Совет у нолдорана Финвэ
В комнате было темно из-за плотно закрытых тяжёлых штор. На полу валялись разбитые и целые бокалы, ковёр пропитался разлитым вином.
«Видимо, брат и правда запретил слугам входить».
Эта мысль напугала Куруфинвэ-младшего ещё больше.
— Тьелко?
Одеяло слегка отодвинулось, открывая лежащие на подушке спутанные белые волосы.
— Тьелко, как ты?
Одеяло снова накрыло эльфа полностью.
Курво подошёл и сел на мягкий стул с подтеками от вина на обивке. Пододвинувшись почти вплотную к кровати, он надавил на одеяло там, где, ему казалось, было плечо брата.
— Тьелко, ответь. Ты давно не выходишь. Когда ты последний раз ел?
Ответа не последовало.
В голову Куруфинвэ-младшего полезли воспоминания из детства, когда мать рассказывала сказки про любовь.
«Эльфы любят лишь однажды, — говорила она, — и это чувство вытесняет из нас жизнь. Поэтому, если любовь покидает, эльф угасает, а потом уходит во мрак, вечный и холодный».
Конечно, это была просто страшилка для девочек, но сейчас, видя, что происходит с братом, Курво начинал в неё верить.
— Тьелко, — он отодвинул одеяло и увидел полуприкрытые равнодушные глаза. Сердце упало. — Сегодня мы должны вместе с отцом идти на совет.
— Я не смогу, — прошептал Туркафинвэ. — В этот раз — без меня.
— Но отец…
— Что? — Тьелко, морщась, словно вот-вот заплачет, закрыл глаза и скрылся под одеялом.
— Да, ничего, — пришлось согласиться Куруфинвэ-младшему. — Но мы всегда были вместе. Что бы ни случилось!
Ответом стало молчание.
— Я прикажу принести тебе воды из Эстель.
— Приносили, — отозвался Туркафинвэ из-под одеяла. — Я не буду это пить.
— Но тебе же плохо! Не понимаешь?
— Я не хочу жить, Курво. Уйди.
Куруфинвэ-младший собирался что-то сказать, но растерялся. Не зная, как поступить, Нолдо понимал только одно: брата он не оставит. Положив руку Тьелко на плечо, эльф подумал, что отец будет «безумно счастлив», не досчитавшись на совете двоих сыновей. А ещё совсем не радовала перспектива узнать о том, что там произойдет, с чужих слов, ведь каждый рассказчик говорит, что считает нужным, передает своё восприятие ситуации. И, если верить отцу, то кругом одни враги, а деду — сплошь друзья. Дядя Нолофинвэ скажет, что все должны жить в мире, а Морифинвэ перевернёт его слова так, словно он мечтает видеть мир, в котором нет Первого Дома Нолдор. Валар вечно твердят о справедливости, которая является неотъемлемой частью бытия, на что Нельо скривится, хоть и промолчит.
— Тьелко, — снова начал разговор Куруфинвэ-младший, — не будь тряпкой. Ты же сын Феанаро! Не слизняка Арьо. Сегодня важный день. Никто не знает, чего ожидать, а ты готов ради мерзкой предательницы себя уничтожить! Опомнись!
— Уйди, Курво.
— Я уйду отсюда только с тобой и только на совет. Я понятно выражаюсь?
Ответа не последовало, только зашевелилось одеяло, и Тьелко присел на кровати, склонив голову.
— Дай мне выпить, — прошептал он, — там на столе что-то осталось. Кажется…
Курво просиял. Он чувствовал, что дело сдвинулось с полумёртвой точки, и был бесконечно рад этому.
— Ты тварь бессердечная, — печально улыбнулся Туркафинвэ, — не даёшь спокойно сдохнуть.
— Не дождешься, тварь.
Куруфинвэ-младший налил вина в золотой кубок, небьющийся, и подал брату.
— Пей, тварь.
— Спасибо, тварь.
