Умей не пьянеть от крови

Любопытство гнало вперёд сквозь знакомый лес. Нолдо знал — там, куда он держит путь, его никто не ждёт и, вероятно, даже не пустят переночевать, но было просто интересно посмотреть на житьё людей-изгнанников.

Заранее заготовив слова приветствия и вопросы, бродяга-менестрель перешёл по хлипкому мосту по-осеннему холодную речушку, посмотрел на открывшийся зоркому взгляду холм и понял, что опоздал на вечность и один день — дом оказался заколочен, тропинки заросли, а там, где когда-то стояла беседка, тускло поблескивала могильная плита.

Сердце пропустило удар и забилось сильнее. Однако, в одно мгновение оказавшись рядом с надгробием, Нолдо понял: молодые здесь не похоронены, а стариков хоть и жаль, но неизбежность отменить нельзя, поэтому их смерть воспринялась легче. Похоже, оставшись без хозяина, дом вскоре оказался брошен.

«Нет, — сказал сам себе менестрель, изучающе присмотревшись к доскам и гвоздям на двери. — Нет, я не собираюсь оставаться здесь жить. Нет! Зачем мне это?»

И тут же, аккуратно убрав с самого низкого окна всё, что могло помешать протиснуться в проём, эльф осторожно спрыгнул на пол и осмотрелся. Бродяга помнил, как здесь звучали голоса, пахло едой и дровами, ощущался запах людей, но теперь всё выветрилось, остался лишь едва ощутимый аромат давно срубленного дерева.

Дом покидали не в спешке. По всему было похоже, что после смерти старого хозяина семья и слуги бережно вывезли всё ценное, а никому теперь не нужный дом просто оставили, защитив от непрошенных лесных гостей. Только никто не рассчитывал, что забраться в оставленное жилище могут не только звери и птицы.

На миг эльфу подумалось: родня почившего вождя Борона, если приедет сюда, будет не рада вторжению, но тут же успокоил себя тем, что может считаться другом изгнанников и просто присматривает за домом.

Пройдясь по коридору, менестрель понял: далеко не все двери удаётся легко открыть, зато через окно попасть в любое помещение не представляло проблем. Почему-то Нолдо казалось, брошенное жилище радо непрошенному гостю и согласно стать для беглеца приютом, когда это необходимо.

— Грустит ночами старый дом, — сама собой родилась мелодия. — В нём поселились мрак да ветер.

А дому снится на рассвете

Всё чей-то шёпот под окном.

Он просыпается, волнуясь,

И, затаив дыханье, ждёт,

Что кто-то дверь его резную

С привычным шумом распахнёт.

Но тихо всё. Во мраке комнат

Ткут паутину пауки,

Да половицы смутно помнят

Ещё недавние шаги.

Покинут дом весельем детским,

Теплом хозяев и гостей.

И никуда ему не деться

От трудной памяти своей.

Поддавшись странному чувству, эльф погладил запылившуюся стену, и вдруг дверь одной из комнат, где когда-то жила кухарка, слегка скрипнула. Женщина, уезжая, не заперла своё жилище, и менестрель спокойно вошёл внутрь. В пустом помещении не осталось даже мебели, но для беглеца было достаточно просто крыши над головой.

— Надеюсь, мы с тобой подружимся, — сказал эльф дому, осматриваясь. — Помнишь, как я помогал хозяевам? Снег чистил, рыбу ловил? Я хороший, ничего не украду и пожар не устрою.

Ответа не последовало. Решив, что молчание — знак согласия, менестрель выбрался через окно на улицу, вернул на место доски, чтобы скрыть своё присутствие, и поспешил в чащу, где оставил пожитки. Теперь их можно будет хранить более надёжно.

***

Всегда не унывающая Бериль выглядела подавленно. Беременная шестым ребёнком, она была бодрой и полной сил, но глаза выдавали состояние.

— Я тебе очень сочувствую, Берен, — сказала она со вздохом, зайдя в кабинет сына Белемира и устроившись в мягком кресле. Живот уже был заметен, однако свободное платье почти скрывало его. Кто не знал о положении женщины, мог подумать, будто она просто полная.

— Брось, — отмахнулся бледный исхудавший молодой мужчина, с давно не мытыми чёрными волосами. — Было ожидаемо.

Бериль кивнула. Череда смертей обрушилась на род Беора: за последние пять лет умерли почти все старшие родственники, в том числе, родители Берена. Белемир давно ослаб, постоянно что-то покупал у знахарей, но не делился своими проблемами с семьёй, а когда внезапно почила Аданэль, старый книжник перестал бороться за жизнь.

— Да, — согласилась сестра вождя, — нам некогда печалиться. Белемир передал дела тебе?

— Отец не мог поступить иначе, — пожал плечами беоринг, протёр покрасневшие глаза. — Но я — учитель, а не управляющий. Мне не хватит сил на всё разом. Ты сама знаешь, с какими трудностями сталкивался отец, когда защищал интересы приюта и сирот.

