Кто вождь?

Айканаро въехал на холм у реки и осмотрелся. Рядом встал Арагарон, поигрывая копьём. Молодой лорд почему-то смеялся, глядя на творившееся в поселении безумие, однако правитель Дортониона не обращал внимания и не задавал вопросов.

Массовая драка вспыхнула в отдалении от лагеря владык, и эльфы не сразу поняли, что пора вмешиваться. Караулившие строителей, продумывавших проекты новых домов, погорельцы, услышав шум, подхватили вещи и перенесли пожитки ближе к шатрам лордов, тараторя, будто не знают, что творится, и знать не желают, поскольку совершенно ни при чём.

Воинов у Айканаро было явно недостаточно, чтобы быстро прекратить очередное безумие, однако владыка, недооценив масштаб происходящего, приказал утихомирить толпу. Осознание ошибки пришло довольно быстро, однако отступать лорд точно не собирался.

С холма открывался дивный вид на руины и орущий агрессивный сброд, который с достойным лучшего применения энтузиазмом крушил то, что уцелело при пожаре.

— Господа владыки! — закричал издалека бегущий со стороны скотобойни коренастый мужик. — Господа владыки! Помогите! Там семью в сарае заперли! Изверги! Вооружённые!

Айканаро кивнул племяннику, и Арагарон, гордо выпрямившись, подбросил и поймал копьё. Сделав знак двоим верным, молодой лорд взглянул на неожиданного просителя:

— Показывай дорогу.

Мужик быстро закивал, однако по глазам смертного было видно — возвращаться обратно в его планы не входило.

Сын лорда Ангарато не придал этому значения и послал коня вперёд.

***

— Ёлки зелёные! — выругались снаружи. — Фонари влезли!

— Валим! Пали солому!

— Сам пали! Э, стой! Куда?!

— А ну стоять!

О запертую дверь сарая что-то ударилось, голоса удалились.

Моромир, дрожа и кашляя, снова попытался бить в створку, однако ничего не получалось. Мать продолжала успокаивать дочь, то и дело посматривая на отчаявшегося сына.

— Всё дружки твои! — прошипела женщина. — Я говорила не связываться с ними!

Дверь стала подозрительно тёплой. Понимая, что происходит, юноша отчаянно закричал и принялся молотить кулаками по неподдающемуся металлу, мать и сестра, в ужасе вскочив, присоединились.

Запахло дымом.

***

— Вон! Вон! — коренастый мужик указал на запертый сарай, около которого весело горела солома. — Изверги! Закрыли!

Арагарон приказал тушить, отвернулся лишь на мгновение, а смертный уже пустился бежать. Догнав и преградив ему путь, лорд спрыгнул с коня и упёр в грудь поселенца копьё-цветок. Мужик затрясся, сел и замотал головой:

— Да там эти были, вон оттуда, из зелёного дома, вон того, косого, оттуда, да, потом третий от него и напротив с красным балконом! Это вон они, изверги! Я увидел — и за помощью!

— Что-то не сходится, — Арагарон прижал наконечник-шип к горлу залившегося потом смертного.

— Да ка-ка-кая р-разница?! — закричал, заикаясь, тот. — Если б не я, их-их-их бы сча-ас нахрен то-того!

— И то верно, — прищурился лорд, краем глаза наблюдая за спешными действиями воинов. — Ты покажешь нам извергов, а мы решим, как с ними поступить.

Мужик затрясся ещё сильнее. Понимая, что это точно такой же преступник, просто сдавший своих дружков из-за страха наказания, Арагарон сделал знак копьём подниматься. Издали послышался звон сломанного замка, лязгнула дверь, и смертный, промочив штаны, подскочил, кинулся к вышедшей из сарая семье и упал перед ними на колени, умоляюще сложив ладони:

— Это я вас спас! Поверьте! Я их привёл! Я! Поверьте!

— Ты только что хотел на мне прыгать! — завопила женщина. — И сжечь нас!

— Да не-не-не хотел я! — истерически завопил тот. — Я ж просто сказал! Ну, все сказали, ну и я! Да не собирался я! Я вон привёл! Этих вон!

— Пусть в тюрьме посидит, — сказал Арагарон своим, вспоминая, как отец рассказывал, что это такое и для чего нужно.

«Каждому владыке необходимо иметь не только дворец, — говорил лорд Ангарато, — но и темницу. Она нужна в первую очередь на случай войны — в неё сажают пленных врагов, чтобы узнать важную информацию. Но порой кто-то из своих тоже совершает нечто плохое, и ему… нужно дать время подумать над своим поведением. В одиночестве».

