В междустенке был чёрный пол, едва тронутый инеем, и заледеневшие трупы на нём выглядели ещё жутче. Тут по центру словно проходила разделительная полоса — повстанцы — с внешней, и легионеры — с внутренней. Бруствер из мешков с песком скобкой охватывал центр этой полосы, и от наваленных в абстрактную скульптурную композицию трупов становилось жутко. Лишь подойдя ближе, диверсанты поняли, что казалось им странным — умирая, пулемётчики примерзали к своему оружию и позиции, и их соратникам приходилось устанавливать оружие поверх намертво примерзших трупов, отламывая буквально с руками. Несколько таких наслоений из замерзших в последний момент жизни и раздавленных тяжестью, отдачей оружия и вражеским огнём трупов и создавали жуткую, инфернальную сюрреалистичность укрепления.
Даже надевшие чулки и штаны суккубы ойкали, прыгая на цыпочках, боясь так же примёрзнуть к ледяному полу.
— Давайте быстрее! А то сейчас станем, как эти…
— Обувь доставайте! — остановила их принцесса: — Да и не нравится мне это… Проверьте, мин нет⁈
— Хорошая идея… Ильхан, подержи костыли…
Чтобы получить доступ к терминалу, пришлось рубить трупы и свинтить два пулемёта со станин. Зато Даршани было ой как удобно сидеть на останках бруствера! В окружении мускулистых солдатских рук и мощных бедер. Она забавно косилась на окружавшие её фрагменты трупов, которые ещё специально отвернули от неё самой жуткой стороной.
— Я вот удивляюсь, почему здесь снега совсем нет. Метель была три часа назад…
— Статическое поле, наверное. У нас, на Джаханале, им часто пользуются… Вот, входим.
Эта стена была не в пример толще, и со множеством дверок с обратной стороны. За нею, из трупов лежали только химеры. Обезглавленные, обезноженные, обожженные до головешки — только одна долетела более-менее целой, что валялась у ворот в само здание.
Её всё равно пришлось двигать — и под уродливой тушей нашелся труп человека в точно таких же, как у Аравинды, доспехах. Даршани испуганно прижалась к своему жениху.
— Молодец, — похвалил покойника Маваши: — Чем это он её? Задушил, что ли, или сама разбилась⁈
— Помолчи, дурень, — одёрнула его Мацуко.
Люди тем временем нашли оружие — ранец светомёта стоял в углу, будто оставленный на минутку.
— Эх… — разочарованно покачал головой Аравинда: — На ноль разряжен…
Даршани же показала демонессе на залитую кровью лямку:
— Смотри. Помнишь ту женщину, с отрубленной рукой⁈
— А зачем её было раздевать⁈
— Мужчины… — предположила Гюльдан.
Последняя дверь раскрылась без помощи инженерных планшетов. В нос ударил сладковатый запах разложения.
— Вот и всё! Можно считать, что мы теперь свои! — радостно воскликнула Даршани, и потянулась снимать шлем.
— Погоди, здесь какой-то нехороший запах…
— Определённо, не мертвяки, — принюхиваясь, определила Афсане: — Скорее, испортившиеся продукты…
— И мертвяки, — добавила Азер, показывая в угол, где за маленьким столиком сидел совершенно высохший труп человека.
— Последний… — сказал кто-то, и дверь неожиданно закрылась за их спинами. Обернувшаяся первая на звук Гюльдан, вскрикнула:
— Опа-на! — на обратной стороне двери красной, человеческой кровью, были написаны две фразы:
«Вода отравлена!» — и чуть ниже и меньше:
«Смерть предателям!»…
«…Сегодня пришлось оставить междустенок. У призраков появились первые симптомы отравления — наверное, всё-таки фильтры Баларама пропускали яд, хоть и не в смертельной дозе…» — Даршани читала громко, пропуская даты и переводя с родного на амальский. В свою очередь, сменяясь, то Мацуко, то Азер переводили для ракшасов. Этот дневник они нашли на столе перед трупом — «прочтите» было написано там, и теперь они выполняли последнюю волю, поднимаясь по бесконечным ступеням — лифты здесь не работали. Даршани было всех удобнее читать — в её доспех был встроен специальный держатель и подсветка на такие случаи.
