Суд Валар. Что ещё хочешь сказать, Куруфинвэ?

«Петь им! — возмущался про себя Макалаурэ. — Развлекать! Отвлекать от грустных размышлений и страха перед неизвестностью! А что насчёт того, чтобы поддержать и успокоить меня? Вы не думаете, что, начав судить аманэльдар, воспользовавшись поводом, который предоставил отец, Валар не остановятся и продолжат вершить таким образом справедливость при любом удобном случае или вовсе из прихоти?! Может быть, мы все сейчас окажемся виновными?!»

Менестрель задумался и потерял связь с братом, Палантир погас. Спохватившись, второй Феанарион снова позвал Нельяфинвэ и, увидев его лицо в чёрном стекле, снова погрузился в недобрые размышления:

«Нет, Валар ведь мудры и проницательны, они должны понимать, что без инициативы отца никто ничего бы делать не стал: на совет бы с оружием не пошли, друг с другом бы не конфликтовали. Да я бы и песен для Индис петь не стал! Каждый из нас был лишь орудием в руках мастера, который с нашей помощью воплощал свой замысел. Свой! Не наш».

Стало невыносимо стыдно за подобные мысли, Макалаурэ пообещал себе, что никогда ничего подобного вслух не скажет, поднял глаза от дороги, и в этот момент реальность обрушилась, словно только что воспетое худшим менестрелем Амана — Морьо — сияние — Майя Эонвэ обогнал всадников и произнёс:

— Дальше вам нельзя. Приехали.

Сердце упало, и только сейчас Макалаурэ почувствовал состояние отца. Феанаро всю дорогу делал вид, будто ничего не происходит, словно это просто очередное путешествие в кругу семьи и верных единомышленников. Чем ближе становилась гора Таникветиль, тем заметнее выглядела фальшь, пропитавшая каждый жест, каждый взгляд, каждое слово главы Первого Дома Нолдор, а когда путь закончился…

Феанаро спешился, чуть высокомерно посмотрел на глашатая Манвэ, словно говоря:

«Да, ты Айну, зато на посылках, а я — всего лишь эльф, но я — свободный творец».

А потом сын Мириэль обернулся на отца, сыновей и единомышленников, приехавших поддержать своего лидера. В скользнувших по толпе глазах лишь на миг отразилась надежда, что Валар поступят разумно, и тут же угасла, сменившись печальной насмешкой, но именно это удивительно светлое мгновение врезалось в память Макалаурэ, заставив верить, что Айнур в конечном итоге всё сделают правильно. Они же знают, кто виноват, а кто нет.

***

В огромном зале было совершенно пусто.

«Тебе дадут время подумать в одиночестве», — словно вложили в голову понимание, однако Куруфинвэ был уверен — ему больше не о чем размышлять, всё давно решено.

В отличие от всего остального дворца Манвэ Сулимо, где любой гость мог, бесцельно бродя по коридорам и залам, узнать всю историю Арды в красках и лицах, в круглом помещении, куда Эонвэ привёл провинившегося перед покоем Валинора эльфа, не было ничего, кроме переливавшихся в рассеянном сиянии Древ голых стен.

«Они мне ничего не сделают, — успокаивал сам себя Феанаро, осматриваясь, — это они виновны передо мной, когда не спасли мою мать, а не я перед ними. Если у Нолофинвэ ко мне есть вопросы, он должен тоже явиться сюда, если задать их мне лично с глазу на глаз не осмеливается. Однако брата здесь нет, значит, претензий у него ко мне нет тоже, а оружие в Валиноре не запрещено».

Зал начал меняться. На пустых стенах, потолке и под ногами стал появляться еле заметный узор, очень отдалённо напоминавший лёгкие облака-дымку или позёмку.

«Интересно, Мелькора судили так же?»

***

— В Мандос его! — пнув мелкие камешки, деланно серьёзно произнёс Морифинвэ, не принимая участия в приготовлении временной стоянки у подножья Таникветиль. — Вала Мелькора отпустили, Хозяину Тюрьмы скучно. А отец умеет развлекать!

