Броня Молчания

Новое лицо

Чистый, с лёгкой полупрозрачнинкой снег, сверкал серебром до самого горизонта. К нему удивительно плохо прилипала грязь — подчас, единственное, что ложилось на ряды сугробов, это бледный отсвет летящего демона или кошмарная тень химеры… Небо было тёмно-тёмно-синим, с огромными, настоящими и искусственными звёздами, с бесцветной планетой за горизонтом (если взлететь, то можно заметить и её и её маленькую луну полностью), а между звёздами и снежной равниной рукотворным горизонтом возвышалась на западе крепость Коцит.

Вот уже три месяца, как карательная армия Тардеша разбилась о серо-голубые стены этой цитадели, и, к радости мятежников, остановила своё двухлетнее победное шествие. С самого Амаля присылали три корабля золота (из такого количества не то что купить — можно СДЕЛАТЬ небольшую планету!), для подкупа гарнизона — но яркий луч с Воротной башни, разбивший на атомы столь грандиозное предложение, был единственным ответом призракам — повстанцы гордились своей крепостью, по праву снискавшей славу лучшей в Аду…

…В погожий день гигантские, с выгибом наклонённые «на себя» двухкилометровые стены, громоздились почти настоящей горной цепью по всему горизонту — изредка разрезавшие ее, прилизанные полукругами башенки лишь усиливали впечатление. На закате, когда яростная звезда Гудешии касалась края их, окрашивая окаём неба в цвета зари — как невыносимо прекрасны становились постоянно кружащиеся над нею патрули химер и высших демонов! Зато в снегопад, когда башни до половины терялись в клубящихся облаках, и, надо было взмыть над их слоем, рискнуть опасностью встречи с патрулём и неизбежных противозенитных маневров, насладиться совершенной красотой этого чуда строителей Амаля. Было что-то завораживающее в идеально решенном завершении стен, в чёткой геометрии планов недоступного города, с этой странной, притягательной и приятной глазу ассиметрией, в слаженной работе защитных механизмов, отслеживающих твои эволюции — они, конечно, могут сбить тебя, но сделают это настолько красиво, что за такую смерть не жалко отдать жизнь. Многие демоны погибли в небе над Коцитом только потому, что засмотрелись на эту красоту… Неудивительно, что Сенат призраков тоже запретил драгонарию бомбить крепость — по не требующей обсуждения директиве, она должна была быть взята с земли, не считаясь ни с какими потерями, и с наименьшим уроном для защитных сооружений и оборудования.

Что ж… Осаду этот город имени планеты мог держать бесконечно — даже, несмотря на то, что инженеры людей отвели от него реку, и выкачали подземное озеро, заменив жидкий метан ядовитой для местных жителей водой, моментально схватившейся в каменной твёрдости лёд, перерезавший многие важные коммуникации. А в лоб штурмовать — было ещё глупее. Не зря же среди демонов и ракшасов Первого Туземного Корпуса ходила одна поговорка: «На свете есть лишь две цитадели — первая это Коцит, вторая — сердце нашего генерала»…

…Генерал Явара Кадомацу, конечно, слышала эту присказку, и ей льстило, что её повторяли, говоря о невыполнимом задании. Впрочем, она давно отвечала мягкой улыбкой на любую, даже откровенную грубость солдат, её армии, хотя амальский обычай — «на удачу», перед боем, ругать своих командиров, на чём свет стоит, под её началом не поощрялся. Принцесса сохранила свою дворцовую репутацию «недотроги», но сейчас, смысл,вкладываемый в это слово, стал совсем иным. Если раньше зыбкая стена мечтаний и несбыточных надежд охраняла на самом деле чуть тёплое и хрупкое сердце маленькой принцессы от жестоких сил внешнего мира, то сейчас лёд молчания, холод отчуждённости и слепящее бесстрашие ограждали мир от доменного жара чувств, разрывающих душу корпусного стратига Явары Метеа. Она просто не могла позволить себе быть нежной, чувствительной, капризной и инфантильной — как закаляют руку, перед тем как крушить металл, ударяя о деревянные доски и камни, так она закаляла сердце перед ежедневной схваткой чувств с Судьбой, бросая его на лезвия мечей и острия копий.