«…Если мои слова читает кто-то, лояльный Республике, то воздай достойную хвалу легиону 'Ледяной Ветер» — они держались до последнего! Правда, сейчас всех легионеров осталось не больше центурии, но «сквозняки», как они сами себя называют, даже без своего легата и офицеров, выгодно выделяются на общем фоне…
…После того, как мы оставили междустенок, у нас нет никакого сообщения с Резервной Централью и Обсерваторией. Как они там? Что с Гитой? Об этом страшно и помыслить, но сейчас я молюсь о том, чтобы она оказалась в числе тех, кто отобедал с первой вахтой — до того, как мы выявили предателя. Их сейчас охраняет всего один легион — «Остриё Амаля», приданные им в усиление два полка ракшасов отравились ещё в первый день — мы видели, как их хоронили во внутреннем рву все выходные. Не помню, видел я тогда Гиту, или нет⁈
…Остатки «Ледяного Ветра» держали ворота до конца — вот почему я говорю, что им памятник надо ставить — каждому. Они укрепляли бруствер трупами, которые в этом морозе прочнее камня, и дрались без сна и отдыха, пока не кончились патроны — вернее, пока мы их могли им подносить. Но и потом, и врукопашную и каменьями, держались до самого утра. Я должен был спуститься и взвести установленные мины, но куда — там такая свалка началась, что просто предательством было бы ещё и минировать ребят, а потом… в этом не было нужды — там выжил только один, мне со стены показалось, что центурион Вивереш, который долго отстреливался из одного пулемёта. Потом затих — я боюсь, что не героически пал от вражеской пули, а просто замёрз. Мне влетело от Сальватореша — легата «Сияющих Меченосцев», он сейчас у нас главный — что не спустился, не взвёл мины, но за меня вступился Баларам. Убедил, что так можно повредить ворота. Так и осталась моя схема нереализованной…
…Враг всё настойчивее, а нас всё меньше. Очень трудно становится держать оборону — легионеры, при всех их замечательных качествах, плохо разбираются в технике, за пушку или вычислитель не посадишь. К тому же, они первые страдают от яда — Баларам вычислил, что причина вовсе не в его фильтрах, а в воде для умывания. Так что сейчас зарастаем грязью, как ракшасы, и едим с немытых тарелок. Пластиковую упаковку НЗ выворачиваем наизнанку и надеваем на тарелку — получается вполне гигиенично, можно даже горячее есть. Потом упаковки выкидываем. Вот такие хитрости.
Всё равно, призраков осталось не больше центурии — и то, у почти всех заметны и первые, и вторые симптомы. Я-то держусь, но у многих из наших тоже начинаются кровотечения. Мужчины пока переносят это на ногах, но вот женщин мы всех потеряли. Сегодня, после обеда, сожгли последних — Сарасвати и Вишнупади. Баларам был неутешен…
…Говорят, что против нас вышел сам Тыгрынкээв — бывший командующий Особым Корпусом, теперь главный гад среди мятежников. Чтобы его в аду эмиры ракшасов сзади трахали!..« — при этих словах все посмотрели на принцессу. Она скорчила 'жутко страшную» рожу, и спросила:
— А что значит «трахать»? — дочь императора не знала таких грубых слов языка призраков.
— Ну, это… — Даршани покраснела.
— Жестоко убивать! — объяснил Аравинда.
— Ну, да… только я его не сзади убила. Не совсем сбылось, проклятие.
Азер незаметно и увесисто наступила на ноги готовящимся захихикать сестрёнкам.
