Броня Молчания

Виноватая

…Сегодня что, день откровений⁈ Гюльдан понимающе воздела брови и кивнула, Афсане просто спокойно посмотрела на сестру, а Сакагучи (иногда сегодняшний спаситель принцессы был не менее язвителен, чем Злата), которому было что сказать, предпочёл оставить свои слова при себе. Принцесса угостила его благодарным взглядом, и, поддерживая повязки, подсела к подруге:

«Рассказывай» — «Я тогда была совсем салагой. Девчонкой, которая даже мужика как следует, не попробовала — только целоваться научилась» — Азер повторила этот рассказ два раза (один на дне рожденья), поэтому в памяти дочери императора он отложился в гораздо более складном варианте: «И мама в первый раз доверила мне целый отряд! Правда… ну естественно, такие же нецелованные. И, конечно, все на взводе донельзя от предстоящей драки. Нашей задачей было сидеть в засаде и ждать, когда ваши бросятся наутёк, ну и наподдать им так, чтобы не бегали. Возбуждение, я уже говорила, было жуткое. А дело, как вы помните, длилось десять дней, из которых мы целую неделю- моя главная ошибка! — не снимали тетивы с луков. Да что там тетивы, мы даже не мылись целую неделю, потому как у половины течка началась, и мы стали с надеждой глядеть не только на каждый косо торчащий сучок, но и на хвосты друг друга. Раздеваться нам было вообще опасно. Словом к концу от нас разило такое амбре, что мать, когда нас увидела, предложила в качестве химических бомб сбрасывать. Сейчас — смешно, но как вспомню своих „грязнуль“… Ну, как резня началась — помню, страшно, кругом миллионы крыльев, руку, ног, мечей, стрел, — взлёт армии тучи разогнал! Звон тетивы, когда залпом стреляет сразу тысяча — будто гром! Сейчас так не воюют, устарело уже… Мы из своей засады видели, как в атаку пошли гвардейцы, всю эту кровищу… Когда режешь ваших, нужно бить со всей силы и тотчас же уворачиваться от брызг крови, иначе сгоришь мгновенно — мы тогда впервые об этом узнали, много наших подруг, сестёр, матерей, поэтому погибло… А мы сидели с приказом ждать, глядели на это… и упустили этого Мацукаву с его мечниками. Его полк разрезала надвое „Рука Ахуров“ — подразделение, в котором я потом служила. Нет, он не струсил, его отступление очень умно прикрыли — наверное, за помощью отправляли. Но про нас-то никто не знал! Только мы, дурочки, не в ту сторону смотрели… Мне кричат: „смотри!“ — я поднимаю всех в воздух, стреляем, как сумасшедшие летим вдогонку — а, бесполезно. Луки ослабли, постоянные недолёты, и время пропустили, а догнать — уже никак, у ваших всегда скорость… Ну, не догнали, короче. С тех пор, я луком не пользуюсь…»

Гюльдан сказала на это:

«Э-эх, вот маленько бы!..»

Господин Сакагучи встал, и ушел, бросив через спину:

«Знать бы, где упадёшь…»

Метеа попросила старшую телохранительницу повторить этот рассказ после операции.

А Афсане ничего не сказала. А, да, в последнее время она вообще не подавала голоса, если дело не касалось нарядов и диет…

Суккубы так и остались лучшими подругами бывшей маленькой принцессы во всём этом сумасшествии войны. Чуть заметная холодность в отношениях с Азер, которая всё же чувствовалась до смерти брата, после объяснилась легкой обидой за недоверие, и тем, что телохранительница непонятно почему, считала Сэнсея виновным в гибели любимой сестры, а хозяйку — причиной его действий. Теперь она переменила своё мнение, поместив хозяйку в число жертв коварного наставника-ксенофоба. Объяснять другое положение дел ей было бесполезно — эта женщина не хуже самой принцессы была искусна в создании нор для тараканов в голове, и культивировании оных.

Конечно, тайна чувств принцессы к Тардешу не осталась от них всех секретом, но даже болтушка Гюльдан, с каждым днём становящаяся всё больше похожей характером на Ануш, умела держать язык за зубами, жалея свою глупую хозяйку и искренне желая, чтобы её сердце завоевал кто-нибудь более доступный — вроде того же господина Сакагучи… Или Томинары…

Сакагучи, кстати, начал с того, что смертельно разругался с суккубами. Это было ещё на Акбузате, его только что назначили главой охраны принцессы, ну он и завалился к ней в шатёр для разговора и грубо попросил оттуда всех троих сестрёнок. Но «разговора» не вышло — Метеа заступилась за подружек — такой скандал закатила, что кони с коновязи сбежали! Воспитанник приюта, как оказалось, был совершенно несведущ в женских потребностях, и просто не подозревал, что девушке нужна не только охрана, но и помощницы. Они потом с месяц друг на друга рычали, но впоследствии удачно разделили сферы влияния.