Мацуко сильно изменилась за год, прошедший с похорон Мамору. Начать с того, что она вытянулась вверх на целую голову, что сделало ещё более карикатурным постоянное сопровождение из суккуб (те тоже подросли — было заметно по одежде. Тардеш говорил, что это от невесомости — слишком часто летали на кораблях. Знатоки замечали, что демоны вообще-то не имеют пределов роста — и границы им ставят только обычаи и питание). В осанке и движениях появилось что-то взрослое, воинское, но одновременно безвозвратно исчезла часть женственности, никому не нужной на войне. Она похудела, потеряв детскую пухлость — но мамина широкая кость заставила раздаться её плечи и бёдра — никто ничего не сказал, конечно, но доспехи пришлось заказывать на размер больше. Она теперь могла не переживать, что у неё где-то лишняя капля жира — весь вес забрали могучие, железной твёрдости мускулы Демона Разрушения, при каждом движении красиво прорисовывающиеся под кожей на зависть даже некоторым мужчинам. Только девичья краса — высокая грудь, на такой мощной опоре уже становилась причиной беспокойства — на заседаниях штаба отвлекая истосковавшихся по дому генералов от дел, а перед боем с трудом помещаясь под нагрудник. С ностальгией теперь вспоминала девушка свои детские переживания о полноте и диеты — давно уже, она приняла как данность происшедший с её телом метаморфоз, поняв, что даже так остаётся и женственной и красивой — просто по другим канонам красоты. И в самом деле, укрепившийся костяк излечил так волновавшую её диспропорцию плеч и бедер, и теперь на принцессу заглядывались не только в лицо, но и в спину, провожая почтительным полушепотом: «Ара, что за женщина!».

Лицо… было бы глупо отрицать, что в зеркале она видела ту же девочку, которая решилась бежать со свадьбы. Лицо похудело, черты заострились, скулы и подбородок — зеркало плеч и бёдер, сделались чуть (совсем чуть), крепче, на впалых щеках, когда она стискивала зубы, иногда стали проступать очертания клыков, больше не подпиливаемых по обычаям знати, но кожа, чуть покрывшаяся оранжевым загаром, была всё ещё по-детски нежна и без единой морщинки — разве что в уголках глаз, из-за её любви не прятать взгляд, а лишь прищуриваться, когда в лицо вдруг ударит резкий ветер или озарит улыбка…

Её глаза… даже её глаза не остались прежними — тот же разрез глаз, выдававший значительную примесь северной крови, что делал её лицо полнее на вид всё детство, теперь, на лице похудевшем, длинноносом, заставлял казаться их ещё больше, порой пугая саму их обладательницу бездонной глубиной цвета тёмной сосновой хвои. И порой, глядясь в зеркала, эта всё ещё юная девушка, задавалась вопросом — во что вырастает нежная бабочка из-за Девятивратной Ограды, вскормленная на крови убийц её брата?.. И тяжело вздохнув и закрыв ставшие такими красивыми глаза, сама себе молча и отвечала: «В волчицу…»… Я же, в свою очередь, никогда больше не назову её «маленькой принцессой»…

Это Азер убедила дочь императора принять произошедшие с той физические изменения как данность. Была годовщина смерти брата, второй день после Танабата. Хозяйка стояла перед зеркалом и ощупывала свои раздавшиеся бёдра, опять не влезшие в доспех. Охраннице, искавшей в тот день ключ от шлюза, это надоело, и она, походя, закрыла зеркало покрывалом.

— Ну, хватит радоваться.

— Радоваться⁈ Я как корова…

— Очень стройна и красивая коровка. Тёлочка.

— Азер!!! Коровы — толстые.

— У людей сравнение с коровой — комплимент.

— Они про походку говорят. У человеков женщин не развозит к старости.

— Развозит, развозит. Ты не только на принцев и принцесс смотри. И какая старость в двадцать один год? Побойся богов!

— Нет, ну посмотри на меня! В какой наряд я теперь влезу⁈ И под доспехами всё торчит и колыхается…

Она осеклась, вспомнив такой же разговор с Мамору в шлюзе сторожевой башни Иваоропенерега год назад.