«…Всю ночь пещерники-легионеры атаковали Резервную Централь и Обсерваторию. Мы помогали осаждённым огнём с флангов, но, к сожалению, значительный участок площади с наших стен не простреливается. Купол Обсерватории перестал вращаться. Теперь я окончательно похоронил Гиту…»
«Сегодня ходили с Баларамом за оружием. Вокруг стоит удивительная тишина. Мы нашли останки „Стражей Коцита“ — оказывается, они вовсе не погибли сразу, цепь брустверов и баррикад тянулась почти до внешнего рва… Знал бы Сальватореш об этом — может быть, сейчас нам было бы легче. А с другой стороны — повезло ребятам, раньше отмучались… Баларам нашел Хималати — она всё-таки не ушла в город, как мы просили. Нам был нужен её светомёт — к сожалению, он примёрз к её скафандру, пришлось её раздевать, и отрубить руку. Вот ирония — половину своей службы здесь мы желали увидеть её голой, а сейчас, когда добились своего, ничего, кроме тошноты вспомнить не можем. Но за светомёт мы ей благодарны — наконец-то серьезное оружие. На обратном пути я собирал все блоки питания — пусть почти все на нуле, у меня есть задумка, как их использовать…»
Даршани перевела дух и извинилась:
— Под конец страниц строчки вообще неразборчивы.
'…Мятежники взяли Резервную. Стало опасно выходить во двор — стреляют со стен. Мы отвечаем им тем же — Тыгрынкээв не выйдет оттуда! Поскольку все стены теперь на автомате, химеры иногда залетают во двор. У Баларама появилось новое развлечение — сбивать их из светомёта. Встанет во створе дверей, где орудиям его не достать, режет их на лету и хохочет. Я серьёзно опасаюсь за его рассудок. А он говорит, что так мы можем хоть вечность держаться. Не знаю. Нас ведь всего трое. И мы не ели и не пили три дня…
…Пока писал эту страницу, погиб Баларам. Дело было так — перестали нападать, он решил снять с себя ранец, расслабился, а тут, откуда не возьмись — химера. Он её убил своим ножом, который отравил «нашим» ядом, но и его самого раздавило. Когда я выбежал, химера билась в агонии, и мы не могли вытащить его, а когда она утихла — он уже остыл. Я даже не расслышал его последних слов. Мы, вместе с Сальваторешем постарались хоть приподнять эту тушу — бесполезно, чересчур ослабли, даже усилители в скафандре не помогли. Так он и остался там лежать, и светомёт его тоже. Голова закружилась, когда нагнулся поднять его — ну и пусть. Мы запечатали дверь. Теперь нас двое…
…Как кружится голова… трудно писать… Да, нас двое, я — и Сальватореш. И голод, и жажда, и яд подействовали на нас в одинаковой степени. Хотя нет, ему хуже… У него уже кровь идёт лицом — началось, когда он химеру поднимал. У меня — только носом. Он хороший мужик, только вот ирония судьбы — командир остался последним солдатом в своей армии…
…Кровь заливает глаза… Надо сходить в медпункт, за чем-нибудь… Сильно болит живот, боюсь, что у меня внутреннее кровотечение. Руки все в синяках. Только бы не кровоизлияние в мозг, как у Сарасвати! Не хочу умирать овощем.