«А что плохое совершают пленные враги?» — спросил тогда маленький сын правителя.

«Они воюют против нас. Воевали бы за нас, были бы героями».

— Пусть посидит, — хмыкнул Арагарон, переведя взгляд на упавших перед ним на колени спасённых Фирьяр, — решит, на чьей он стороне.

***

Первое время люди пугались всадников и сразу же при их появлении бросали оружие и камни себе под ноги, переставали крушить встречные заборы и сараи, пытались извиняться или сбежать.

Эльфы, привыкшие, что дортонионский Фиримар разрастается, знали примерное количество жителей поселения, обновляя записи каждое лето, однако сейчас казалось, будто атани множатся на глазах. Откуда-то брались новые и новые мужчины и женщины, все на что-то жаловались, причитали, тем самым мешая усмирять толпу.

Основная агрессивно настроенная масса ушла далеко вперёд, и остановить её не представлялось возможным. Отправив гонца за подмогой, эльфы стали обещать перепуганным смертным восстановить порядок, как вдруг ко всадникам подбежал трясущийся от злости молодой мужчина с ещё не густой бородой. В бессильной ярости сжимая кулаки и размахивая руками, он завопил фальцетом:

— Да что вы лезете в нашу жизнь?! Мы сами разберёмся! Сами! Сами!

***

Всё-таки надеясь обойтись без кровопролития, Эрривион приказал заранее подать сигнал приближения армии владык. Рога оглушительно запели, знакомая всем воинам Дортониона мелодия разлетелась по округе.

Боромир ехал позади командиров, не требуя оружия и щита, не стремясь вперёд. Казалось, мужчина заснул и сейчас рухнет из седла, хотя в подобное верилось с трудом — скорее, сыну вождя просто было стыдно, и он прятал лицо.

Толпа, сначала довольно спокойная, заколыхалась, загалдела, а услышав поданный эльфами сигнал, запаниковала.

Лучники выехали вперёд, послышались приказы разойтись, и народ начал рассеиваться.

— Не верю, что так всё легко закончится, — сказал Наргелион, снова находясь рядом со старшим товарищем.

— Я тоже, — кивнул Эрривион, зачем-то поправив шлем с нарготрондским гербом. — Посмотри внимательно: видишь, есть раненые. А ещё, — воин прищурился, — вон та группа отступать не собирается. Похоже, они действительно знают, чего хотят. Придётся с ними говорить. Лучше позвать кого-нибудь, кого они знают. Гони к лорду Айканаро, пусть пришлёт переговорщика.

Молодой эльф развернул коня и помчался к реке.

Выехав вперёд, двигаясь сквозь поредевшую людскую массу, Синда оказался перед крыльцом дома вождя. Боромир очень медленно двинулся следом.

Борон стоял, держась за свой статус явно крепче, чем за перила, безумными глазами смотря вниз, где около лестницы двое эльфов осматривали окровавленное неподвижное тело. Вокруг были Фирьяр разного возраста, вооружённые, злые, и ни один не смотрел на появившихся всадников с опаской. Совсем не осталось ни страха, ни трепета, ни уважения?

— Если подобное продолжится или повторится, — заговорил Эрривион, выпрямившись в седле, — мы не станем церемониться.

— Ну и разбирайтесь тогда, раз хозяева жизни! — подобрался, как для боя, крупный мужик с заметно высоким лбом. Эльф сразу отметил особенность и решил продолжать разговор именно с этим смертным.

— Мы не знаем, с чем разбираться, — спокойно произнёс верный короля, через силу заставляя себя не смотреть на раненого или убитого.

— Что вы не знаете? Что?

— Кто ты, как твоё имя?

— Аданор я, хозяин вон того поля, — махнул рукой мужчина, — а проблема у нас общая — вождь никудышный. А сдаваться не желает.

— Неудивительно, — Эрривион криво усмехнулся, — пришли толпой с оружием, убили кого-то, а потом удивляетесь, что вас не слушают.

Мужик поджал губы, посмотрел на собрата, которого осторожно погрузили на носилки и понесли в дом вождя.

— Да не знаю я, кто его пырнул! — развёл руками Аданор. — Мы с ребятами не доставали ножи. Вон, глянь, лезвие чистое!

Продемонстрировав охотничий клинок и руки, смертный перевёл взгляд на вождя, который теперь молча и в упор смотрел на сына, медленно, с опущенной головой приблизившегося к Эрривиону.

