражеская рука, что узнали злые духи, что нет теперь у принцессы надёжной защиты и верной подруги⁈

Дочь Императрицы с трудом заставила себя дочитать мамино письмо:

«…Кстати, господин левый тюдзё Дворцовой Охраны, очнувшись, и увидев рядом с собой умирающую Ануш, и ниндзя, сражающихся с гвардейцами, предпочёл сделать себе харакири — сам, без помощника! В последний момент, у него, видать, рука дрогнула, так что помирал он часа полтора, пока Уэно не заметил его и не отрубил голову.»

«Наримуру мы всё-таки поймали! И помог нам в этом переименованный Карияма. Придётся рассказать его историю, чтобы ты поняла, почему мы так его зовём, и как он смог нам помочь.»

«За день до твоего побега, старший и младший Карияма поссорились из-за какой-то ерунды, и младший обратился к твоему отцу, чтобы дал ему новую фамилию. Отец дал, да и забыл записать, так что зовём его не по новому имени, а не иначе как: 'переименованный Карияма»!

Вот. А потом, после того как Кирэюмэ уличили в измене тебе, и он бежал из дворца вместе с сыном, а потом и верные ему чиновники спешно покинули Нагадо, (вместе со значительной суммой золота и запасами риса), переименованный Карияма и попросился на его место. Теперь он твой управляющий — ведь город твой свадебный подарок от бастарда, а помолвку с ним, извини, мы не расторгали. Девчонки твои (тогда ещё не все разъехались), устроили ему пышные проводы, отец направил с ним в Нагадо мощный гарнизон, так что теперь он завидный жених!' — «интересно, что же ко мне все „завидные женихи“ из Нагадо прут?» — усмехнулась про себя маленькая принцесса.

«Вот, а когда Наримура прибыл в Нагадо, там его уже поджидал „хороший“ приём. Все, кстати, были удивлены — с чего это он в Нагадо-то попёрся, но этот вариант предусмотрели. Кстати, может и Кирэюмэ тогда прячется где-то в собственном городе⁈ Убийцу твоей Ануш схватили, пытали, а потом сварили в масле заживо. Всё равно он ничего не сказал…»

Дальше принцесса читала урывками:

«Сэнсей уехал, как только узнал, что ты появилась, сразу после похорон Ануш. Он с неодобрением посмотрел с верхней площадки на оргию, которую на весь город устроила Кико — она ведь вроде с твоей Ануш в лучших подругах ходила, не так ли⁈ — посмотрел, покачал головой, и сказал, что у некоторых с рождения не бывает совести. И ещё, попросил меня написать тебе всю правду о смерти Ануш. Что я и сделала…»

«Отец твой, после всех этих переживаний — помираете, сбегаете, с ума сходите, убийц ловите…» — и дальше дочь императора не смогла читать. Там было ещё много всяких слов, осуждающих, увещевающих, желавших добра, слов прощания — но она и не могла и не хотела их читать. Девушка убрала письмо, чтобы никогда больше к нему не возвращаться, а, сама, затаив дыхание, взяла присланный меч, и развернула последнее письмо Ануш…

…Конечно же, бумагу она подобрать не смогла — для суккуб знакомство с этим материалом исчислялось возрастом Ануш — двадцатью двумя годами. За это время не научишься передавать с её помощью тончайшие нюансы. Письмо казалось похожим на саму Ануш — чуть неровное, слегка грубоватое, чересчур торопливое своими строчками клинописи, но прочное на разрыв, острое по краям, и, на удивление, тёплое на ощупь. И, конечно же, бумага громко хрустела при всякой попытке согнуть и разогнуть:

«Привет, вторая после меня раздолбайка!» — говорили клинописные строчки, между словами которых торопыжка-искусительница иногда забывала ставить знак-разделитель:

'Сэнсей рассказал мне о том, что видел тебя, и попросил написать ко времяни, кагда онпоедет назад. Тоесть не назад, ну, когда онбудетуезжать. Нутыпоняла.

Как тебе расказат, чтоунас поисходит. Унас всёнормально, если несчитать ловли шпионовых. Это весело!

Подстольких мужиков леглапод, чтоеслитывернешся, буду терпеть хоть десять лет — инечего будетжаловаться. Мне нравится эта работа!

Вот как ядошла дожизнитакой: когда тыуехала, а я вволю порадовалась — и с Кирэюмэ и с господином Мори — вот, кстати, ты многоупустила!

Вот, такпотом мяня итвойотецитвоямамавсяческипытались выведать, куда ты делась. А я никомунесказала!

Вот я какая!

Кстати, а ты как там? Не понравилосьещё быть мужиком? Еслипонравилосьтоявсегдактвоимуслугамтолькосвистнихотяинезнаювдругтвои Онневстаётсовсем. Чтожемынепроверили!

Ой, извини, яопять начала пошло(нельзятакписать) про всякий разврат писать. Якстати, ездилактвоей старшей сестре, посмотрела, какие из себя ракшасы впостели. Был разврат. А теперь яловлю убийц вместе с твоеймамою. Здесь ещёбольше разврата.

Вот, анас сегодня пытались ограбить. Но тыпопробуй, Азер ограбь! Онакакпосмотрит, так ты своё оставишь, не то, что… Мы, кстатиеёнадиетупосадим, ато больно сильно растолстела, формупотеряет, как будет жидь, если на неё никтонеглянет?

Мытолько боимся, чо средиубийцокажется кто-нибудь из гвардейцев. Нас специально друзья тренируют на этот случай. Надеюсь, мыих незаразим какой-нибудь болезенью избарделя.

Меня твоямама, кстативылечила желудок. Теперья набираю вес. Скоростану толстой, как Азер, вернёшься со своим Тардешем и не узнаешь.

Вот, а убийцу мыловим того, который Ёсикотравил. Знаешькактыуехалаонавыздоровеланадваднябуквальноапотомопятьсвихнуласьиутопилась. Ноточнонезнаю — я в то времяракшасов тра(нелзятакписать) ублажала. Апотом твоямама написала мнена Порог Удачи, Яиприехала. Нуэтобыло после того, какя тудауехала.

Слушай, ятут совсемпутаюсь, чтобылотогда, чтопосле. Уламывайпоскорее своего Тардеша, и приезжай, наговоримся, как ты говоришь — «до потери пульса»! (фраза в кавычках была на языке принцессы). А за меня не бойся, меня ведь зовут «Ануш», что значит по-вашему — «бессмертная»!

Целую, обнимаю, и делаю все непотребные действия,

если ты досих пор мужик!

Ануш Цкимура.'

По лицу Мацуко скользнула улыбка и слеза. Торопыга Ануш даже в своей фамилии умудрилась написать неправильно иероглиф «Луна». Только вот теперь уже не объяснишь ей эту ошибку.

Принцесса, осторожно сняв защёлку, на чуток выдвинула клинок «Сосновой Ветки» из ножен. Свет светильника мягко скользнул по зеленоватому металлу, гоня тени, как кровь, по кровостоку, сделанному в виде ветки, опушенной хвоей…

…И ещё… Каково ей будет теперь обнажать этот меч, присланный погибшей подругой⁈..