Все поднялись, провожая судей, начался ритуал смены караула. Афсане хотела сказать Сакагучи на ушко, но получилось слишком громко:
— Они хотели засудить нашу госпожу, но запутались сами. Так ещё окажется, чтовместо неё господина драгонария засудят!
— Прикуси язык! — неожиданно резко оборвала её возвращающаяся против общего потока выходящих, принцесса.
— Они же сами сказали, что судят только по закону, — заумничала не вовремя Азер: — Злата была права, назвав этот суд «соревнованием во лжи». Справедливости в суде ради суда никто никогда не находил. Так что и правда — стоит только ждать момента, когда всё это враньё аукнется адмиралу. И поделом…
— Да перестаньте вы все! — чуть не закричала Метеа, и, садясь, прикрыла ладонями брызнувшие из-под глаз слёзы: — Неужто вы не понимаете, что если осудят господина драгонария, это будет худшее, что можно только представить! Они не меня, они его судят, как вы не можете понять! Весь суд этот — покушение на драгонария, это его они хотят оболгать!
— Но вы-то, моя госпожа, почему из-за этого должны страдать? — и Сакагучи бесстрастно повернул к ней своё двухцветное лицо: — Правители призраков хотят вызвать слёзы у господина драгонария — это их право. Но права на ваши слёзы им никто не давал.
… — Пойдёмте отсюда, — добавил он через несколько минут молчания: — Уэмацу подготовил нам комнату неподалёку, где мы можем принять еду, а женщины — привести себя в порядок.
— Вы правы, — согласилась дочь императора: — Слишком неудобные стулья тут… и свет… глаза режет…
«Комната неподалёку» оказалась соседней кают-компанией, где иногда собирался штаб принцессы, и поэтому сохранилась теплоизоляция — так что можно было расслабиться, не боясь, что что-то сломаешь или подожжешь, как в зале суда. Кадомацу подраспустила завязки и замки доспеха, и сидела, клюя помаленьку приготовленное её поварами за время заседания. Азер на неё смотрела недовольными глазами и кормила с палочек как маленькую: «За маму, за папу, за драгонария-доно, за меня, за Сакагучи…». «Перестань» — тихо попросила её принцесса, а сестра Ануш на это встала, и, уперев руки в крутые бёдра, отчитала непутёвую хозяйку: «Кушай! Два дня ведь одними крошками перебиваешься! Ты хочешь на суде падать в обмороки или защищаться⁈» Принцесса как-то равнодушно посмотрела в ответ. «Ну, подумай. Чем ты в обмороке поможешь господину драгонарию?» — это подействовало. Хоть и с неохотой, но чем-то свой желудок девушка наполнила.
Потом к ним присоединились Стхан с Бхагавати, каким-то чудом сбежавшие от своей многочисленной свиты. От их визита повезло ракшасам — на них же слуги принцессы еды не готовили. Поболтали о процессе, поделились сплетнями — Бхагавати всё расспрашивала суккуб о хатаке, что вызвало у всех девушек нехорошие подозрения насчёт принца, и так известного как записной хвастун, а Мацуко наконец-то сумела разглядеть, как у людей надевается сари — Бхагавати обещала позже зайти, подобрать ей что-то подходящее из тканей демонов. Хоть тот же покрой на крылатую спину вряд ли бы пригодился.
Демонесса любовалась женщиной людей — её мягкой, полногрудой и широкобедрой словно вылепленной руками гончара фигурой — по сравнению с гротескной женственностью суккубов или её собственной, женственностью пусть и красивой, но отлитой из металла статуэтки. Стхана она спросила: «Я, наверное, кажусь вам мужеподобной на фоне моих подруг?» — «Да нет, что вы!» — отвечал веселый блондин: «Сильная, но всё равно женственная. Словно статуэтка из металла. А ваши крылья, просто чудесно красивы» — да, про «металлическую статуэтку», это были слова человека. «Статуя, значит?» — «Ну, нет, не статуя… женщине дана власть над мужчинами, вы — воплощение жизни, сила майи… магии» — «Магии»⁈ — «Понимаете, это какое-то собственное очарование. Одновременно и сила и нежность, и чистота… хотя разумом себе говорю, что вы же — демон, могучий, неудержимый… но голос мыслей стихает, и я снова вижу красавицу. Милую, юную с красивыми крыльями за спиной» — «Спасибо» — «Про демонов говорят много нехорошего. Что вы жестоки, гневливы, порочны… однако и красота в вас тоже есть. Творец не настолько суров, чтобы лишать вас её» — «Эй, — пискнула из-за плеча Гюльдан: — Если вы о порочных демонах, то они здесь тоже есть» — «А ещё здесь есть, — улыбнулась Бхагавати, — и законная невеста!» — «Подумаешь, — пожала смуглыми плечами ставшая так похожей на покойницу-Ануш, Гюльдан: — Втроём даже веселее!» — Стхан, обняв внезапно покрасневшую невесту, рассмеялся первым.