— Да где у тебя колыхается? Это у тебя кость растёт, ей расти и положено! А всё остальное — мясо, как оно не нарастёт, если тебе нужно и доспех носить и мечом махать! Не хочешь, чтобы росло — не ходи на войну.

— Колыхается. Тут колыхается.

— Сиськи, когда они большие, они и должны колыхаться, иначе это не сиськи! И, я тебе тыщу раз говорила, затягиваться поплотнее.

— Да ну. Мне не нравится.

— О дэвы и ашуры! Мацуко, родненькая, да что ты не поймёшь, что ты красивая женщина с широкой костью! Ты по сторонам поглядывай, что мужики делают, когда ты мимо проходишь — раньше они только на твоё лицо заглядывались, а теперь и в спину провожают!

— Да ну, скажешь тоже. Они просто год женщин не видели.

— Те, мимо которых ты ходишь — женщину видели. Не беспокойся. И не года назад, а каждую ночь.

Хозяйка рассмеялась:

— Раздолбайки… Ты вот скажи, разве тебе было приятно, когда ты растолстела⁈

— Да я обрадовалась! Знаешь, мне как-то естественнее быть толстушкой. Я сама этого и хотела… У меня маму в двадцать пять развезло, я ещё на два года отстала — ещё боялась, что рожать тяжело будет… А у тебя, где жирок, найди⁈

Принцесса указала пальчиком на себя.

— Вот нашла. Видишь? Меня скоро как твою маму развезёт.

— Дурочка! На свою маму смотри! Ничего у тебя нет, и не будет, как у неё — на пятом десятке будешь осиной талией щеголять. Слава прародительнице Лилит, или извини, твоим богам, что у тебя хоть этот жирок остался! А то будешь, вся в узлах от бицепсов-трицепсов, мужикам не на что и посмотреть будет!

— Ну, знаешь… мускулы-мускулы, какие у меня мускулы? Жир растёт.

— На попе тоже жир нужен, чтобы круглая была.

— Не нужен он! Афсанэ говорила…

— Не смеши. Ты монеты пальцами гнёшь, всадника в доспехах с размаху разрубаешь, скромница нашлась. А Афсане не слушай — она всех на свой калибр меряет! А её калибр не наш! Ты — красивая!

Со старшей сестрой Ануш в таком настроении было спорить бесполезно. Кадомацу отворачивалась от зеркала, и смотрела в окно, где в черном небе, над белыми полями снега, разбросав ярко-оранжевые крылья зари, восходило удивительно маленькое солнце…

… Не только природа Коцита -вся эта кампания располагала к сравнениям в контрастах. Неопытный полководец-женщина, за пол-года завоевала больше планет, чем все учёные-переучёные мужчины. Конечно, она не хотела присваивать все заслуги себе — повстанцы почти что играли в поддавки: стратегический план Тардеша, начать захват с научной бесцветной Яншишмы, где были основные исследовательские лаборатории, атомные и ядерные арсеналы, продолжить Акбузатом с его магическими ресурсами, давал плоды — им становилось нечем воевать и нечего взрывать. После «ловушки Тыгрынкээва» на Яншишме, после катастрофы на Акбузате, обескровившей их ряды, они ни разу больше не решались на генеральное сражение, предпочитая сдать без боя пять планет из восьми (считая и Акбузат с бесцветной). Но и другая удача — страх и ужас карательный войск, отважный Тыгрынкээв — умер, побеждённый принцессой, своей смертью посеяв раздор в рядах неприятеля. Но, опять контраст — воевать, стало ещё тяжелее. Тыгрынкээв хоть придерживался амальских правил ведения войны, а оставшиеся полководцы повстанцев были кто во что горазд. Но генерал Явара тоже воевала по-своему… И природа Коцита тоже говорила своё последнее, немаленькое слово…

Своим главным оплотом мятежники выбрали три самые богатые и населённые планеты: Шульген — столицу системы, с её деньгами и заграничными связями, Диззамаль — с её верфями и оружейными заводами, и Коцит — образцовую военную базу Республики Амаль. План кампании намечал после захвата богатой топливом и ресурсами планеты Нэркес, следующий удар по промышленному Диззамалю (вернее писать Диз’Амаль, но апострофы давно не в ходу в республиканской орфографии), и лишение врага притока оружия, но на драгонария надавил Сенат, и… приказ есть приказ.

