О заблуждениях
«Я ведь знал, что это произойдёт. Однажды, — думал Нолофинвэ, чувствуя, как становится тяжелее дышать. — Я знал. И не предусмотрел возможных последствий?»
Вокруг воцарилось молчание, лишь иногда поскрипывало перо летописца, да струны арфы трепетали взволнованным сердцем, наполняя шатёр волшебством музыки.
— Я могу распорядиться не пускать непрошенных гостей в наш лагерь до конца времён, — усмехнулся Варнондо, поглаживая ножны кинжала, — или приказать им уйти. Именем короля.
— Какого из двух? — поднял брови Нолофинвэ. — Тебя ничему не научила беседа с Аранаро? Мы его по-хорошему спросили, где сыновья Феанаро, а он воспринял вопрос, словно угрозу.
— Ему не понравилась наша настойчивость, — сказал воин, сменивший в начале Исхода алые цвета на синие. — И моё присутствие на… совете. Первый Дом считает предателем любого, кто имеет чуточку отличное мнение от единственного верного.
— Ранион, — хмыкнул Варнондо, — когда вопрос, на который нет желания отвечать, задаётся в третий раз, это не понравится никому. Владыка Нолофинвэ, — поклонился воин, — разреши вернуться на пост. Я жду распоряжения, как поступить с верными наместника Канафинвэ Феанариона.
— Ты пропустишь их, — напряжённо ответил король, попытавшись взять кубок, но рука дрогнула, и нолдоран прижал ладонь к столу. — Расспросишь, кто они, откуда и зачем пришли. Но, Варнондо, эльфы короля Нельяфинвэ не должны оказаться в нашем лагере до того, как я дам разрешение. Возвращайся на пост и жди. Предупреди всех, чтобы ни под каким предлогом не пускали чужаков. Но и сводить с ними счёты никому не позволяется. Всё понятно?
— Да, мой король.
Воин, двигаясь изящно и быстро, словно змей в траве, покинул шатёр. Турукано посмотрел в сторону летописца, и тот, почувствовав взгляд, поднял голову. Не говоря ни слова, ученик Квеннара поднёс принцу записи и так же молча встал рядом. Король взглянул на младшего сына.
— Финдекано Астальдо занят подготовкой воинов? — спросил Нолофинвэ, и Турукано кивнул в ответ. — Хорошо. На этом окончим совет. Письма лорда Кирдана я прочитаю, когда вернусь. Тогда и продолжим совет… Нам предстоит крайне важное обсуждение.
Нолдоран говорил всё медленнее, погружаясь в свои мысли. Внимательно посмотрев на отца, принц Турукано отложил записи Умника.
— Я подожду твоего возвращения здесь, — скрестил руки на груди младший наследник. — Хочу узнать новости первым.
Нолофинвэ взглянул на сына. Сердце кольнуло понимание, что власть может стоить слишком дорого, но отступить было невозможно.
***
— Как дивно сияет Анар, — печально улыбнулась Дис, сидя на принесённом эльфами Второго Дома бревне. — Похоже, я буду любоваться им целую вечность.
Равнодушно наблюдая, как три дюжины верных воинов наместника разбивают лагерь около высокого двухрядного частокола, давая понять Нолофинвэ, что уходить не собираются, знахарка вспоминала о разговоре с Зеленоглазкой. Большинство рассказанного о состоянии и лечении нолдорана Нельяфинвэ было понятно, хоть сама Дис никогда не сталкивалась с подобным, однако воображение не подвело.
— Я должна быть рядом с моим королём! — снова вскипела эльфийка, вскакивая на ноги. — Я знахарка! Вы не имеете права держать меня здесь!
— Твоему королю есть, кому помочь, — отрешённо отозвался Аралкарион, прохаживаясь по деревянному настилу между рядами частокола на высоте трёх копий от земли. — Поверь, наши лекари лучше тебя знают, что делать.
— Если нас не пропустят по-хорошему, — воин, родившийся в Средиземье, соплеменник павшего в Битве-под-Звёздами вождя Авари — Халдора, присоединившийся к Нолдор и присягнувший Канафинвэ на верность, демонстративно отбросил за спину бордовый плащ, демонстрируя оружие, — мы пройдём силой.
— Ты же не Нолдо, — усмехнулся Аралкарион, — какое тебе вообще до этого всего дело? Твой чёрный народ ушёл во тьму, отрёкся от света Валинора, по вине глупости и трусости своих вождей. И теперь ты, сын Мориквэнди, будешь угрожать Нолдор?
