Броня Молчания

Там, где нет совести, нет богов

…Ещё пол-дня или день принцессу держали во дворце. Ей даже понравилось — относились заметно вежливее, и не было того гнетущего ощущения, как в тюрьме. Правда, зеркало у неё всё-таки отобрали, так что она в шутку пригрозила, что будет накладывать косметику на ощупь. Вместо ответа забрали и косметику. Со светом шутили постоянно, то включая, то выключая, то показывая город в разное время суток — запутать её им почти удалось, и она просто перестала заморачиваться проблемами времени. Господин драгонарий скажет на следующем сеансе — в это она верила. Девушка просто стала пользоваться сеансами демонстраций панорамы города, чтобы прикидывать, как отсюда лучше бежать — и картины освещения в разное время суток давали хорошую пищу для размышлений.

Побег из дворца бы был безумием — стража слишком хорошо тренирована, через некоторые коридоры не пройти без телепортации. А вот из тюрьмы вполне реально, если только знать, что делать на выходе. Типовые планы амальских тюрем были ей известны, и если охрана чуть зазевается, она вполне бы смогла поиграть с ними в прятки в их собственном здании. Но где это здание на карте города… Острое зрение демона против экранов было бесполезно — приглядываясь, она видела не детали, а только груду цветных точек. Нужно было вычислить головой. По старым картам города в столице Шульгена были 4 женские тюрьмы — если за пять лет не понастроили новых, (она вспомнила слова Каличарана — «После революции революционеры-то тоже полюбили это дело — сажать и расстреливать»). Проблема в том, что по тому, что она видела, они все подходили… а в подземном городе не было солнца и звёзд, чтобы засечь направление. Правда, если опять будут держать на снотворном, то все усилия без толку.

…От размышлений её отвлёк Кахкхаса, который заходил чуть ли не каждый час и проверял комнату. В последний раз он зашел один и застукал её за разглядыванием панорамы города:

— Думаете сбежать⁈

— Мы, кажется, уже разрешили этот вопрос.

Девушка удивилась разнице в языках — на амальском фраза прозвучала чуть ли не металлически, а на родном бы это была бы просто формула вежливости.

— Да, вы сильный характер.

Они, пристально вглядываясь друг в друга, выдерживали выжидательную паузу.

— Что вам надо от меня⁈ Обменять — нет, это не ваша главная цель, да уже и поздно, честно говоря. Тогда что⁈ Убить⁈ Унизить⁈ Переманить на свою сторону⁈ И вы думаете, вам это удастся⁈

— Почему вы решили, что ваш обмен нам будет бесполезен⁈

— Это имело бы смысл, захвати вы меня хоть на Диззамале, а ещё лучше — на Коците. Теперь это смысла не имеет — у Амаля базы в вашей системе. Да и возможности вашей обороны мне известны.

— И что?

— Даже сюрпризы, вроде секретной системы тоннелей дадут вам выигрыш максимум до года…

— Ка…- поперхнулся рыбочеловек, но сумел собраться: — А, понятно. Не надо было вам показывать Умкы. Я забываю, что вы гений.

— Я скажу вам больше — теперь вам нельзя меня отпускать. Вернувшись, я сразу атакую Юлкарский перешеек. Вы не сумеете его укрепить сейчас, из-за перемирия, и не успеете за любое разумное время. Сколько там «котлов» получится, если мы его займём? Вам одни беженцы заблокируют любую возможность выхода. А мы их жалеть не будем.

— А вы жестоки.

— Я полководец, — с вызовом констатировала принцесса.

— А вы подумайте вот о чем, — резко сказал Кахкхаса: — Станут ли вас выкупать⁈ Ведь для Амаля вы роли уже не играете. Подумайте. Ведь и я полководец. Любая задержка с вашей выдачей играет на руку Амалю и против вас — подтянув резервы, они не станут ни выкупать, ни освобождать вас. Они просто атакуют всеми силами, и ваша судьба решится случаем.

— Вы хотите переманить на свою сторону не только меня, но и мою армию⁈

— Для Светлейшего батши такая перспектива заманчива, но я смотрю на вещи более трезво. Гайцон уже хорошо научили восемьсот лет назад, чем чревато предательство Амаля. Очень хорошо научили, и, я думаю, бесполезно надеяться, что ваш отец решится даже ради любимой дочери рискнуть столь драгоценной независимостью… В его случае, могут провернуть и сценарий Крапивницы — слышали, была такая планета, откуда родом ваша подруга? Когда-то там по договору с призраками правили благородные магнаты с не последним голосом и в Сейме и Сенате одновременно, а потом восстали чернь и рабы — и теперь там нет ни шляхты, ни королей, а только Партия и Сенат. Все потому что они дважды предали Республику. Эту историю амальские послы цитируют как нравоучение, говоря со всеми вассалами. Даже фильм, говорят, про это сняли.