— Совсем не смешно, — покосился на нолдорана Финвэ Макалаурэ, делая вид, будто собирает костёр.

— Да и мне не смешно, — развёл руками четвёртый Феанарион, — я на полном серьёзе. Больше скажу! Наш дед давно недостаточно беспроблемный для короля. Прежде, чем со мной спорить, просто сравни правление деда, Ингвэ и Ольвэ. А? Сравнил? Только у нолдорана вечно что-то идёт не так. У других всё прекрасно.

— Уйди, пожалуйста, — вздохнул Канафинвэ, покосившись на Палантир, но Видящий Камень показал только пустую комнату — Майтимо, похоже, отошёл по каким-то делам.

Морифинвэ неприятно рассмеялся и, пританцовывая, направился к Курво, который что-то объяснял друзьям отца.

«Интересно, — подумалось вдруг менестрелю, — Вала Мелькора судили так же?»

***

Облачный узор начал меняться, обретая более чёткие очертания и яркие цвета.

Феанаро неожиданно понял, что облик зала «слушается» мыслей невольного гостя, и это тоже, вероятно, проверка. О чём же подумать, чтобы сбить с толку судей?

Живой рисунок вокруг спутался, словно скомканная пряжа, краски перемешались, став блёклыми серо-коричневыми пятнами.

— Некрасивыми, как мысли и поступки зазнавшегося Эльда в глазах непогрешимых Айнур, — сказал на языке Владык Амана Вала Ауле, возникнув из пустоты.

Создатель гор и минералов сидел на троне из самородного алмаза, и Феанаро почувствовал непреодолимое желание взяться за работу над камнем, из которого можно создать множество прекраснейших и полезных вещей.

— Ты здесь по иному поводу, бывший ученик, бывший аулендиль, — заговорил Вала, и его интонация не предвещала ничего хорошего, — однако, мне тоже есть, что предъявить тебе. Ты, похоже, забыл, что весь металл в Арде создан мной, и у меня надо спрашивать дозволения мастерить те или иные вещи, прежде чем браться за проекты. Я не разрешал тебе заимствовать такое большое количество компонентов для сталеварения. Считаешь, если со своими сообщниками присвоили шахты и добываете железо, хром, никель, медь и олово, значит, ни перед кем не надо отчитываться о том, для чего берёте созданные мной ресурсы?

Глаза Феанаро вспыхнули гневом, однако сыну нолдорана неожиданно удалось удержать себя в руках и промолчать. Если начать спорить или оправдываться, можно дать ещё больше поводов для обвинений.

«Ауле говорит всё это не мне», — решил перестать слушать бывшего учителя Куруфинвэ, а узоры на стенах, потолке и под ногами спутались ещё сильнее, стали похожи на пятна грязи.

— Как много было начатых книг, — рядом с супругом появилась Валиэ Йаванна, прекрасная и цветущая, на троне из переплетённых вьюнов, — и сколько из них оказались недописанными! Выброшенными! Ты понимаешь, Феанаро, что ради твоих бессмысленных записей гибли мои творения? Сколько деревьев оказалось убито зря? Ты считал?

Старший сын нолдорана, не опуская глаз, отвёл взгляд в сторону, давая понять, что не намерен реагировать на подобные речи и прибыл совсем по иному вопросу.

— Сколько жизней растений и животных было потрачено на ненужные ткани! — продолжала Йаванна. — В Амане тепло и безопасно! Вам нет нужды зашторивать окна, стелить ковры и скатерти, одевать тело. Ты же пошёл ещё дальше, и теперь ткани, сделанные без моего ведома и дозволения, идут на создание поддоспешников, подшлемников, ножен и ремней для оружия! Я разрешала всё это делать из моих живых созданий?! Отвечай!

— Я здесь по иному делу, — через силу процедил Феанаро, чувствуя, как давят стены будто уменьшившегося зала, выглядевшего всё уродливее.

