Свет проклятых звёзд

Белые волосы

Ладони привычно сжали величайшую драгоценность — венец творения своего создателя. Феанаро смотрел на Сильмарили и видел в них отражения себя: самый холодный оттенком напоминал научный поиск, когда нужно погасить страсти и остудить голову; самый яркий — это сияние славы; а тот, что тёплого цвета верхней трети пламени — это любовь. О ней Феанаро, кажется, давно перестал думать.

Прижимая свои детища к сердцу, Куруфинвэ вспоминал лежащего в забытьи сына, его разметавшиеся по подушке белые волосы и, словно сейчас, слышал слова отца:

«Ты тоже помнишь это, правда, мальчик мой? Знаешь, почему я всегда врал, что люблю Туркафинвэ? Боялся обидеть тебя. Я мечтал никогда не видеть его. Совсем никогда. Его белые волосы. Ты ведь знаешь почему, Феанаро. Ты знаешь. Ты все помнишь и тоже думаешь об этом. Тот день… Будь он проклят во веки вечные! Помнишь, как мы пришли к Мириэль? Она всё так же спала беспробудным сном, но…»

— Её волосы, — Феанаро почувствовал, как нестерпимо защипало глаза. — Чёрные, вьющиеся крупными кольцами… Они распрямились и побелели.

«И мы тогда поняли, — с горечью говорил Финвэ, дрожащей рукой касаясь головы внука, который этого не почувствовал, — что это конец… И когда Туркафинвэ родился и я увидел белый пушок на его головке… Я возненавидел это вечное напоминание о боли».

Это было страшным откровением, но Куруфинвэ не мог злиться на отца, так как сам ощущал нечто подобное, только перемешанное с любовью родителя к ребёнку.

Феанаро прижал Сильмарили сильнее, и холодный вдруг вывернулся и упал на стол, яркий стал колоть острой вершиной, зато третий камень потеплел и словно размягчился, желая утешить своего творца.

Подняв со стола Сильмариль и вновь держа в руках все три сокровища, глава Первого Дома Нолдор подошёл к окну и увидел вдалеке у ворот крепости Нельо, снова вернувшегося с гор раньше обещанного. Оглядевшись, он передал три письма садящемуся на коня Карнистиру.

— Что это значит? — вслух спросил Феанаро, но ответить было некому.