Броня Молчания

Заложница

…Злата… Действий её демонесса так и не поняла. На похоронах она дольше всех прощалась с Гюльдан, но принцессе подойти к себе не дала. По общим обязанностям она договорилась с Тардешем, и подгадала график, чтобы нигде не пересекаться с демонессой. Той всё равно же, хотелось узнать, что точно случилось во время встречи с Кахкхасой, но ещё больше хотелось быть хорошей подругой и не настаивать на объяснениях.

Столкнулись случайно — когда шла проведать Агиру. У дверей в каюту гандхарва демонесса и застала нагу и Азер. Злата хотела сбежать, но старшая телохранительница предупредила:

— О, госпожа! Легки на помине! Только что про вас вспоминали. Правда, Злата⁈

Нага отвернула голову:

— Может быть.

Кадомацу внимательно и очень сочувственно смотрела на неё. Нет, Злата избегала взгляда не потому, что была обижена на подругу, скорее её саму мучила совесть. Поэтому, принцесса сделала вид, что не заметила, и довольно-таки наивным тоном спросила:

— Почему «может быть»⁈

— Мы тут об Агире разговаривали, — поспешила ответить Азер, одновременно перекрывая колдунье пути к отступлению: — Злата, скажи.

(Языком наг, кстати, Азер уже владела ничуть не хуже родного или языка демонов)

— Если удастся провести его по формам как твоего персонального пленника, — неспешно начала та, не поднимая взгляда: — Он получит свободу. Но возможно, что наши бюрократы упрутся рогом и откажут. Или невозможно будет.

— Почему — «невозможно»⁈ — Мацуко продолжала играть «почемучку».

— Ну, ведь суд. В каком качестве его там провели, не помнишь? И потом, он ведь не отказывался от амальского гражданства, — Злата оглянулась на дверь каюты: — Они тогда его оправдали, но что будет сейчас? Ты его отпустишь, ему ничего не простят и снова арестуют… Не знаю… Или выдать его сразу своим, гандхарвам…

Кадомацу улучила момент и поймала взгляд наги своим:

— А как выдать его своим?

Злата не выдержала взгляда и опустила голову:

— Выменять его, скажем на шпиона… — речь змеи стала тихой, еле слышной: — Это надо чтобы твой сиддха сделал запрос… он знает, как делается.

— Так в чем проблема? Я спрошу его.

— Ну, я и приходила спросить у Азер, что да как… потом нужно насчёт законов призраков выяснить…

— Ну и выясни. Я думаю, у тебя это лучше всех получится, — глядя на подругу ясными глазами, ободряюще улыбнулась демонесса.

— Я постараюсь, — вздохнула нага. Повернулась и прямо спросила у Азер: — Вы пропустите?

Подруги долго смотрели ей вслед.

— Я думала, вы всего лишь поссорились, — с удивлением сказала суккуб.

— Нет, у неё что-то сложное. Я ничего не могу сказать, пока она молчит. Ну, так ты к Агире⁈

Азер вздохнула и сделала расстроенное личико:

— Не открывает чего-то. Мы сидели, ждали — и Злата тоже к нему была — но вот не дождались.

— Неужели спит?

— Я не знаю. У меня нет часов по его времени.

— Давай-ка я постучу. Уж мне-то он откроет!

Телохранительница рассмеялась:

— Естественно, хозяйка! Ведь вы так стучите…

Двери кают были не очень рассчитаны на силу демона. Азер ещё посоветовала: «Когтями, когтями! Царапайте!», когда выглянул ангел. Он сразу показал табличку: «Когтями — не надо!».

Официальный статус почётного пленника, выбитый для Агиры на том суде, всё больше и больше превращался в фикцию, по мере того, как Тардеш утрачивал власть в системе, передавая полномочия гражданским чиновникам. Немому певцу уже запретили покидать не только гостевую палубу, но и каюту без специального уведомления, правда, появилось одно существенное послабление — по распоряжению Тардеша ему доставили цитру. И теперь, часто на палубе старших офицеров собирались целые делегации, чтобы послушать воистину волшебную музыку.

Создатель, не дав небесному певцу голоса, сторицей наградил его музыкальным талантом, и теперь, в общем-то, немудрёный инструмент говорил за него. Он не плакал, не рыдал, не рвал душу, а так же, как его хозяин — в общем-то, несерьёзный парень, меткими и несложными нотами рассказывал о красоте, которую замечали в самый привычных и обыденных моментах внимательные глаза и острый ум небожителя.