Отведя взгляд, принцесса украдкой вздохнула. Смеющиеся лица ребят, кошачьеглазых суккуб, румяная от смущения Бхагавати, такая красивая рядом с любимым. В отражении — её собственное лицо, из-за узкоглазой северной крови, казавшееся острым и холодным на фоне крупных и мягких черт Бхагавати. И в самом деле, нечего быть такой льдышкой… Она вздохнула и расслабилась, позволив веселому щебетанию подружек унести её от забот сегодняшнего дня.
— Пора, — сказала она, когда пролетел час, отведенный на отдых: — Сколько у нас времени, господин Сакагучи?
— Немного, — ответил хатамото, сидевший лицом к часам.
— Хорошо. Давайте пораньше вернёмся в зал.
— Да. Пак, Уэмацу — приберите за нами!
— Мне надо будет до начала заседания поговорить с господином драгонарием. Обеспечите как-нибудь?
— Будет исполнено, Ваше Высочество.
…В Зале Суда было ещё сравнительно пусто. Из судей была только та женщина, что возилась с вычислителем, то, присаживаясь нажимать на кнопки, то, вскакивая стучать по экрану, то, наклоняясь дергать провода. Так как короткая юбочка и чулки обрисовывали вполне аппетитные на вкус любого мужчины формы худощавых ног, её старания по достоинству оценил Маваши и оба ракшаса. Все разбрелись кто куда, кроме запертого в клетке Агиры (тот тоже любовался мучениями девушки-призрака), и собирались отдельными кружками по разным рядам кресел. Сидзука и Томинара поспешили присоединиться к свите принцессы, бросив собственных генералов. Мацукава остался в своей стороне, издалека кивнув в ответ на взгляд дочери императора. Кверкеш в окружении легатов и офицеров флота, стремительно спрятал под стол что-то стеклянно звеневшее. А вот Златы, Бэлы… и Тардеша — не было! Причем драгонарий пропал лучше всех — посланные на его поиск телохранители и добровольцы из числа офицеров отыскали всех, даже судей, но не его. Даже его личная охрана, оказывается, была не в курсе, где тот, чью жизнь они обязаны охранять.
Мацуко это расстроило. Мало того, что теперь она вся извелась от беспокойства (а вдруг что случилось? А она не знает? По мелочам же адмиралов не вызывают!), так ещё и поговорить, успокоить свою совесть или получить решительный запрет на то, что она собиралась совершить, не выходило. На всякий случай она запросила у адъютанта Томинары полную сводку по всем фронтам (что он исполнил даже с чрезмерным рвением), но там было всё спокойно, даже если придираться. Неспокойно было на душе у принцессы. Похоже, решаться или нет на то, что задумала, придётся ей самой — Провидение не давало ей шанса переложить ответственность на и без неё усталые плечи господина драгонария.
Пытаясь успокоиться, или отвлечься, она, подозвала своих генералов и занялась разбором рапортов, которые поступали от её подразделений.
Нет, в самом деле. Томинара зря протестовал против плана разделения сил. Перебросить армию с Коцита обратно на Акбузат и Нэркес, а потом атаковать сразу с трёх планет, это, учитывая неминуемые проблемы с пропускной способностью «Небесных Путей» было лучшим вариантом. Вопрос был лишь в силе первого удара, который должен был открыть первый портал. Потом у противника должно возникнуть очень много проблем в разных местах планеты, чтобы он не успел собрать по отличным дорогам Диззамаля сильную армию. Один, сколь бы широкий ни получился «Небесный Путь» повстанцы могли бы перекрыть, но несколько с разных планет — нет. Томинара, в конце концов, вынужден был с этим согласиться. А когда бхуты возьмут луны, и спутники станут бесполезны из-за блокады, в распоряжении принцессы окажется всё небо Диззамаля… «В распоряжении принцессы…» Проблема была только в том, что как раз принцесса-то задумала в очередной раз нечто такое, что может пустить прахом всё с таким трудом разработанные планы. Только бы всё благополучно кончилось!
— Встать! Суд идёт! — перерыв кончился…