Свет проклятых звёзд

Финдарато Ном Забавный

— Ах, короли, короли, короли! — очень неприятно рассмеялся Финдарато, выходя из парадного зала в длинный изогнутый коридор.

Не заостряя внимание на задевающих самолюбие нюансах общения с Тинголом, сын валинорского короля просто принял решение.

Пока новопровозглашённые Тэлери строили дома в окрестностях Менегрота, справляли свадьбы и радовались счастливому завершению тяжёлого пути через ледяной перевал, Финдарато всё больше понимал своего сына: жизнь в Дориате, под покровом Завесы должна была напоминать Валинор, но…

Не напоминала.

Возможно, это было к лучшему, однако ощущение непонятной, бессмысленной тоски не покидало.

Пройдя по длинной галерее и вскользь похвалив всех встреченных мастеров, Финдарато приблизился к сидящему около портрета Лутиэн менестрелю, обложившемуся свитками, перьями и чернилами разных цветов, словно собирался не писать, а рисовать.

«Зато поймут все, переводить не придётся», — хотел пошутить сын Арафинвэ, однако не стал.

— Я знаю прекрасное применение этим листам, — мило улыбаясь, произнёс Финдарато, и его слова сопроводил понимающий хохот двух наугрим, особо польстившихся на похвалу эльфа. — Я не это имел в виду, — поучительно сообщил сын Арафинвэ, — а то, что господин Даэрон что-то переводит и адаптирует, а я на этой бумаге напишу приказы: сделаю моих любимых приближённых лордами, разрешу выбирать земли, подданных, создавать армии, организовывать торговлю… А подпишет приказы моя любимейшая сестра.

Даэрон и наугрим переглянулись. Мастера захмыкали, а менестрель с сомнением уточнил:

— Сестра? Не владыка Тингол?

Финдарато отмахнулся, и один из гномов хлопнул его по плечу.

— Мой король за такое засунул бы мне в зад ось от телеги! — загоготал мастер. — Но Элу вряд ли на нечто подобное способен, так что валяй.

Инголдо, улыбаясь ещё милее, бесцеремонно забрал бумаги у попытавшегося не дать свитки менестреля и увидел, что на некоторых начаты стихи.

— О ней? — делая участливый вид, Финдарато указал взглядом на портрет.

Смутившись и став печальным, Даэрон улыбнулся дрогнувшими губами.

— Она не любит меня, — попытался отмахнуться певец, но было слишком заметно, что он вот-вот расплачется. — Скажи, Финрод, у тебя есть жена?

— Да, — не сразу ответил вмиг помрачневший Финдарато. — Мастера наугрим, у вас есть что-нибудь веселящее? Я не могу рассказывать о подобном трезвым.

Даэрон попытался сопротивляться снова, но когда в руках оказался кубок с элем, сдался.

— Ты не представляешь, менестрель, — заговорил сын Арафинвэ, — что мне пришлось пережить, будучи женатым! Это худший кошмар, какой только можно представить!

— О, да! — согласился один из мастеров, второй молча кивнул. — Что может быть хуже супружеской жизни?!

— Моя супружеская жизнь, — печально вздохнул Финдарато, улыбаясь элю в кубке. — Она была чудовищна! А в сравнении с этим несказанно дивным напитком она кажется ещё кошмарнее!

Даэрон, наконец, заулыбался.

— Тебе весело, менестрель, — поучительно сказал Инголдо, — а я страдал! И, знаешь, почему? Потому что самая красивая эльфийка в Арде — моя сестра, с которой я рос и соперничал за любовь мамы; сестра, которая выводила меня из себя своим ужасным характером, которая сводила с ума всех, кто её видел! Иногда мне хотелось придушить её, но… Как навредить такой красоте? И я из-за сестры обижал жену, позволял моей драгоценной Артанис унижать моего сына, говорить нелестные вещи об отце и родне матери… А сейчас я задаюсь вопросом: почему я сам не пытаюсь рассорить мою обожаемую сестру с её этим Келеборном, как она развела меня с моей Амариэ? Почему не мщу за свою кошмарную семейную жизнь?

— Ты для этого слишком благороден, — с уважением произнёс Даэрон, и наугрим подлил ему эля.

— Воистину это так! — Финдарато уставился на менестреля. Оценивающе. Как на соперника.

Всё навязчивее вспоминались льды и осознание собственной убийственной мощи. Даэрон тоже силён. Но насколько?

Решив узнать возможности певца, Инголдо, грустно вздыхая, запел как бы о себе и Амариэ, на самом деле, нащупывая струны израненной души менестреля:

— Ночь унесла тяжёлые тучи,

Но дни горьким сумраком полны.

Мы расстаёмся, так будет лучше,

Вдвоём нам не выбраться из тьмы.

Я помню всё, о чём мы мечтали,

Но жизнь не для тех, кто любит сны,

Мы слишком долго выход искали,

Но шли бесконечно вдоль стены.

Я любил и ненавидел,

Но теперь душа пуста,

Всё исчезло, не оставив и следа.

И не знает боли в груди осколок льда.

— Я соревновался в силе музыки с Маглором, — вдруг сказал Даэрон, и Финдарато понял: его замысел раскрыт. Но как? Обычно замечают, когда уже поздно.