— Фильм? — спросила принцесса, не понимая, что к чему.

— Движущиеся картинки. Как в театре, видели? Ах да, вы же пользуетесь видеофонами, что я говорю…

— Я не понимаю, к чему чужая история в моём случае.

— В том, что эту историю уже напомнили вашему отцу. Вы невнимательны. И скорее всего он знает что ожидает в случае попытки решить вашу проблему своими силами… Хотя, род Явара уже не раз отличался непредсказуемостью, когда дело касалось их чувств. Это и питает самоубийственные надежды батши.

— А вами, значит, движет банальное стремление выжить?

— Это стремление вовсе не заслуживает того презрительного тона, который вы употребляете. Жизнь бывает очень полезной штукой, когда нечиста совесть.

— Пока другие умирают за вашу идею?

— «Умирать за идею» — глупость. Я сражаюсь, чтобы за идею пожить.

Метеа фыркнула:

— Чего вы хотите?

— Может быть, стать вашим другом.

— Это напрасные усилия, господин тюремщик. Для меня грань «друг-враг» очень четка, и почти непреодолима.

— Всё может быть, моя прекрасная врагиня. В конце концов, вы же приблизили к себе желавшего вам смерти Макото Мацукаву, госпожа ведьма.

Мацуко вздрогнула, и почувствовала слёзы в своих широко раскрывшихся глазах.

Да нет… Это ведь ещё и оскорбление…

…Драгонарий пятый час сидел в одиночестве. Сенат одобрил перемирие только как временную меру. Оккупационной администрации предписано подготовиться к приёму трехсотмиллионного пополнения — это десять тысяч пехотных легионов или пятьдесят — артиллерийских. Выкупать свою аюту ему запретили. Договор будет нарушен. Ослушник будет наказан. И ещё одно… То, что заставляло его избегать даже общества Златы и своего ученика, которому ЭТО он точно должен был показать… Драгонарий поднял листок гербовой бумаги — бумага лучшего сорта, какой только возможен на Амале. «Премиция Террабилеш». Разрешение на акцию устрашения. Имея такую бумажку, легат может отдать приказ вырезать начисто целый город. Вернее не «может», а «должен». Для него же, командира флота, это означало прямой приказ — уничтожить планету Шульген. Уничтожить полностью — вместе с городами, мирными жителями, находящимися там войсками бунтовщиков и сероглазой принцессой… Чтобы было неповадно больше никому даже думать, что можно шантажировать Республику. К концу месяца закончатся переговоры с Индрой, вернее, с апсарами, представляющими всех «владык», и разрешение примет форму приказа…

Поэтому все гайцонские войска и были спущены на поверхность — Томинара наивен, предполагая, что их направляют на помощь принцессе. Нет. Только для того, чтобы они не восстали, узнав о её гибели. На Шульгене сейчас только армия принцессы и штрафные легионы. То, чего не жалко на заклание. Правда, Мацукава, кажется, о чём-то догадывается.

Драгонарий обхватил руками голову и с силой зажмурил глаза. Вот, сейчас самое время помолиться — типа: «Боже, если ты есть, не дай этому случиться!»… Смешно. Если бы был настоящий Бог, а не эти божки из Армавати, таких бы бумажек вообще не существовало…

…Он посоветуется со Златой, как можно ускорить подход подкреплений. Если здесь будут десять тысяч легионов, Сенат будет поставлен перед фактом, что уничтожать Шульген невыгодно. Не идти же войной на Вельзевула⁈ Нет… Пока он жив, и командир, он сделает всё, чтобы вопрос был решен в пользу штурма…

…У него уже есть один шрам на руке, не хватало ещё шрама на совести. Нет. Он выберется…

…Кадомацу, конечно, не поверила словам Кахкхасы.

Нет, как полезную информацию она восприняла всё, что он сообщил — но только как информацию. Этого хватило, чтобы дать пищу её мозгам, но оно не затронуло её сердца. Она слишком доверяла Тардешу, чтобы верить подобной ерунде. Нет, она не питала иллюзий — выкупать её не будут, разве что будь тут отец… Нет, зачем зря терять лицо⁈ И к тому же, она решила, что будет выбираться из собственной ошибки САМА, примет разве что помощь Хиро, потому что это и его ошибка тоже, потому что так будет справедливо… А заставлять озабочиваться этим Тардеша — просто нечестно и некрасиво…

…Итак, в тюрьме её держат на снотворном. Это она поняла по собственному самочувствию, когда миновали первые сутки пребывания во дворце. Проблема в том, как они его ей дают? Есть тысячи способов, и ей важно знать, может ли она избежать или нет. То, что не в еде, это точно — иначе бы давали и во дворце. Скорее всего, что-то в воздухе (она вспомнила газ, которым её захватили), или может быть какой-то механизм. Магия исключалась — она пробовала на себе разные изоляции, по крайней мере бы, заметила изменение заклинания. Снотворное сбивало все расчёты времени — да и вообще, понимание того, что тебя в любой момент могут усыпить и сделать что угодно, раздражало.

