Броня Молчания

Недоверие

…Утром, закончив свои дела, командующая первым делом пошла проведать свою команду. Афсане и Сакагучи угораздило в эту ночь дежурить вместе, и от их разговоров ей снилась всякая порнуха, но выспалась хорошо. Хасан, уже одетый (было время намаза), занимался акробатикой с Азер, никак не желавшей от него отцепляться. Мацуко спросила у той:

— А как же вчера говорила…?

— Ха… На безрыбье… — с шумом выдохнула толстушка, пытаясь освободить ноги, переплетённые с конечностями башибузука: — … и варёный рак — рыба…

— Это я-то «варёный»⁈ — возмутился сотник, переходя в наступление. Тут принцесса оставила их. Похоже, правоверному ракшасу придётся пропустить одну из обязательных молитв…

У Ильхана было тихо, только иногда раздавался быстрый говорок Гюльдан и звонкий девичий смех. Демонесса, опасаясь их «застукать», заглянула осторожно — это было излишне, уже одетый в форму Ильхан сидел на молитвенном коврике, а счастливая Гюльдан за его спиной, расчёсывала ему волосы, иногда нежно склоняясь к плечу и быстро-быстро шепча ему на ухо какие-то секреты, от которых сама быстрее смущалась, краснела, и прыскала со смеху. Кадомацу только спросила её: «Ну, как, неправда?» — она ответила: «Нет», и густо так покраснев, уткнулась лицом в мягкие волосы любовника. Тот, запоздало заметив начальство, попытался отдать честь, но дочь императора, поспешила исчезнуть быстрее, и вся честь янычара осталась в единоличном распоряжении тёмноволосой суккубы.

А вот у Ковая никого не было. Бедный толстяк сидел один, и сумасшедше перебирая чётки, молился… не разобрать о чём. Принцесса, с разрешения зайдя, огляделась… и чуть не прыснула со смеху, тонким голоском Гюльдан — стены, дверной проём, и все углы были увешаны амулетами, священными знаками и просто мантрами с молитвами для защиты от «коварных искусителей и соблазнительниц». Бедняжка просто не знал, что на него суккубок просто не хватило! Хотя… может потому и не хватило, что он так истово молился⁈

— Здравствуйте, госпожа, — наконец, окончив священнодействие, поклонился он.

— Доброе утро, Брат Ковай, — оглядываясь, ответила гостья:

— И… сколько ты это развешивал?

— Ради праведных трудов не жалко и ночи, госпожа. Ибо, не усмирив своё тело, но познаешь дух, а, не познавши дух, не достигнешь просветления.

Метеа задумалась: какая это секта?

— Знаешь, когда мы встретились, ты мне показался… более мирским, что ли⁈..

— Дух мой слаб, госпожа, — виноватым голосом признался монах-демон: — И иногда он не может устоять перед пагубными страстями тела…

— Но… — испугалась принцесса: — Надеюсь, в сражении ты будешь так же отважен⁈

— Не беспокойтесь, госпожа. Господин настоятель дал мне благословение, что за каждого убитого врага мне будет отпускаться один грех. Так что насчёт драки обо мне не беспокойтесь!

— Ладно, — кивнула она, и уже уходя, через плечо кинула небрежно: — Смотри, чтобы твои приготовления не попались на глаза моим девчонкам. А то ведь из любопытства залезут! — а сама-то тайком, подправила один иероглиф на молитве — обычно такие вещи на суккуб не действовали, но… вдруг⁈

…К инженерам надо было зайти, но лучше после Тардеша — к нему наконец-то решилась обратиться юная принцесса — а то получался слишком длинный и опасный путь с таким крюком. Драгонарий, кстати, словно узнал, что о нём думают, и, упреждая, послал вызов по дальнеговорнику.

— Маршал Метеа⁈ — спросил он («маршал» — значит, рядом кто-то был. При демонах он звал её «Ваше Высочество», наедине — «госпожа ведьма». Правда, всё реже и реже…): — Не согласитесь ли вы подняться к штабу?

— Да, господин драгонарий. А что, что-то случилось⁈

— Извините, эта тема не для радиоэфира. Так вас ждать⁈

— Конечно. Только…

— В чём дело⁈

— Вы знаете, вы как угадали — я сама к вам собиралась…

— Ну… Ладно, я жду.