Азер… Всё такая же полная, нет, не толстая, скорее широко сложенная, хоть и любящая называть себя «толстушкой». Нынешняя работа на «свежем воздухе» пошла ей на пользу — она стала и стройнее, и выглядеть моложе! Её всегда отличала прямо-таки материнская забота о сёстрах, в число которых она теперь включила и свою красавицу-хозяйку. А может, вырастившая целый выводок из сестрёнок (из которых Гюльдан отнюдь не была самой младшей ни даже следующей за Афсане), и племянниц, госпожа второй тюдзё Правого Полка Личной Охраны просто не могла иначе⁈

Она рассказывала раньше:

— А ведь я тоже думала когда-то — скорей бы ты померла.

— Желала мне смерти?

— Да… дэвы попутали. Когда тебя замуж выдавать водили — помнишь того монаха?

Девушка вспомнила когда-то самый страшный момент своего прошлого. Столько всего случилось…

— А я и подумала — ведь если тебя тут зарубят, то мы же вернемся домой… и удержала Ануш. А потом подумала, что нас всех зарубят и это глупо.

Она уселась по-суккубьи, широко расставив ноги:

— Плохая я тогда была телохранительница. Потом стыдно было — напилась, и в жилетку Ануш плакалась за всё.

— Мне бы сказала. Вы же не пленницы, а мои солдаты.

— Я — пленница. Сестренки — твоя собственность. Ты не знала?

— Ты скучаешь по дому? (Азер помотала головой с ирокезом) Ты же очень мало говоришь. Попробуй, догадайся! — она показала на зеркало, где отражалось успевшее стереть все следы эмоций полное лицо подруги: — А я бы — тебя отпустила.

— Да ты тоже такая же… — усмехнулась старшая суккуба, разворачивая зеркало: — Попробуй, из тебя слово вытянуть.

Обе девушки рассмеялись.

— Да нет… — продолжила потом мысль сестра Ануш: — Не скучаю ни капельки. Никогда не скучала. Просто иногда…Как залезет какая-нибудь мысль в голову, и мучаешь её, мучаешь, не в силах выкинуть. Хотя понимаешь, змеиный яд, что мысль-то дурная, не надо так… С тобой такое бывает?

Принцесса задумалась:

— Ну, может быть.

— Бывает. Я же знаю, что мы с тобой похожи. А чтобы лечиться от этой чуши надо какую-нибудь болтушку, вроде Ануш. Мы же её иногда с двух сторон доставали — сначала я, потом ты. Как только у неё сил хватало, покойницы?

— Ты так сказала…

— Мы же с тобой обе зимние. Мама говорила… зимние девочки рождаются, чтобы ждать, когда их кто-то согреет. А весенние — чтобы согреть весь мир. Вот нас и тянет к таким как сестра…

— Не береди раны… мне ещё операция, а потом разговор с Мацукавой…

— Ну… в общем, прости за тот случай. Просто… Сердилась на этого генерала, а вдруг — сама-то, змеиный яд, что чуть не сотворила? И могу ли я теперь сердиться? А Ануш нет, чтобы поболтать…

— Поболтай со мной.

— Эх, тебе сказать — как бы хуже не сделать. Ты ж, как за этого желтоглазого, за меня переживать начнешь, а не за себя.

— Вы же мои подруги…

— Я про это и забыла в тот день. А потом вспомнила. Хорошо, что Афсане такая умница — сообразила его щенка за горло взять.

— Твердина у нас умница, рот бы почаще только закрывала…

Афсане… Прозвище «твердина» приклеилось к самой изящной из сестёр до самого Коцита. Под конец она перестала даже отшучиваться, просто отмахивалась. Их роман с Сакагучи увял после его выписки — по его вине. Суккубы, в общем-то, безразличны к подобным вещам, сердце им разбить трудно, только вот почему-то самая умница из сестёр Ануш, стала до глупости легкомысленна… Изящная, остроносая, с тонким нервным лицом, не лезущая в карман за словом, знающая толк и в прическе и украшениях — одним движением тонкой брови, она могла без хатаки заполучить любого мужчину, но вот что-то совсем не по-суккубьи прикипела сердцем к неулыбчивому хатамото, который, наверное, считал, что слишком явная связь с суккубой может быть воспринята неподобающе. «А ведь у него ещё невеста была» — напоминала Гюльдан.

И Гюльдан… Она выросла — уже не девочка, а красивая женщина, совершенно непохожая на других сестёр. Смуглая, «шоколадка» как её прозвала Азер — без комплексов, как и положено суккубе, она грозила стать, и уже стала настоящей погибелью для неосторожных мужчин. Срезавшая в этом году косу, которую она после Акбузата ленилась заплетать даже в «хвост», своей речью, манерами, мимикой лица, порой до того напоминала покойницу Ануш, что сердце, бывало, ёкало не только у бедной принцессы, но и у её родственниц. А внешне — была полной её противоположностью: высокая, поджарая (Анусико была скорее костлявой), с тёмными волосами и карими глазами. Что-то в лице было общее… наверное, улыбка, или очертания рта⁈ Азер хотела ей сделать татуировку обезьянки, как у Ануш — но Мацуко отговорила её — ведь Гюльдан родилась в Год Змеи. Да и каково бы им было смотреть на знак, столь живо напоминающий о безвозвратно ушедшей?

Кадомацу хватало и одного меча…