— И наши тоже, Берен.

— Да разве он думал о себе?

— О себе — вряд ли, но тех, кто трудился в приюте, Белемир защищал. Ты же сам знаешь, как нас любят обвинять во всём. Особенно, в собственных ошибках.

— Да… — немного помолчав, сын книжника достал из стола письмо. — Отец сказал, что завещает дело своей жизни мне, моей семье и Брегору. Но будет ли твой брат всерьёз всем этим заниматься?

Бериль нехорошо рассмеялась, села удобнее.

— Мой брат будет, ты же знаешь. А если не сам, то найдёт помощников. На своё усмотрение.

***

Площадь быстро заполнялась народом, несмотря на промозглый ветер и накрапывающий дождь. Лето в Фиримаре снова выдалось жарким, однако с началом осени резко похолодало, и обычные для самого плодородного времени года свадьбы справлялись в основном по домам.

Зная, что за событие вот-вот должно состояться, Гельмир с супругой поспешили уйти в более спокойное место.

— Король Финдарато против подобного, — тихо, с недоверием произнесла Солмелиэ, покосившись на мужа, но тот лишь пожал плечами:

— Да, только Эльдар не могут указывать эдайн каждый шаг, как бы ни хотелось. Я не могу заставить учеников думать так же, как я.

Истошный крик донёсся с площади, и его тут же заглушил многоголосый ор толпы.

— Пойдём отсюда, — эльфийка поморщилась. — Что бы ни сделал тот человек, нельзя позволить ему, умирая, превратить в чудовищ целый город.

— Да, нельзя.

Гельмир поспешил прочь от страшного шума, увлекая за собой жену. Людям нельзя запретить всего, но поговорить на занятиях можно и нужно. Главное — правильно подобрать слова, чтобы потом неблагодарные ученики не говорили, будто эльфы чему-то там не научили.

***

— Мельдир опять чем-то недовольна, — черноволосый сероглазый юноша, похожий на эльфа, пристально посмотрел на приёмного отца. — Ревнует?

Брегор задумался. Растить Бреголаса было трудно с самого начала, но с сиротой удалось договориться об условиях абсолютного мира внутри семьи: не обманывать друг друга, не брать чужого без спроса, не осуждать, не требовать ничего, сверх того, что и так дают, все вопросы и желания обсуждать честно и сразу, как только появляются. Разумеется, подобное требовалось от всех живших под одной крышей, но без усилий удавалось лишь старшей дочери вождя — прямолинейной и крайне самоуверенной Брегиль.

— Может быть, — неохотно отозвался вождь, ведя юношу в сторону площади.

В этот раз около главы Фиримара находилось гораздо больше охраны, нежели обычно, а Бреголас, демонстративно поглаживая рукоять меча, старался идти чуть в стороне от защитников.

— Ты мне так и не ответил, — обратился он к Брегору с вызовом, — а вопрос был для меня важен.

— У нас с Мельдир пока нет сыновей, — вождь напрягся, — кроме тебя. Я тобой занимаюсь больше, чем родными дочерьми. Конечно, Мельдир не рада. Ни одна мать такое не одобрит.

— А я не об этом, батя, — Бреголас хмыкнул. — На вопрос о ревности Мельдир ты мне ответил «Не знаю», и этого достаточно. Ты не ответил на вопрос, заданный на похоронах.

Брегор поджал губы. Упорство приёмного сына было объяснимо не только серьёзностью и важностью для полуэльфа темы, но и одним из законов семьи: обязанностью давать исчерпывающие разъяснения всему. И любой имел право требовать.

Когда на семью вождя обрушилась череда смертей, начиная со старика Борона и заканчивая хозяином приюта, к которому Бреголас, разумеется, относился хоть и противоречиво, но трепетно, юноша долгое время молчал, но в день прощания с Белемиром, стоя около свежей могилы, вдруг задал вопрос:

«Батя, я тоже однажды состарюсь и умру? Или я бессмертный?»

Брегору нечего было ответить, поскольку в Фиримаре не проживали полукровки старше двух десятков лет. Дети двух рас отличались от людей не столько внешне, сколько удивительной памятью и способностью быстро обучаться, они больше походили на эльфов лицами и статью, однако не обладали абсолютным здоровьем, из чего напрашивался вывод: перэльдар — не бессмертны.

— Я не знаю, — как только мог убедительно сказал Брегор. — Пойми: полуэльфы не так давно появились в Фиримаре, мы не можем об этом судить.

— Если дети эльфов и людей не могут жить вечно, — серые глаза Бреголаса стали страшными, — значит, Арда обречена.

— Вовсе нет.

— Да, батя. Это значит, что смерть сильнее жизни.

Решив не продолжать неприятный разговор, вождь ускорил шаг. На площади собирался народ, нетерпеливо требуя кровавого зрелища и толкаясь у помоста, куда вывели лохматого, заросшего бородой мужчину со связанными за спиной руками.

— Детей, морготов гад, совращал, а потом убивал! — донеслись слова судьи.