…Он сказал не «мы ждём», он сказал: «я жду»! Окрылённая этим известием, девушка летала без помощи крыльев! Пока сворачивали её ставку, собирали и грузили на грузовики её шатры, она носилась без толку и давала бессмысленные советы — просто так, от общей радости. Хорошо, что это заняло буквально минуты — а потом она полетела по-настоящему, в сопровождении Сакагучи и Азер. Хасан тоже увязался, но ему, бескрылому, было приказано отстать — принцесса дала трём своим телохранителям палки и дубины и приказала ими поучить башибузука фехтованию. Ну, чтоб было чем занять его раздолбайскую душу и непутёвую голову, пока она занимается серьёзными делами.

Сев со второго круга у здания штаба, Кадомацу, с улыбкой крикнув пароль, вспышкой солнечного света вбежала в помещение. Там уже сидели Тардеш, Кверкеш, тот лысый «партийный», и ещё несколько призраков из высшего руководства — штабисты, капитаны кораблей, легат легионеров. Её приветствовал Тардеш:

— Доброе утро. Маршал Метеа, подойдите, пожалуйста. К карте.

Девушка немного, но, смутившись, подошла.

— А теперь объясните нам план четвёртого штурма.

Она задумалась, нервно перебирая края рукавов, потом решительно ответила:

— Простите, господин драгонарий, но план ещё не закончен моим штабом, поэтому я могу дать только самые предварительные выкладки.

— Хорошо. Послушаем.

Демонесса, радая хоть тому, что тон его стал менее недоверчивым, начала:

— В основном, за вычетом фазы окружения, которую, нам, похоже, так и не удастся осуществить при действующих защитных системах, мы повторим план третьего штурма. Я напомню его основные идеи: во-первых, внезапный и массированный удар летающих соединений. Мы пока что сохраняем превосходство в воздухе, вот это и надо использовать. Да, повстанческая артиллерия способна попортить нам больше, чем немного крови, но, как мы уже убеждались и не раз, при достаточной орбитальной поддержке она почти безопасна, — Метеа радовалась и за себя — говорит уверенно, строго, почти как настоящий генерал — и как генералы её отца не забывает добавлять слова «почти» и «скорей всего» — ведь абсолютно прав может быть только Император…

— Маршал Явара, — вмешался один из посторонних: — Но во всех предыдущих случаях ни нам, ни вам, не удавалась продавить третью стену. Как же вы думаете с ней расправиться?

— Да, мы подумали. Понимаете, во время первого штурма, да и сейчас — отдельные разведчики и патрули, несмотря на функционирующую оборону, всё-таки залетали за третью стену, куда не доставали ваши снаряды. Поэтому люди специально для нас модифицировали глушащий заряд, превратив его в носимую бомбу, которыми мы и попробуем засыпать третий периметр.

— Когда назначена операция?

— Через четыре-пять дней.

— Вы знаете, что нарушили сроки подачи заявок во время плановой военной кампании⁈

— Послушайте, информация, на которой я основываю успех штурма, поступила ко мне только вчера, мы едва успели собственный штаб собрать!

— Не извиняйтесь, маршал, — вступился за неё Тардеш: — Товарищ по партии Прибеш, Её Высочество вовсе не является офицером Армии Республики, поэтому не обязана соблюдать наши пунктики и параграфы! Если вы хотите остаться на планете, прошу не оскорблять союзника в моём штабе! Маршал Метеа, в какие сроки вы точно закончите подготовку плана атаки⁈

— Постараюсь подойти послезавтра. Сразу после допроса перебежчика.

— Ну и отлично. Вы, говорят, начали сворачивать Большой Лагерь?

— Да, после новой информации мы не уверены в его безопасности во время глобального штурма. Да вообще не уверены в безопасности.

— Полагаете, остальным войскам тоже стоит эвакуироваться с рубежа эффективного огня гарнизонной артиллерии?

— Да, я сочла бы за лучшее, чтобы они были возле космодромов и взлётных площадок, а во время штурма — на орбите в двухчасовой готовности к десанту — чтобы, как только мы расчистим более-менее коридор, высадились бы внутри стен и захватили бы наземный плацдарм.

— Понятно. С нетерпением ожидаем вашего окончательного плана.

— Я свободна?

— Да, идите… — а когда, немного удивлённая, и так много не рассказавшая, она ушла, драгонарий обратился к появившейся из невидимости Злате:

— Ваше мнение, пани эксперт⁈

— Абсолютно честна и уверена в своих словах. Ничего не скрывает.