— Я думаю, лучшее для менестреля — это странствие! — быстро сменил тему Инголдо. — Сейчас я допишу послания сестрёнке, и мы уйдём из душного города, стены которого давят на чувствительные души музыкантов!

— Ном, — сказал один наугрим другому.

— Что? — переспросил Финдарато.

— Мудрец, — пояснил Даэрон. — Тебя уважают подгорные мастера.

— Я безмерно счастлив, мои бородатые братья! — воскликнул Инголдо. — Составите мне и Даэрону компанию в странствии по лесам Дориата? Уверен, вам тоже есть, что спеть.

— Главное, у нас всегда найдётся выпить, — со знанием дела поднял указательный палец мастер. — А когда есть, что выпить, то и песни будут.

— Твоя правда, брат, — кивнул Финдарато.

— Ном, — по-дружески улыбнулись гномы.

Вручив исписанные тэнгвами листы первому встречному, сын Арафинвэ и его новые друзья направились прочь из города.

***

— Ты, как никто другой, можешь повлиять на своих собратьев, — настаивал Саэрос, глядя прямо в глаза Келеборну.

Уверенности советнику придавало присутствие на совете исключительно коренных дориатрим. Самозванец понимал — Саэрос нарочно позвал его одного, чтобы диктовать свои условия, не встречая протеста. Жаль, догадаться об этом заранее не хватило ума.

— Ты же понимаешь, что король не обязан подстраиваться под подчинённых, — нарочито спокойно говорил главный советник, — поэтому те, кто хотят жить в Дориате, а они сами этого хотят, обязаны быть угодны королю. Я искренне считаю невежливым говорить при владыке на языке, который он может недопонять. Нет, я ни в коем случае не сомневаюсь в честности твоего народа, Келеборн, однако, во избежание досадных недоразумений, объясни валинорским Тэлери, что в Дориате говорят только на одном языке. Нехорошо, когда в зале не каждый способен в полной мере понять каждого. То же касается и книг.

Келеборн чувствовал на себе взгляды собравшихся, невольно вспоминал поведение принца Вольвиона и понимал — сын короля Ольвэ никогда не был в подобной ситуации.

— Принцесса Галадриэль, — поклонились появившиеся в дверях слуги, объявляя о желании Артанис присоединиться к совету, о котором она не должна была знать.

Силуэт эльфийки засиял золотом волос, заиграл бриллиантами и жемчугом, зашелестел тончайшими шелками. Саэрос сразу же притих и словно уменьшился в росте, Келеборн почувствовал приливающую к лицу краску.

— Я говорила с Владычицей Мелиан, — коротко поприветствовав совет, блистательно улыбнулась Артанис, как бы случайно задев рукой плечо Келеборна. — Король всё ещё не дал разрешения на браки между дориатрим и аманэльдар, что печально весьма, ведь сердцу не указ никакие законы.

— Это правильно, — ожил Саэрос, — я полностью поддерживаю решение Владыки, что кровосмешения быть не должно. Вы ведь не завоеватели, а братский народ. Вот и будьте нам братьями и сёстрами, а не супругами.

— Владыка Синголло бесконечно мудр, — ещё ослепительнее улыбнулась Артанис, — и я не планировала обсуждать его решения. Я пришла за Келеборном.

Главный советник не поверил, однако решил не задавать вопросов. Пока. И лишь, зло прищурившись, наблюдал, как радостный принц покидает зал под руку с прекраснейшей девой.

***

Как только в бело-бирюзово-золотых покоях закрылась дверь, Артанис перестала быть ласковой, и, отстранившись от Келеборна, указала на заваленный свитками стол.

— Мой брат — глупец! — выпалила эльфийка, разворачивая первый попавшийся лист. — Он занялся самоуправством и продемонстрировал это некоему верноподданному Тингола, который незамедлительно сообщил обо всём королю! Эльвэ, как говорит Мелиан, посмеялся и сказал, что обожает милейшего Финдарато, потому что он забавный. Но ты же понимаешь, что нельзя разбрасываться чужими землями? Понимаешь, что Финдарато подставил меня?

— Понимаю, — кивнул Келеборн, завороженно рассматривая золотые волосы Артанис, дивно переливающиеся в мерцании свечей. Да, сейчас они сияли не так, как в Валиноре, когда Благословенный Край полнился радости и надежд, когда были живы Древа, но всё равно отвести взгляд не представлялось возможным. Эльф помнил, что и мечтать не смел так близко общаться с нолдорской принцессой, не мог рассчитывать даже просто быть замеченным.

— Тоже хочешь попросить у меня локон? — взъярилась Нэрвен, видя, что внимание собеседника фокусируется не на том.

— Нет, — отрешённо произнёс Келеборн, глупо улыбаясь. — Я хочу попросить стать моей женой. Таким образом ты докажешь своё бескорыстное отношение к королю и Дориату в целом, продемонстрируешь, что не пытаешься получить влияние за счёт договорного брака, что поддерживаешь решение Тингола о недопущении кровосмешения. Ты получишь выгоду и мою любовь. Разве этого мало?

Артанис замерла.

«Нет, — думала дочь Арафинвэ, проникая взглядом в сердце самозванца, — не мало. Просто это…»

Нелепо, смешно, безрассудно, безумно.

Волшебно.

Примечание к части Песня группы "Ария" "Осколок льда"