…Нас двое, я и Сальватореш. У него уже кровь идёт лицом — началось, когда химеру поднимал. Ой, нет, я уже писал об этом. Какой изверг придумал этот яд? Нас обоих всё чаще посещают мысли — а может, всё разом кончить, налить стакан воды? Но нет, мы ведь последний оплот Республики. Удивительно, что я это написал. Дома ведь так ратовал за независимость…
Это всё тот же день, или уже дрогой? Написали на стене: «Смерть предателям!». Вначале Салватореш карябался, но кровь призраков, высыхая, немногим отличается от стен по цвету. Я помог ему своей — благо, такого добра теперь навалом. Он меня за это инициировал именем Сангвинеша, произвел в гражданство Амаля и легионеры «Сияющих Меченосцев». Обещал поднимать меня в ранге за каждый день, что мы продержимся. Я говорю, что на два месяца нечего и надеяться — а он говорит, что рассчитывал вообще-то на полтора. Мы отметили это событие, воткнув друг другу по капельнице — теперь без этих приборов мы не передвигаемся. У меня кровавый понос и рвота. Осталось недолго…
…Решили с Сальваторешем взвести все охранные системы. Накачались всеми стимуляторами, какие нашли, взяли по тележке с кровью и растворами, и пошли. К сожалению, я не знаю, как подавить резервную Централь отсюда, я только сбавил у них мощности и ввел большую погрешность в системы прицеливания. Пусть попробуют попасть хотя бы в планету!..
…Уходя, включал механических солдат и сигнализацию. Минировал, если мог. Очень трудно нагибаться — падаю в обморок. Только чудом очнулся в последний раз — капельница была уже пустая. Все двери задраил по аварийному расписанию. Нет, не смог мою идею реализовать…
…Нашел Сальватореша в операционном зале, наверху нижней башни. Не знаю, что раньше делать — хоронить его, или доделать его часть работы?..
…Хватит ли мне сил отнести командира в бойлерную? Крови осталось два пакета. Руки-ноги не гнутся от синяков. Они ещё сдерживают кровотечение — у призраков, так сразу шло через кожу…
…Начался кашель с кровью. Не знаю, разрыв ли какой в легких, или просто поперхнулся рвотой. Мне это без разницы. Написал на стене: «Осторожно, вода отравлена!»…
…Мне уже конец…
Внимание! Кто бы ни пришел, предупреждаю — не пользуйтесь ни водой, ни пищей! Я слил хладагент из холодильников, чтобы всё испортилось, и никто не отравился, но мало ли что… Так же не пользуйтесь лифтами — я перерезал тросы и заминировал двери. В остальном можете ходить по Нижней Башне без опаски — если не боитесь наткнуться на забытый где-нибудь труп. Да, если будете включать жизнеобеспечение, хорошенько промойте водопровод — у нас первые отравились потому, что яд попал в увлажнители воздуха. Поэтому во многих местах они разбиты……тключите рубильники на всякий случай вручную, вдруг забыл и замкнет…
В Верхнюю Башню вы просто так не попадёте — придётся повозиться. Взрывчатки я не жалел, не обес… не сердитесь. Вдруг вы — мятежники, а не армия Республики? Но пройти, наверное, можно, если осторожно. Лифты там тоже не работают, и тоже капитально — я спустил воздух из системы. Все двери задраены, я ввёл в вычислитель сигнал о разгерметизации, а те, что в соседних секторах с Обсерваторией — ещё и заварены. Где мог, минировал, но вам не скажу. Сигнализация в режиме «вторжения», но не знаю, насколько это эффективно — в Резервной она не особенно помогала. Зато у нас есть механические солдаты! Я отключил их от вычислителя, так, что если вы — мятежники, они дадут вам жизни! Заряда хватит на сотню лет. Дверь в Шпиль закрыта обычным паролем, но вы туда сначала доберитесь! Мятежники убрали все защитные системы из резервной, а то бы я им показал! Я, к сожалению, всего лишь инженер-механик, и в вычислителях не очень разбираюсь, поэтому не смог полностью переключиться с Резервной Централи на основную. Может, у вас лучше получится. Пароль — это знает каждый джаханалец на амальской службе, но теперь он даже не придёт в голову повстанцам.