— Вот видите, товарищ по партии Прибеш? Я сам, безо всяких доказательств, ручаюсь головой и званием за эту женщину, а вот теперь — и товарищ эксперт подтверждает мою правоту.

Трибун возмущённо вскочил, но драгонарий не дал ему и рта раскрыть, продолжая:

— И вообще, ввиду попытки деморализовать действующую армию и дискредитировать главнокомандующего союзников, вы, товарищ Прибеш, объявляетесь лицом, чьё присутствие в системе Гудешия нежелательно вплоть до окончания моего мандата на военные действия!

…Злата что-то собиралась сказать, но передумала…

…Маленькая зелёноглазая принцесса вошла в тёмную конюшню, и, услышав легкий всхрап Глупыша, и, по-женски, более нетерпеливый — Повелитель Кошек, наощупь нашла их морды и прижалась обеими щёками. Бедные, бедные кони, из-за этой осады вынужденные прозябать в четырёх стенах! Бедные, бедные кони, единственные, к кому она может прижиматься и без опаски рассказывать о своих чувствах! Бедная, бедная Мацуко, которая даже не может сказать слово «Люблю» тому, кого она любит… Глупыш скосил умным глазом и осторожно смахнул верхней губой слезинку — будто поцеловал. А Повелитель Кошек, ласковая, нежно положила голову на сильный бицепс девушки-демона, и смотрела с таким сочувствием, будто бы всё понимала… «Верные мои… знаете, что я учудила⁈.. Нет, не знаете, конечно… Вот, слушайте…»

А, между прочим, она была ещё и десятым членом своей команды…

…А последнего, одиннадцатого, они встретили ещё более случайно, чем Ковая или Хасана. Первой заметила непорядок Азер (эх, не зря её взяли!), она указала вниз своей госпоже, и пока они делали круг, толпа разошлась, открыв полянку с лежащей там маленькой фигуркой.

На большой дороге сразу возник затор — место там было узкое, с одной стороны лагерный частокол, с другой — пологий подъём из котлована, а зеваки не рассасывались, а, наоборот, напирали ещё больше, нисколько не боясь, что их обвинят в срыве плановой эвакуации.

Как вызнали телохранители, какой-то самурай попался по дороге офицеру-дворянину, да не просто попался, а отобрал у того плётку и меч с ножнами. В толпе расправиться с ним не получилось, вот теперь свита брала разгон, чтобы как следует проучить паршивца.

Кадомацу протиснулась ближе. Сразу двое всадников, обнажив жадно сверкнувшие клинки мечей, кинулись в атаку. Принцесса вытянула шею, чтобы разглядеть, что там в пыли. Плётку она видела — дорогая, украшенная камнями и перьями, должно быть было досадно лишиться такой из-за глупой ссоры. Рядом в снегу блестели дорогие ножны явно недешевого меча. Виновник безобразия — низкорослый самурай в доспехах лежал ничком, и не подавал признаков жизни. Толпа свистом выражала негодование слугам, бросившимися с конями на лежащего. Но тот был не так прост. В самый последний момент смельчак подобрав крылья, увернулся от первого, нырнул под копыта лошади второго, чудом — все ахнули, избежал страшной участи, и за пятку стащил всадника с коня. Его товарищ, как раз в этот момент обернувшийся, озверел от ярости, и бросился в атаку, подняв коня на дыбы — чтоб, значит, тоже растоптать. Но вёрткий как ртуть коротышка быстро пнул животное в живот ногой в прыжке — и оно, жалобно заржав, перевернулось и задавило седока.

Тотчас же на него с боевыми кличами и руганью кинулись пешие хатамото. Самурай встретил их коротким, длиной не больше «Сосновой Ветки» вакадзаси в одной руке, и оружием в форме когтей — в другой. Первая пара атакующих перелетела через него кубарем отнюдь не по своей воле, но зато без единой царапины. Следующим повезло больше, но и они не смогли дотянуться до храбреца.