Толпа кровожадно взревела.

— Я бы ему кишки выпустил и жрать их заставил, — со злой насмешкой проговорил юный полуэльф.

— Мы не для этого здесь, — серьёзно сказал Брегор, подошёл вплотную к приёмному сыну, который уже был выше «бати» на полголовы, заговорил тише: — Ты — будущий командир армии. Скоро поедешь готовиться к жизни на севере, а потом и за горы отправишься. Ты должен уметь находить среди собратьев тех, кто станет верно служить тебе. Я привёл тебя сюда не ради того, чтобы смотреть, как совратителю детей переломают кости, а потом швырнут в яму подыхать. Здесь сегодня есть те, кому достанется несколько плетей за драки или месть родни жертв за случайные убийства. Преступники бывают разные, и нужно уметь отличить среди них тех, кому просто не место в мирной жизни. Они найдут себя в землях врага, где им можно и нужно будет убивать, разорять, наводить ужас. Тебе ведь тоже скучно жить, каждый день заниматься хозяйством, да, Бреголас?

Юный полуэльф потёр руки. Он уже вряд ли слушал и понимал, что ему говорят: в серых глазах проступало всё больше кровожадности, дыхание участилось.

— Ты должен уметь выбирать тех, кто способен не пьянеть от крови. И сам должен уметь не пьянеть.

Слова не помогли, пришлось встряхнуть.

— Туив!

— Не называй меня так, — немного опомнился полуэльф. — Это имя мне дали те, кто меня бросили!

— Тогда слушай. Батю.

Вопли истязаемого насильника стали отчаяннее, мольба о пощаде превратилась в несвязное мычание.

— Этот нелюдь скоро подохнет, — Брегор посмотрел в глаза юноши. — А тебе — жить и воевать. Запоминай тех, кто здесь собрался. Запоминай, как они реагируют. Здесь сейчас — твои будущие подчинённые.

Бреголас нехотя отвёл взгляд от окровавленного преступника и палачей с дубинами, посмотрел на толпу. Многим нравилось жестокое зрелище, кто-то даже советовал, как надо правильно мучить гада.

— Орки, — произнёс вождь, — такое же абсолютное зло, как и этот осуждённый. И пусть все, кому хочется причинять боль, делают это с теми, кто подобную участь заслужили. А не с нашими детьми, братьями и жёнами.

***

— Брегору есть дело до всего, — подытожила Бериль, вытягивая ноги и слегка растирая их ниже колен. — Но я хочу сама управлять делами приюта. Моя Аданэлька мне во всём помогает, старшие тоже уже с шеи слезли, а Гваэрон… Слушай, Берен, скажи честно: тебе, кроме жены, кто-то нравится? Я Лил не скажу, честное слово!

Мужчина не ответил, но смутился так, что всё стало понятно.

— Я ему рожу сковородой разобью! — вздохнула сестра вождя. — Но потом. Мне сейчас резкие движения лучше не делать. Неужели я правда такая некрасивая стала, а? Ну а кто мне дитё за дитём засаживает? А? Эх, ладно. Так что, впишешь меня в управляющие?

Увидев, что Берен колеблется, Бериль поднялась и села рядом.

— Я не заберу у тебя наследство, — спокойно произнесла она, словно уговаривала ребёнка не капризничать, — мне нужно только одно: чтобы ты вписал моё имя в список…

— Ладно, Бериль! — беоринг подскочил, как юная дева, испугавшаяся настырного ухажёра. — Ты давно и славно трудишься на благо приюта, тебе и делами заниматься.

— Так-то лучше.

Берен облегчённо вздохнул:

— Слушай, мне надо задания на завтра подготовить, а в голове такая неразбериха! Давай утром поговорим, а?

Угукнув, младшая сестра вождя направилась к выходу напоминающей утиную походкой. Да, Бериль давно перестала быть привлекательной, но, изменяя ей, муж неоправданно рисковал.

— Если она брату пожалуется… — покачал головой Берен, кладя на стол стопку листов, кору и глиняные таблички.

Мысль о том, что наследством придётся делиться, нервировала в основном потому, что супруга будет злиться. С другой стороны — зачем ей приют? Школы и книгохранилища вполне достаточно. Да, большинство жителей Фиримара предпочитали отдавать детей в эльфийский Дворец Знаний, но ведь не у всех хватало смекалки и усидчивости на учёбу у бессмертных.

Берену не нравилось, что в человеческую школу в основном попадали самые слабые и непослушные ученики, но Брегор уверял: однажды ситуация изменится. Надо лишь стать с эльфами на одну высоту.

Легко сказать! Но раз вождь хочет, придётся выполнять.

Берен протёр глаза, выпил крепкий отвар, чтобы взбодриться. Помогло слабо, но чувство долга перестлило усталость, и перо заскрипело по бумаге.

Встать на одну высоту с эльфами! Очнись, вождь! Для этого надо стать бессмертным!

Примечание к части Автор стихов Дементьев А. Д.

Загрузка...