Коцит… Целая планета — одна огромная военная база. Расточительство, немыслимое в Крае Последнего рассвета, но необходимое государству призраков, широко раскинувшему меж звёзд свои границы. Сердце её — неприступная цитадель «Ледяное Озеро», иначе именуемая по имени планеты — «Коцит». Трудно было представить, что система, удерживаемая таким «кулаком», смогла восстать, но не трудно понять, почему повстанцы так успешно сопротивлялись. (Как объяснил потом Тардеш, снизойдя до союзников, с Коцита-то восстание и началось, и лишь потом его поддержал наместник). Родина талантливого Тыгрынкээва, страна солдат, страна контрастов…

Огромное, чёрное небо, (чуть-чуть синеющее днём) вверху — и поля белого снега внизу. Необозримые просторы, отданные сугробам — и тесные города-крепости, в которых даже богачи живут как в казармах, в одной комнате по трое-пятеро. Невероятное чудо — скалы, горные цепи из прозрачного, как хрусталь льда — и цепочки огненных демонов, движущихся вдоль них. И принцесса-демон — добившаяся своей цели — быть рядом с Тардешем. И Тардеш, отгородившийся от неё неожиданной стеной холодности и отчуждения… И сердце бывшей маленькой Мацуко — теперь по-настоящему горячее, но закованное в лёд молчания…

Слово «бесстрашие», привычно звучавшее вслед за именем генерала-принцессы было не просто лестью. Слухи твердили, что она и правда ничего не боялась. То, что командующий возглавляет авангард, даже теперь вошло в привычку, стало обычаем, хотя и удивляло в первые дни после смерти Мамору. Но, начав с башибузуков, она научилась ценить лёгкую пехоту, (первое, что она сделала после Дней Удаления — явилась к Азиз-паше: «Смотрите, и никто не будет вас заменять!» — тот посмотрел на неё и промолчал. Но остался в её друзьях), да к тому же, в этих самоубийственных стычках девушка разряжала то отчаяние, которое, дай она ему накопиться, бросило бы её без сил на колени перед несбыточностью своей цели жизни, стоило влюблённой демонице в очередной раз разбить свою радость об стену отчуждения, окружавшую Тардеша.

…Был первый день вторжения на Коцит. Кадомацу, высадившаяся с передовыми силами десантом (мятежники, превосходящие флот Тардеша по числу магов, вблизи крепости вполне удачно могли препятствовать открытию «связок», были в силах оставить огромный крейсер без энергии, но были бессильны перед почти невидимыми маленькими челноками, сбрасывающими крылатых демонов в верхней тропосфере) возглавила захват плацдарма для портала, и, едва дождавшись открытия «связки», оседлала коня и помчалась к передовым частям авангарда.

Нет, теперь под её седлом была не маленькая, верная, Повелитель Кошек, а могучий вороной, хоть и не зря носивший имя «Глупыш», конь брата. Повелитель Кошек, несмотря на все свои замечательные качества, была всё-таки лошадкой-игрушкой, предназначенной для увеселения знатных дам, воображающих себя великими воительницами, но настоящим воительницам и генералам, нужен был настоящий боевой конь, способный держаться в конном строю и не боящийся даже атомного взрыва. Изредка, в короткие мгновения мира, младшая дочь императора позволяла себе расслабиться и покататься на бессловесной четырёхногой подруге, но брать её в бой — ни-ни. Она понимала, как была смешна, рвясь в сражение на своей детской лошадке. Вот Глупыш — совсем другое дело, это была не игрушка, это был настоящий воин, обученный глядеть в лицо смерти и участвовать в её играх. Он осознавал свою вину в смерти прежнего хозяина, и, получив вдруг столь незаслуженное доверие, теперь старался оправдать его изо всех сил, буквально по-родительски, оберегая в любой схватке свою новую, ослепительно-красивую наездницу. Небесные Кони ведь не животные, а ещё одна разумная, пусть и необычная раса Вселенной — и поэтому способны и понимать свои ошибки и делать выводы… Для Мацуко же, Глупыш был и всегда будет кусочком сердца брата, который он, уходя, оставил на память своей младшей сестрёнке…