Всё это демонесса думала, пока её везли обратно в этом поезде-без-окон. Лишь перед самой остановкой её озарило — ведь Тардеш настаивал на её присутствии во время сеансов связи! И повстанцы боялись, что по ней засекут местоположение Шульгена! Они хотели, чтобы Тардеш думал, что она во дворце! Значит, и она содержится где-то недалеко от дворца! Ведь, хоть и стараются здешние маги, Злате вряд ли составит большого труда узнать, врут те или нет…

…Чтобы узнать, куда делась принцесса, Хасану потребовалось полтора часа — вернее потребовалось, как следует проголодаться. Удивительно, как об него никто не запнулся, пока он сидел там и казнил себя — а потом желудок дал о себе знать, ну он встал и пошел. Где в тюрьме точно есть жрачка⁈ Правильно, у тюремщиков. Пришлось довольно долго идти по коридору следом за очередным патрулём — ну немаленькая же тюрьма! — пока, наконец, они закончили обход и завернули в дверь в стене. У двери потребовалось тоже подождать оказии, вернее разгильдяйства одной из баб, оставившей и дверь, и решетку за ней нараспашку. Вот там он и услышал как один из охранников — мужик, как какой-то павлин-шмавлин распускал хвост перед бабами, что у него два дня выходных, потому что его подопечную на два дня отправили во дворец. Хасан слушал его, сидя за диваном, таскал жратву и мотал на ус. Они много чего рассказали, жаль, башибузук понимал с пятого на десятое. И читать не умел — потому как раз над его головой висела инструкция по отключению сигнализации.

Дальше, когда всё, что можно было стащить, было съедено и пальцы облизаны, он задумался, как ему быть — два дня прятаться сложно, тюрьма — не город, не убежишь в другой квартал, да и, в конце концов, нужду надо где-то справлять чтобы никто не видел. Он задумался.

Если Аллах позволит ему раздобыть еды и воды, можно забиться в какую-нибудь щель, (такие здесь есть, он видел), и, помолясь, переждать эти два дня. Но это если повезёт. А если нет? Да! Ведь здесь, на третьем, содержится Азер и её сестрёнки! Надо сходить, переп… посоветоваться… ну, да, да, без этого с ними не посоветуешься…

Снова пробираясь по коридору он наткнулся на разносчицу с баландой. Сначала ракшас просто шел за ним, потом ему стало интересно, и он прошел до конца, и узнал, откуда её носят. Короче — оказалось, что вся тюрьма питается централизовано, на каждом этаже есть кухня, где разогревается и разливается по тарелочкам всех размеров разнообразная баланда. А вот саму её подают откуда-то снизу, из главной кухни…

Кухня-то не очень заинтересовала пока ещё сытого Хасана, а вот этот подъёмник, по которому приходят жбаны с едой… Это ведь был свободный путь на все этажи тюрьмы! И, как он убедился — неохраняемый! Нужно было только ловко и вовремя проскочить в щель между стенкой, и горячим бачком.

…Первые несколько часов он просто изучал новый путь — лазать было сложновато, он же не суккуба, чтобы к стенкам липнуть! Да ещё и лифты всё время ездят, или стоят не там, где надо. Вскоре он приловчился — по проводам, по коробкам с проводами на стенах, по зубчатым рейкам, по которым ездили лифты (те все в масле, навернуться было недолго), на противовесе. В шахте была лестница, наверное, для ремонта, но Хасан к ней не совался — там были камеры. Из-за них и ноги подбирать приходилось постоянно. Вообще-то, он побаивался, что тут была ещё и какая-нибудь умная сигнализация, но, судя по отсутствию шухера, ему пока везло. Или сигнализация сломалась. Или за ней никто не следил… Ну, а раз не следили — значит не надо. Он выбрался на третьем.

По времени уже темнело. На кухне не было никого из рабочих — как Хасан разобрался, поварихами и разносчицами были те же заключённые, только меньше провинившиеся. С одной стороны повезло, никого нет, с другой — кто решетки-то откроет? Третий этаж отличался от второго — «строго», где содержалась принцесса. Вместо длинных коридоров, скрещивающихся только на площадке для прогулок, было несколько коротких, перекрещивающихся друг с другом за каждым блоком камер. И просто уйма решеток!

Хасан уже их ненавидел…