Воин-Авар, улыбаясь, прищурился. Он видел, что соратники не хотят обнажать сталь сейчас, поэтому отступил, ничего не говоря.
— Они и правда лучше знают, что делать, — вздохнула Дис, смотря на командира верных. — Как ни горько мне это признать. Но это не значит… — начала говорить громче знахарка, — не значит, что я должна сидеть здесь!
— Никто из вас не спешил спасать вашего короля из плена, — ехидно напомнил Аралкарион, наклоняясь вперёд, опираясь на меч. — А теперь, когда герой Астальдо сделал то, на что никто из вас оказался не способен, вы вспомнили о верности. Похвально, «оторнор». Похвально.
Дис умоляюще посмотрела на командира верных Макалаурэ.
— Я не хочу зашивать ваши раны, — прошептала эльфийка, — полученные в столь бессмысленном бою.
Воин кивнул.
Наблюдая за спешной работой по обустройству лагеря, знахарка снова вспомнила более чем весомый аргумент, приведённый Зеленоглазкой, объясняющий её знания о том, как поставить на ноги даже того, кто не может шевельнуться.
«Его выбросили за ворота, — рассказала колдунья, пока шла вместе с Дис к лагерю, — связанного очень туго. Этот эльф пытался плохо работать, так он сам сказал, когда смог. Его стянули верёвками так, что получился почти идеально ровный шар. Колени и локти вывернули в неестественное положение, а в рот вставили распорку, чтобы его нельзя было закрыть. В назидание другим, этого несчастного швырнули в клетку на эшафоте около шахты, и тюремщики мочились ему в рот. Чтоб не голодал. А потом оказалось, что нельзя было так поступать с рабочим, палачей наказали, а эльфа приказали выгнать из Благословенной Белой Страны, раз его не устраивают законы. И выгнали. Так связанного и вышвырнули. Правда, передали тем, кто жил за воротами, чтобы позаботились. Вот я и… заботилась. А когда он исцелился, стал сожалеть о содеянном и решил вернуться, чтобы вымаливать прощение».
Дис мысленно содрогнулась. Да, вожди Авари, их братья и воины говорили о том, что искажение не пощадило часть их народа, что эльфы превратились в жалкое подобие самих себя, даже те, что не стали орками. Но неужели всё настолько ужасно?
«Мы гибли, калечились и не знали, как жить, — пояснила Зеленоглазка, — а Моргот, как вы его зовёте, обещал заботу и возможность не умирать. Обещал дружбу с хищниками, конец вражды с орками, знания и умения. И, да, он сдержал слово».
— А мы считали себя рабами в Валиноре, — с ужасом ахнула Дис, садясь на бревно. — Как же мы были слепы…
***
Превозмогая тянущую боль и обессиливающую усталость, радуясь, что удалось без посторонней помощи повернуться на бок, а потом — снова на спину, в то время как знахари массировали тело и разрабатывали суставы, Нельяфинвэ ждал, когда его оставят, наконец, в покое. Веки тяжелели, Феаноринг пытался не заснуть, пока не сменят бинты, чтобы посмотреть на то, что осталось от руки, и как заживает рана, но не смог.
Провалившись в сон, Майтимо Руссандол увидел себя прикованным к скале. Сознание твердило, что должно быть до крика больно, тело вот-вот забьётся в муках, и не сможет расслабиться до полной потери сил и кратковременного забытья, чтобы дать отдых мышцам для продолжения терзаний. И так бесконечно. По кругу. Снова и снова. Снова и снова. Снова и снова.
Однако во сне не было ощущений, кроме невесомости, от которой кружилась голова. А потом висков коснулись живые, тёплые руки.
«Ему корона всё равно не к надобности, — прозвучали откуда-то сверху слова, будто над пленником кто-то возвышался. — Только лишние мучения».
Ощущений не было, кроме знания, что венец родича Махтана больше не на голове. Или на голове?
«Его не отнять, — сказал отец Нерданель. — Это невозможно».
— Нет ничего невозможного, — ворвался в сон голос того, кто не хотел быть услышанным, но Нельяфинвэ спал слишком чутко и среагировал даже на полушёпот.
Чувствуя эйфорию от ощущения под собой постели и полного отсутствия боли, сын Феанаро приоткрыл глаза.
— Почему мне кажется, — через силу усмехнулся Нельяфинвэ, — что твоё появление здесь не сулит ничего хорошего?