Даже сама поездка на настоящем боевом коне давала совсем другие ощущения. Сильный, но приятный ветер в лицо, земля, убегающая из-под копыт с такой скоростью, что вниз не смотри! — голова закружится. Невероятное ощущение мощи в твоих руках — даже ростом боевой конь в полтора раза выше Повелитель Кошек, тут, в самом деле, почувствуешь себя способной бросить вызов мужчинам! Настоящие боевые кони редко прыгают на «связки» — во-первых, не хотят терять скорость (по Небесному Пути конь не бежит, он летит как в прыжке, медленно перебирая копытами), а во-вторых — так труднее. А настоящий воин не боится выбрать трудный путь.

…На разведку авангарда они свалились всё-таки со «связки». Молодой полковник-копейщик опешил от удивления, да и с перепугу тоже — когда буквально в шаге от него из воздуха материализовался огромный чёрный конь с желтоволосой наездницей. Но потом узнал своё начальство:

— Командир 8-го полка копейщиков бригады Мацукавы, Итиро Тацукава, Ваше Высочество! Ведём наблюдение за передислокацией противника!

— Отлично — похвалила его выправку принцесса, без помощи крыльев спрыгивая с коня: — Какие новости, полковник?

— Мы… начал тот и сразу запнулся: — Мы… о, боги! — прошептал, и попытался отвести взгляд.

Демонесса улыбнулась и чуть приподняла ворот кимоно рулевыми крыльями. Это была её маленькая месть всем мужчинам за холодность Тардеша, и она неизбежно срабатывала. Она не носила нагрудник постоянно, поэтому сейчас была одета в чёрное, выгодно оттенявшее еёсумахового цвета кожу. Покрой одежд, подразумевавший нарочито небрежно запахнутый ворот и тщательно подобранный на пару с хихикавшими суккубами орнамент, который гарантированно ловил любые мужские взгляды и направлял в вырез груди. Дальше достаточно было слегка шевельнуть спрятанными под плащом рулевыми крыльями, и любой, даже самый стойкий генерал оказывался в ловушке. На скучных заседаниях штаба её любимым развлечением было ловить на неподобающих взглядах убелённых сединами полководцев, так что же говорить о юном тюдзё?

Хотя, этот юноша ещё ничем не провинился. Поэтому Метеа оправила как бы случайно распоясавшуюся одежду, и искоса заглянув ему в лицо, спросила:

— Господин тюдзё? Я вас сбила с мысли?

— Нет… ой, да что вы, Ваше Высочество!

— Тогда продолжайте.

— Мы… (долгий вдох через нос). Мы обнаружили вражескую колонну, двигающуюся в То-Та. Известили командование и ждём ударных частей.

— Командование уже тут. Далеко колонна⁈

— Десять минут лёта на север.

Кадомацу задумалась. То-Та, или Толтынташ был целью первого удара её армии, и любые колонны — подкрепления ли, припасы ли, в эту сторону были крайне нежелательны.

— Большая колонна?

— Около трёх отрядов.

— Воздушное прикрытие?

— Не уверен…

— Не уверен⁈

— Ну, мы его не видели, но вполне может быть, что летуны спешились…

— Пошли, покажешь.

— Что?

— Ну, ты же сам сказал, что десять минут лёту, — принцесса со щелчком распахнула крылья и скомандовала: — Летим на доразведку. Азер, девочки, за мной. Господин Сакагучи, с конями следуйте в отдалении, найдите для них укрытие, на случай если понадобится преследование, — повернулась к полковнику: — не берите с собой больше десятерых, и то только самых отборных из разведки.

Осторожный офицер пробормотал что-то невразумительное, убежал… и вдруг, к немалому удивлению Метеа вернулся в полном доспехе в сопровождении ровно десяти угрюмых самураев. Когда он только успел переодеться⁈ Гюльдан их надоело ждать, и она поднялась выше, откуда что-то увидела и отчаянно замахала руками, едва не свалившись в штопор:

— Противник в той стороне? — спросила готовившего крылья к полёту тюдзё зависшая рядом принцесса.

Тот проследил взгляд девушки:

— Да, госпожа.

— Значит, они ближе, чем в десяти минутах. Вы скоро⁈