Принцессу восхитила его техника — он иногда показывал такие приёмы, которых она, собирательница всех фехтовальных наук Империи, не видела, а иногда — совершенно непривычные сочетания известных стилей, не смущаясь насчёт противоречия догматов и философий создавших их школ. Он вертелся как вихрь, отбиваясь от четырёх, а позже — и от шести (когда встали помятые и злые спешенные им всадники), не только не получая ни единой царапины сам, но и умудряясь остро отточенным оружием не ранить ни одного из своих недоброжелателей. Наконец, принеся копьё и нагинату, его удалось прижать к стене, но он вдруг вспрыгнул на эту стену и, выбежав по ней вверх, не только выпрыгнул из окружения, но и сумел сыграть мелодичную гамму тупой стороной меча на шлемах своих обидчиков. С криком и руганью они рванулись за ним, но для того, видать, вертикальный частокол был ничем не хуже прямой дороги, и он бы ещё долго продолжал представление, если бы просвистевшая стрела не сбила с него шлем. Нет, вреда она не нанесла, (принцесса целилась метко), но ссадила его на землю. Обрадованные телохранители окружили смельчака, занесли оружие… но сверкнула зелёная молния, они все посмотрели на опустевшие руки, а перед отважным коротышкой, тяжело складывая крылья, приземлилась на одно колено сама Главнокомандующая, Её Высочество Госпожа Третья, Госпожа Иваоропенерега, защитница лестницы Лхасы, дочь Императора-Завоевателя и Императрицы-юрэй, сестра Мамору-котайси, единственная женщина в армии.

В наступившей тишине глухо рявкнул свист «Пушечного Лезвия» — Сакагучи перерубил тетиву уже натянутого лука обиженного господина плётки и меча. Тот жалобно заплакал, получив по лицу собственным оружием, но все перевили взгляды дальше — на его отца, полковника, которого очень сексуально, рукой и ножкой за бедро и шею, обнимала улыбающаяся Азер, другой рукой удерживая клинок возле его шеи.

— Это лишнее, Азер! — крикнула её хозяйка, (суккуб сделала знак бровями «как хотите», и, страстно поцеловав, отпустила свою жертву): — Такеда, я забираю этого самурая!

— Как прикажете, госпожа… — кивая и размазывая следы поцелуя, согласился полковник.

— И лучше тренируйте своего сына! А то, что это за позор — кавалерист, сын дворянина, не смог один с самураем справиться, ни сам, ни с шестью телохранителями!

Обозлённые, кидая взгляды побитых собак, хатамото младшего Такеды, собирая с земли оружие, удалились к своему плачущему господину. Метеа посмотрела на только что спасённого ею:

— Как тебя зовут, смельчак⁈

Тот задорно сверкнул зелёными глазами и ответил без должного почтения:

— Кен Маваши, госпожа! Кен-Вертун, Кен-Непоседа, ещё так называют меня! Я из полка мечников Ивабаты, генерала Сидзуки, но сейчас мы под вашим командованием.

— Чем ты занимался в полку?

— Я — учитель фехтования, а раньше был тренажером для офицеров. Но им в последние дни стало тяжеловато справляться со мной, вот они меня и повысили!

— А не хотел бы ты послужить мне? Приключения гарантирую.

— С радостью, госпожа! Говорят, что второго подобного вам фехтовальщика нет во всей империи, и я надеюсь, вы мне покажете парочку приёмов⁈

— Насчёт первого бессовестно лгут. Насчёт второго — хм, посмотрим, кто у кого учиться будет…

Она измерила его взглядом — небольшой, едва ли не ниже её, и так не отличающейся ростом, с почти такими же или может ярче зелёными глазами. Правда, с желтой кожей и волосами из желтых и зелёных всполохов пламени. Он был одет в доспехи, вместо украшений снабженные всякими техническими ухищрениями — и пружинная защёлка на ножнах, бросающая меч прямо в руку, и трубочки на предплечьях, стреляющие иглами — это были только те механизмы, которые были известны принцессе по названию. Не говоря уж о разнообразных торчащих тут и там шипах и ловушках для клинков, которыми, как показал его короткий поединок, он отлично умел пользоваться. Непривычен был и сам доспех — набранный из поперечных, подгоняемых под любую фигуру пластинок, а не продольных, как у её хатамото, — новая, заимствованная у Демонов Хаоса, конструкция. Лучше чем у неё — не требовалось перебирать набор каждый раз, если набираешь или сбрасываешь вес по причудам женской физиологии.

Негромко ступая, подошел Сакагучи:

— Ну что, тоже испытаешь его сама? — спросил он с заметной ухмылкой на оранжевой половине лица.

— Я что, похожа на сумасшедшую⁈..

Так они и собрали команду…