— Тебе просто нечего сказать в своё оправдание, — с удовольствием произнесла Валиэ.

— Твои разработки в лесах и на полях мешают животным переходить с одного места обитания на другое, — вдруг появилась Несса, восседая на живом олене. — Ты хотя бы один раз спрашивал лично моего разрешения на расширение и продление шахты или вырубки? Хотя бы раз обратился лично ко мне с вопросом, как правильно выкопать новый овраг?

— Конечно нет! — захохотал Тулкас, возникнув рядом с супругой. Выглядел он прекрасным воздушным эльфом, белым сгустком тумана, но сын Финвэ знал — это Вала Манвэ даёт свой облик слишком агрессивно смотревшемуся собрату.

Видимо, сейчас не место и не время для демонстрации грубой силы.

— Конечно нет, — появился Вала Улмо на троне-ракушке, сияя жемчугом на песочного цвета волосах. — Сколько тратится воды на бессмысленную и несущую всеобщую угрозу работу Куруфинвэ, устанете считать. Как думаете, братья и сёстры, спрашивал ли этот эльф моего разрешения брать воду для производства оружия?

Чтобы остаться неподвижным и безмолвным, ушло слишком много сил. Феанаро почувствовал лёгкое головокружение.

— У меня он тоже ни разу не спрашивал разрешения на что-либо, — заулыбалась рядом с Улмо Вана, благоухавшая листвой и хвоей похожего на две соединившиеся кроны трона.

— Как и у меня, — замерцал прекрасный призрачный образ золотоволосого эльфа на троне-цветке. — Всё, что я слышал от Феанаро — лишь упрёки и злые слова, которые ни я, ни моя супруга не заслужили.

— Воистину, Ирмо прав, — Валиэ Эстэ возникла в шёлковом гамаке, — мы с супругом делаем для аманэльдар очень много добра, мы целители и утешители, однако Куруфинвэ распространяет о нас клевету, уверяя собратьев, будто мы лжецы, манипуляторы и не обладаем искусством, о котором говорим. Мы с Ирмо якобы не выполняем обещания.

Феанаро почувствовал, что сейчас не выдержит и выскажет всё, что думает, однако Тулкас, похоже, почувствовал злость обвиняемого и с хохотом многозначительно потёр ладони.

— Я готов принять извинения, — ласково произнёс Вала Ирмо, пристально смотря на сына Мириэль.

— Я тоже, — вскинул голову Феанаро, и в зале сразу же воцарилась тишина.

Узоры вокруг разорвались в клочья, осыпались засохшей хвоей. Одна из стен вдруг треснула, нолдорский принц от неожиданности вздрогнул, и видение тут же исчезло, зал вновь стал выглядеть целым, а витая роспись — красивой.

— Более всего Куруфинвэ виновен перед сыновьями, — словно пытаясь примирить своих собратьев, заговорил Вала Оромэ, возникнув среди Владык на троне с головой лошади на спинке. — Из-за его тирании страдают слишком многие, и именно об этом мы собирались беседовать сегодня.

— Всё так, — белоснежное сияние озарило зал светом звёзд, и в блеске и переливах дивных красок возникли Владыка Манвэ Сулимо и Владычица Варда Элентари, восседая на едином троне, сделанном в форме раскинувшего крылья орла. — И пока слова нашему гостю не давали. Он поэтому молчит? — невинно поинтересовался король Арды. — Или ему действительно совсем нечего сказать?

— Я жду ещё одного обвинения, — заставляя голос не дрожать, произнёс Феанаро, — в том, что слишком много дышу, тратя воздух, создаваемый Владыкой Манвэ не для меня.

Тулкас расхохотался.

— Посмотрите на него! — разозлилась Йаванна. — Он ещё смеет острить!

— Пусть, — выступила из стены Вайрэ, и за ней открылась мгла Бездны. — Пускай выплеснет накопившуюся желчь, а потом мы сможем поговорить с этим эльфом нормально, как с любыми разумными Квэнди. Что ещё хочешь сказать, Куруфинвэ?

Загрузка...