Примечание к части Тангородрим Погасшие навек окна
На улицах было пусто и очень тихо. Мерцающая отражённым светом звёзд пыль, падающая с неба и осевшая на зданиях и дорогах, вовсе не украшала, а делала пейзаж ещё более пугающим, подчёркивая черноту погасших окон.
«Неужели здесь больше никто не живёт, кроме неё? — от подобных мыслей становилось ещё страшнее. — И как она может находиться среди этого безмолвия и тьмы?! Она всегда была такая… Яркая…»
Впереди замерцал огонёк. Его свет был блёклый, нагоняющий тоску. Лучше уж пусть совсем не будет освещения, чем… Такое!
— Госпожа Анайрэ, — поклонилась эльфийка, облачённая в траур, — я провожу тебя к госпоже Нерданель. Она ждёт. О твоей карете позаботятся слуги.
Видя подсвеченное жутким блёклым фонарём отмеченное печатью глубочайшей скорби когда-то прекрасное лицо служанки Нерданель, супруга Нолофинвэ снова подумала, что приехала напрасно: на сердце станет ещё тяжелее.
— Прости, что спрашиваю… — с трудом выговорила Анайрэ. — Кого ты потеряла?
— Всех, — ответила служанка, и в голосе прозвучал глухой скрежет камня о камень: такой звук издаёт мраморный саркофаг, когда задвигают крышку, чтобы навсегда скрыть мертвеца от живых. — Но я не уйду в Лориэн, пока моя госпожа не направится туда.
— Нерданель собирается к Вала Ирмо? — Анайрэ вдруг подумала, что её собственное решение покинуть дом и отправиться лечить страдающую душу — поспешное. А супруге Феанаро и подавно нечего делать в Лориэне!
— Нет, — мрачно ответила эльфийка со страшным фонарём. — Не собирается.
Это стало очень приятной новостью. Вообще… Лориэн ведь… Хорошее место. Всё-таки не стоит отказываться от идеи исцелить сердце, погостив у Ирмо и Эстэ. А Олорин, часто появляющийся в Садах, очень участливый, всегда готов помочь, выслушать, утешить…
Дом, в котором жила Нерданель, очень изменился с последнего визита Анайрэ. Тогда ещё был совсем ребёнком Тьелперинквар, у Финьо только должна была родиться Финдиэль, и… И…
— Не плачь, госпожа, — холодно прозвучал пугающий голос служанки. — В Валиноре не место слезам. Только если они от смеха.
Анайрэ вздрогнула.
— Мы на месте, — сказала эльфийка и погасила фонарь.
Из-за высокой полупрозрачной двери раздался знакомый и одновременно чужой голос:
— Заходи, подруга.
Огромная зала, ранее служившая для игр многочисленным детям, гостившим здесь, теперь была пустой и полутёмной, освещённой такими же чудовищными огнями, как фонарь служанки. Ни мебели, ни украшений, ни зеркал… Лишь заготовки для скульптур стояли по углам, около окон и прямо перед дверью. Нерданель, закутанная в несколько шалей, словно ей очень холодно, непричесанная и усталая, отложила в сторону лист бумаги со странной схемой будущей скульптуры.
— Что… Кто это? — Анайрэ, смотря на нарисованных существ, облепивших длинный прямой меч, почувствовала, как сердце рвётся из груди от ужаса.
— Хочешь вина? — словно сама с собой заговорила Нерданель. — Или сладостей? Может, пирог? Ты же чего-то хотела, раз приехала.
— Я… — супруга Нолофинвэ отвела глаза. — Я уезжаю в Лориэн. Хотела проститься. Теперь нескоро увидимся. Снова.
— Но ведь увидимся, — пожала плечами Нерданель. — Значит, печалиться не о чем. А это, — она указала на эскиз, — летающие мыши. Я видела их во сне.
***
Окруживший со всех сторон шорох крыльев и пронзительный свист прозвучали на тонкой, словно лезвие, границе сознания и небытия, на которой удерживал мерный стук сердца, не дававший сорваться в бездну. Что-то острое впилось в затылок и, с силой дёрнув за волосы, запрокинуло голову пленника назад. Боль скрутила шею, рванула вывихнутые суставы, а в лицо вцепились когти огромного крылатого существа, заставляя разжать зубы. Сопротивляться не было сил, и в глотку затолкали что-то водянистое и безвкусное.
Отчаянным усилием стиснув зубы, Майтимо почувствовал во рту привкус крови и вырывающиеся пальцы твари врага. Визг оглушил, голову резко потянули назад, и боль в позвоночнике на миг пересилила магию: пленник потерял сознание, а существо вырвалось.
— Мы тоже умеем кусаться, — сквозь возвращающие из забытья в реальность удары сердца услышал Майтимо. Уже не в состоянии сдерживать стоны, Нолдо с трудом приоткрыл глаза, нечётко видя перед собой сквозь кровавую пелену огромных летучих мышей странного окраса. — Но хозяин прислал нас заботиться.
В волосы снова вцепились когтистые лапы, оттягивая голову. Шорох перепончатых крыльев смешался с шумом ветра и криком боли.
— У него красивые волосы, — захихикал писклявый голосок, — я хочу их расчесать. А ты пока ещё покорми нашу «деточку». Нельзя, чтобы долго голодала.
— Нельзя! Это правда!
— Мне нравится эта игра! Хочешь тоже расчёсывать его?
С радостным визгом летучие мыши продолжали игру, пока не усилился ветер, и их не начало сдувать со скалы. Оставив «деточку» висеть над скрытыми чарами вратами крепости, существа с разочарованным писком улетели, а насильно влитая в горло пленника вода пролилась слезами отчаяния.