Броня Молчания

Заключенная

…Она проснулась от противного зуммера. Сладко потянулась, выгибая спину и расправляя коготки, встала на четвереньки. Голод уже давал о себе знать, и, о, радость — у дверей поставили миску! Быстро перебирая ногами и руками, она подбежала к ней, понюхала — восхитительная сырая рыба и свежее молоко!.. Нет, всё-таки на коленках было бы удобнее, но ведь принцесса должна высоко держать свою задницу, да? Она наклонилась над тарелкой — волосы упали в еду. Нет, действительно — неудобно. Она всё-таки опустилась на коленки, одной рукой подхватила волосы, облизала каждую прядку, и, всё так же их держа, в два укуса разобралась с рыбой, и, наклонившись ещё ниже, начала лакать из миски…

…Сладко, очень сладко. Дома так не делали… Что-то типа риса с молоком. Дома, помнится… Кошка остановилась. «А почему я лакаю?» — подумала кошка по имени Мацуко. Кадомацу, принцесса Третья. Всё тело свело болезненной судорогой, едва девушка попыталась встать из этой кошачьей позы. Девушка-демон сконцентрировалась, переломила мышцы, решившие, что ей надо пресмыкаться, и села в привычную с детства позу для еды. Торжественно подняла миску и выпила из неё, как из пиалы.

Что бы они с ней не сделали, она оказалась сильнее! Пленница сознательно подавила в себе желание вылизаться после еды: «Ну что, я победила вас?» — с вызовом она спросила мысленно.

Дверь открылась:

— На прогулку!

Она, потянувшись и выгнув спину, встала на четвереньки и, поджимая пальцы, чтобы не повредить когти, пошла на выход…

…Хасана разбудил долгий гудок сигнала на прогулку. Он вскочил, уронил на рельсы кожух, которым укрывался, сам чуть не свалился с узкой площадки последнего тамбура, и выругался половиной запаса своих матюков — поезд только что миновал последние ворота тюрьмы! А он столько сюда добирался!

Нет, вначале ему дико везло — мало того, что он сам не попался, так ещё и в поисках оружия и одежды нашел саму принцессу — её на носилках занесли в другой поезд, он сумел пролезть и на него… и вот так проспать! Он спрыгнул на шпалы и оглядел свои руки-ноги — невидимость на месте.

Голод и невидимость сейчас беспокоили его больше всего — во-первых, у него второй день во рту и маковой росинки не было, да и приличной воды тоже — ладно, у нагов на каждом шагу вода, а призраки, походу, специально такие трубы делают, чтоб из них постоянно что-то капало — но на вкус это отвратно… А невидимость, как говорил Ильхан, без проблем могла держаться столько сколько понадобится — разве что не выспишься, потому что спать надо вполглаза. Янычар так же говорил, что всё-таки коже давать отдыхать надо — она могла «устать» и рисунок становился размытее и переставал поспевать за быстрым движением. Поэтому надо было хоть час в день проводить в укрытии и давать отдохнуть своей мимикрии. Да и вымыться бы неплохо — во-первых, любое пятнышко теперь опаснее сквозной раны, а во-вторых… какой ты невидимка, если от тебя за парасанг козлом разит⁈

Гудок прогудел ещё раз. Так, правильно — первый гудок — предупреждение о прогулке, весь транспорт должен покинуть территорию тюрьмы, (хорошо дружить с ангелом-тюремщиком!), второй — открывание дверей, все наготове, третий — вывод пленников. Не зря ханум-паша переводила ему всё, что рассказывал Агира о своей работе! Хасан спрятался в тени стены, и засёк время появления патруля по слогам молитвы. Начнём, помолясь Аллаху…

…Как говорила сама принцесса: «Самое главное — всегда идти ВНУТРЬ тюрьмы, а не наружу. Потому что тюрьма построена так, чтобы оттуда не сбежали, и все — и охрана и начальства ждут побега. А не штурма…»

Хасан усмехнулся: «Штурм… как же… О, шайтан, действительно надо где-нибудь кусок перехватить…»

…Надсмотрщицы откровенно смеялись над нею, и это злило принцессу больше всего. Да, конечно она помнила, что королевская гордость требует высоко поднимать попу, но сейчас-то под платьем ничего нет! Если ещё раз хихикнут, лягну ногой в чьи-то зубы! — решила она, и конвоирши как поняли — замолчали. Вообще-то, они её опасались… это было заметно…

Это было смешно, но она словно в первый раз ходила руками. То когти мешались, то больно было. Словно никогда не ходила на четвереньках. Она пыталась вставать на ребра ладоней, фаланги пальцев, даже на кулаки — всё никак не получалось. Что-то они с ней сделали, она пока не понимала что.