…Каждый раз, когда принцесса приходила к нему в гости, Агира играл одну и ту же мелодию, слегка меняя звучание в поисках совершенства.

— Ты так и не сказал мне, что это.

«Это ты» — показал он на готовой карточке.

И ещё сыграл продолжение темы: «Это ты задумчивая». Потом — ту же, но в другом ритме, с тревожными и сильными нотками: «Это ты сражаешься». Потом — те же ноты, но в другом порядке вплетённые в ту же мелодию: «Это ты грустишь»…

А потом — совершенно другую, но удивительно похожую мелодию с нотками тяжелых маршей и быстрыми аккордами: «Это товарищ Тардеш»…

…Все долго молчали…

— А на меня с сёстрами есть музыка? — поинтересовалась Азер. Просто, чтобы не было тишины.

«Пожалуйста» — и мелодия была весёлой и радостной, как праздники Нового Года, как весенний день, полный талых ручьёв…

…Мацуко слушала, словно выбираясь из тёмного колодца — нет никакой безысходности, нет бессилия, есть только она и её любовь. Она любит Тардеша, и тот, пусть и не всегда, отвечает на её чувства — так плевать на все опасности, если она может любить. Просто любить, знать, что он рядом, что она может увидеть его, помочь ему, оказаться полезной, нужной. А то, что не может она к нему прикоснуться, разделить объятья и поцелуи — разве это такая большая потеря? Разве от этого она сможет любить больше и сильней⁈ Больше уж некуда…

— Спасибо, Агира, — в тот день сказала она и всполошила Азер.

— Вы уже всё, хозяйка? Вас проводить?

А хозяйка, уже не слушая ее, спешила прочь, вперёд, прикрыв рукавом глаза с непослушными слезами, и зачем-то машинально считая встречных: самурай, призрак, офицер, второй офицер…

Она остановилась у ограждения атриума, крепко вцепившись в него руками, и долго смотрела в его глубину. Потом овладела дыханием и обернулась. Она стояла у каюты Тардеша…

…- Здравствуйте, господин драгонарий.

— О, госпожа ведьма! А у меня для вас хорошая новость — наши закончили группировку флота, так что теперь ждём только вас, сухопутных.

— Хорошая новость, правда…

— Вы как, собираетесь отправляться⁈

— Мы уже почти… Первым делом — кавалерию, её очень дорого содержать тут… потом — всех остальных… — она хотела глядеть в его невидимые глаза, только вот… не получалось…

— А вы когда планируете?

— Вместе с вами.

И тут они посмотрел в глаза друг другу.

— Господин драгонарий, я согласна на всё, о чём мы с вами говорили. Я иду с вами. Я буду вашей пленницей, сколько вы скажете. Войска отведут Томинара и Мацукава. Я остаюсь с вами и слушаю ваши распоряжения.

Тардеш долго молчал, потом вдруг посмотрел на аквариум, подошел к нему:

— Родители согласны? — спросил он, после ещё более длительного молчания.

— В этом решении, я абсолютно свободна. Отец мне доверяет.

— А другой замены не было?

Кадомацу улыбнулась:

— Вряд ли. Мой брат слишком нужен отцу на Даэне, мои сестры — не такая уж большая ценность. Использовать наследников глав больших кланов — не очень-то разумно в теперешней ситуации. У нас, — она задумалась, запустив руку в волосы: — Не совсем так, как в других империях. Дворяне, те, кому доверено по праву рождения, решать право жизни и смерти других, равняются в своих идеалах на глав сильных семей, которые издавна приближенны к императору, и их мораль и образ жизни находятся под высочайшим оком. Те же, имея привилегию видеть Небесного Государя, строят свои поступки и судят других по Высочайшему Образу, и поэтому Императору надо быть образцом добродетели. Император считается главным защитником и перед смертными и перед богами, и должен соблюдать много обетов и правил ради защиты Империи. Если долг требует какой-то жертвы от Императора — например, сына, или дочь — то он не имеет права перекладывать эту жертву на чужие плечи. Так что мое решение даже поможет отцу править нашей страной…

— Ладно, — кивнул Тардеш: — Вы остаётесь на посту моей аюты по специальным поручениям. Я позабочусь, чтобы вы получили все заслуженные вами награды и благодарности. Когда вы их получите, я лично буду ходатайствовать о присвоении вам амальского гражданства. Это даст вам хоть какую-то свободу у нас дома… И… вы действительно согласны⁈

— Безоговорочно.