— Вот этих двоих, — указал на Борона и Боромира Аданор, — нам в главах не надо.

— А кого надо? — ожил вождь. — Тебя что ль?

— Да пусть и меня! Я хоть не пью с утра до ночи!

— Успокоились! — крикнул Синда. — Соберёмся на совет, и всё обсудим.

— Никакого совета! — стукнул кулаком по перилам Борон. — Пока неясно, будет Брегор жить или нет, никакого совета!

— Брегор? — посмотрел, наконец, на отца Боромир. — Это… это его счас унесли? Ты и внуком пожертвовал?!

— Тихо! — Эрривион осмотрелся. — Как только будет ясно, что с Брегором, соберём совет. Если кто-нибудь обнажит оружие или начнёт погромы или драки, сразу бросим в тюрьму, не разбираясь, кто прав, кто виноват!

— Ладно, поняли мы, — Аданор осмотрелся, потом обернулся на своих единомышленников: — Разберёмся пока, кто парнишу пырнул — этот гад нас всех подставил. Найти и наказать!

Борон молча ушёл в дом, Боромир, видимо, по привычке, бросил коня прямо во дворе и поплёлся следом. Эльфы переглянулись, однако сказать было уже нечего. Оставшись охранять дом вождя, Эрривион отправил к королю гонца с сообщением, что в Фиримаре вновь всё спокойно.

***

Пробуждение сопроводилось страшной болью в боку, переходящей на живот, отдающей в спине.

Застонав и снова чувствуя, как плывёт сознание, Брегор увидел рядом незнакомые размытые силуэты, от движения которых кружилась голова и тошнило. Запахло чем-то терпким и свежим одновременно, к телу прикоснулся холод, и боль медленно отступила, сменившись невыносимой жаждой.

Кто-то, словно предугадав желание юноши, поднёс к губам влажную ткань. Думая, что ничего лучше быть не может, Брегор, с трудом находя силы, стал пить показавшиеся восхитительно вкусными капли, а потом, переведя дыхание, прошептал:

— Кто вождь?

***

В лунном полумраке комнаты, среди ажурных узоров на стенах, изящно оправленных картин и зеркал заиграла музыка. Золотоволосый эльф едва касался пальцами струн, и казалось, будто на серебряные витые нити падают хрустальные капли, создавая свою собственную хрупкую мелодию.

Солмелиэ приподнялась на постели, посмотрела на отражение супруга на фоне луны. Большое овальное зеркало, казалось, собрало кусочки окружающего мира по-своему, слепив из них более гармоничную и прекрасную картину, чем существовала в реальности.

Закрыв глаза, Гельмир словно прислушался к чему-то тайному, известному только ему.

— Ночь меняет цвет, — запел он полушёпотом, — падая в рассвет.

Белый снег однажды канет в грязь.

А ветер ищет след

Безмолвия в траве,

Чтоб потом в безумный час

Сыграть для нас.

И мы меняемся с тобой не раз.

Стоит ли всегда

Видеть ту же даль?

Слушать те же звуки каждый день?

Былую боль терпеть,

Вновь и вновь твердить себе —

Лучшее застыло там, в моём «нигде»?

И меняется весь мир людей.

Мы все как снег,

Как воды рек,

Мы проходим через вечность, жизнь меняя.

Мы — волна,

И ты, и я —

Часть небесных и земных морей.

Не открывая глаз, Гельмир замолчал, продолжая играть. Обычно на этой арфе воплощала свои фантазии Солмелиэ, создавая супругу настроение для его проектов, но сегодня всё было как-то пугающе иначе.

— Лайталиэль, моё вдохновение, — так же тихо, как пел, заговорил мастер, — я понял очень важную вещь.

Хрустальные брызги мелодии закапали реже и пронзительнее.

— Я не умею воплощать свои мечты. Никто не должен подвергать себя опасности из-за меня и моих амбиций. Прошу, уезжайте с сыном из этого ужасного места в Нарготронд. Я мечтал о многом, хотел, чтобы здесь, в Дортонионе, в моей семье расцвёл ещё один цветок, но теперь я боюсь за тебя. Пожалуйста, Лайталиэль. Не спорь.

Солмелиэ опустила взгляд.

Луна скрылась за рваным чёрным облаком, и картина в зеркале перестала быть волшебной.

— Хочешь, я соберу твои вещи, а ты отдохнёшь перед дорогой?

Предложение супруга было приятным, но от сказанных слов захотелось разрыдаться.

Примечание к части Песня «Волна» гр. «Гран-КуражЪ»

Загрузка...