Подошли к решетке. Её заставили лечь на землю, погремели железом над головой, повели дальше. Она подняла голову, оценила дорогу — да, строили со знанием дела. Хватает неудобных поворотов, и ровных коридоров там, где не надо бы… Пожалуй, даже невидимке будет трудновато отсюда сбежать. А уж на четвереньках, с руками, которые забыли как ходить…

Площадка для прогулок была маленькая, с высоченной стеной. Почему-то вспомнилась ходовая рубка «Шайтана» — настолько схожи были по площади и форме.

Пленниц, кроме неё, было четверо — все достаточно здоровые бабенции, две старше её, две вроде её возраста. Все сразу обратили внимание на новенькую.

— Иди, гуляй! — пнули её в ягодицы сапогом.

— Ха, смотрите-ка, кто к нам пришла! — противно выкрикнула одна из них — крупная человеческая женщина с какой-то нездорово развитой мускулатурой — и призывно хлопнула по бедру: — Ну, ко мне, собачка!

— Нет, возразила другая, из старших, седовласая и с обрезанным светомётом пальцами и ухом: — Это скорее киса. Кис-кис-кис!

Мацуко вздрогнула — она чуть не отозвалась!

— Ну, киса, — сказала первая: — Покажи, как ты умеешь мурлыкать…

Все четверо что-то слишком синхронно окружили её. Кадомацу, присев на корточки, огляделась на молодых — одна, очень красивая ракшаска, хрупкая на вид, но с какой-то злобой на лице, и другая — бледная даже по меркам своих, плоская как мужик, сиддха, с клоками редких для этой расы волос на черепе (видать, не дают в тюрьме бриться). Она что-то отставала от своих подруг.

— Смотрите-ка, она сидеть может!

— Конечно, она же принцесса!

Кошка Мацуко опять опустилась на четвереньки, показав когти, выгнула спину, готовясь к прыжку.

— Смотрите, она коготки показала!

— Осторожнее, коготки-то вовсе не игрушечные!

— Не боись, не девочка…

Первой рванулась ракшиня — чиркнула стопой по полу в размахе ноги и попыталась пнуть так, с оттягом — Метеа, сама не ожидая, не глядя, перехватила, и одной рукой подняла за ногу, вставая, другой — разбила чьё-то лицо, и так и осталась СТОЯТЬ.

Нога ракшини в руке зашипела, как мясо на углях, обуглилась, и вспыхнула. Дьяволица бросила её — и только тогда та закричала от боли. Первая из человеков лежала с разбитым черепом — вторая её оттаскивала. Труп. Мацуко ещё раз с удивлением осмотрела себя, грязные ладошки и коленки — ОНА СТОЯЛА! Так что же с ней сделали⁈

…Ракшиня уже не кричала — она смертельно бледнела. На её коже стремительно проступал рисунок пола — совсем зазря.

— Эй! Заберите всех! — послышалось за спиной принцессы. Ей ткнули чем-то острым промеж лопаток: — Двигай, героиня! — уже мужской голос.

Она резко обернулась и из-под крыла перехватила древко копья.

— Эй!

Демонесса держала. Охранник тоже был силён, как демон.

— Отпустите! Это приказ! — раздалось с другой стороны.

Она медленно обернулась. На площадке уже появилась пятёрка тяжеловооруженных конвоиров-мужчин.

— Не бойся, не убежит отсюда.

— Дурак! Убежит-не убежит, нам-то всё равно конец!

Кадомацу окинула взглядом обстановку — молодец охранник, правильно заметил, что если ей удастся выхватить копьё, она всех тут положит…

— Спокойно, я не выпущу, — с натугой процедил охранник.

— Я сдаюсь, — отпустила копьё дочь императора.

— Спасибо. Мы вам очень благодарны…

«Она всё-таки встала. Думаю, вам не стоило провоцировать драку.»

" Это чистая рефлексия. Она лишь ускорила процесс. Она бы и так встала на ноги со временем. Настоящая её победа была за завтраком.'

«Да, там действительно, вы что-то недоработали. Она не стала лакать»

«Чисто ассоциативная память»

«Простите?..»

«Ассоциации… Каждая мелочь у нас связана с каким-то воспоминаниям. Мы можем внушить что угодно — но встретится какая-нибудь крошка, что дорога нашему сердцу — и вытянет за собой целую цепь воспоминаний — все наши труды прахом…»