…Меня зовут Абхай Харидасья Сангвинеш, инженер механических систем, 2-й полк обслуги «Ледяной Клетки», гарнизон Коцита. Гражданин Амаля, легионер-тесессарий, полугвардейского полка «Сияющие Меченосцы». Родился на Джаханале, окончил Планетарную Академию, учитель Санкаршан-вишнупад. Призван из города Джагатпура, 18-й округ. Передайте моей матери, что я так и не женился…'
…Даршани захлопнула книжицу и спрятала её в карман:
— Всё! Надеюсь, я правильно прочитала — там много чего заляпано кровью, и просто неразборчиво…
— И всё заминировано… — задумчиво произнёс Аравинда: — Ну, с запертыми дверями у нас не будет проблем — достаточно перезапустить систему в режиме расконсервации и они сами раскроются. Но вот лифты… Если он вывел из строя лифт в Шпиле — нам лучше сразу повеситься. На такую высоту пешком не забраться.
— А механические воины, о которых он говорил⁈ — озаботилась Азер.
— Обычная конструкция. Не думаю, что будут какие-то сюрпризы — их просто нужно будет убить. Таких использовали в бою на Акбузате… Да, Ваше Высочество, вы же были там? Ваше Высочество⁈
Все обернулись. Кадомацу отстала и с печальным лицом смотрела в очередные окна на лестничном пролёте.
— Что с вами, госпожа?
— Я всё думаю. Сколько надежд, сколько мечтаний, сколько великих душ кануло впустую из-за каких-то споров, что их никогда не волновали!
— Это война, Ваше Высочество. Мы ничем не лучше наших врагов.
— Вот именно. Великие души начинают войны, желая и крича высоких целей и недостижимых идеалов, но — либо гибнут, либо сами превращаются в негодяев, платя чужими жизнями за свой позор. И что самое скверное — единственное, кому это приносит пользу — это мерзавцы, вроде Ёрими-кашевара!
— Вы слышали историю строительства Коцита? — спросил Аравинда, с тяжелым упором о самодельный костыль, поднимаясь по ступеням: — Его создатель, Веданта Шеша, всю жизнь боялся змей. Вот так-то с таким именем, самого царя змей! Но это был один из немногих людей, чью мудрость признавали даже призраки. Это он придумал план развития Республики и схему крепостей, и военных баз, которые сделали их государство нерушимыми. Именно он, кстати и доказал что для обороны Республики выгоднее независимая Гайцонская Империя, а не оккупированная провинция. Когда его послали строить крепость в Ледяном Аду, в Била-Сварге, краю нагов… это пошатнуло его разум. Он построил центр управления в виде клетки и потребовал дополнительные рвы. Каждый год он надстраивал Шпиль, пока он не стал таким как сейчас. Он заперся наверху, и требовал, чтобы ни одного нага не пускали в Централь. Даже полы тут сделаны так, что наги не могут ползать, кстати.
— Да-да-да, — закивала Даршани, попытавшись поддержать рассказ… — а потом, однажды…
— Однажды друзья решили его развеселить, — перебил её Аравинда: — И утром разбудили его змеиным шипением. Просто так по-дружески, они часто это делали. «Шшш» — сказали по интеркому.
— А он, с криком «Змеи, змеи, кругом!» — выбросился из самого верхнего окна… — закончила своим голосом Даршани.
Все замолчали. Только один Маваши не понял:
— И? Что с ним стало-то? Где он сейчас?
— В другом воплощении. Где-нибудь, для кого-нибудь, строит что-то пятиугольное… Любил он пентаграммы.
— Вы говорили о «великих целях», ради которых великие души начинают войны. Но мы-то сами воюем с крепостью, которую построили не ради великих целей, а из-за детского страха перед змеями. Так стоит ли жалеть тех, кто жил здесь? Не грустите, Ваше Высочество. Не обо всех разрушенных вещах стоит жалеть…
Демонесса ответила доброй улыбкой благодарности:
— Спасибо, человек, но ты неправильно понял мою печаль. Но спасибо — ты её развеял, даже не зная причины, — и гордо выпрямившись, и торжественно неся за спиной сложенные крылья, поднялась по лестнице впереди всех. Господин Сакагучи поклонился с удивительной вежливостью, и, когда он разогнулся, в его глазах было гораздо больше уважения, и гораздо меньше снисходительности.