Курво рассмеялся, а видя, что Тьелко улыбается в ответ, в душе и вовсе ликовал. Он всем сердцем надеялся, что брат окажется сильнее своей боли.
***
— Отец всё правильно делает, — крутя в руке щит, уверенно говорил Турукано, — он единственный из правящей семьи, кто может быстро перестроиться под меняющуюся жизнь, не станет навязывать силой свои взгляды, не будет нарушать нормальное течение жизни своими глупыми инициативами. Если дед допустит его до трона, мир вернётся в Аман. Вот скажи, брат, ты правда думаешь, что стоит позволить править Феанаро? Ты хочешь встать под его знамёна и рвануть неизвестно куда, чтобы там сгинуть? Я уверен, для всех будет лучше, если Валар позволят Феанаро уйти с теми, кто сам с ним пойдет.
— Да, пожалуй. В конце концов, если кто-то даже погибнет, просто вернётся домой, побыв какое-то время в Чертогах Мандоса, — Финдекано задумался. — Наверно, там придётся быть долго… Когда первые эльфы погибали по вине их врага, они тоже попадали в Чертоги. Но ни один пока не пришел к нам. Ни один…
Турукано вдруг посмотрел в глаза брата с тревогой и сомнением. Эльфы поняли друг друга, но промолчали, боясь сказать вслух то, что грозилось вот-вот разорвать картину мира.
— Если Валар не отпустят Феанаро…
— Молчи, брат! — резко оборвал начатую фразу Турукано. — Молчи! — младший сын Нолофинвэ с сомнением посмотрел на спрятанный за щитом клинок. Сомнение переросло в неожиданный гнев. — Я не возьму оружие! Отец не заставит меня его обнажить!
Финдекано тронул меч.
— А если придется защищаться?
— У меня есть щит, — твёрдо заявил Турукано. — Этого достаточно.
Одетая в роскошное синее платье со звёздной накидкой, со струящимися волнами по спине темно-каштановыми волосами, Нарнис, мило улыбаясь, вышла проводить супруга. Ириссэ и Анайрэ шли рядом с ней, но обе были словно поникшие цветы в тени высокого дерева.
«Внучка Куруфинвэ совсем не волнуется за мужа! Не любит его!» — шептались слуги.
«Нарнис, как пламя, сияет ярче, когда весь мир обращается в пепел! Чего ещё ждать от Первого Дома?»
Однако все речи смолкли, едва рядом появился принц Финдекано.
Турукано смотрел, как брат, взяв жену за руки, расплылся в улыбке, как Анайрэ ищет глазами супруга, но он уже давно ушел. И как Ириссэ, изображая спокойствие и самодовольство, стоит неподвижной статуей.
Все понимали: зародившийся много лет назад конфликт зашёл слишком далеко и уже начал ломать жизни даже тех, кто не принимал непосредственного участия в нём. Одни винили Феанаро из-за его горячности и несговорчивости, другие — Финвэ из-за бездействия, третьи — Нолофинвэ, называя его подлым интриганом, и только сам Феанаро Куруфинвэ осмеливался вслух обвинять во всём Валар, утверждая, что владыки мира не в состоянии править свободным народом, а рабами гордые Нолдор никогда не станут.
***
Индис произносила слишком много неприятных слов. Королева то уговаривала, то злилась, то угрожала, то плакала… По сути, менялась лишь интонация, слова оставались одними и теми же:
«Усмири сыновей! Они слишком далеко зашли в своём соперничестве! Сделай ближайшим советником Арьо: он умный и спокойный, не станет сеять раздор. Арьо уважает Валар, любит нас, ценит свой народ, бережёт то, что имеет. Владыка Манвэ поддержит наше решение, вот увидишь! Только не дай нашему мальчику втянуться в глупую игру старших братьев! Они его погубят!»
Король почти не слушал жену. Он смотрел на прекрасные золотые волосы королевы, её сияющую бархатистую кожу, изящное тело, чуть заметно просвечивающее сквозь бело-голубую с серебром сорочку и мысленно делал ещё одного наследника. Со старшими столько проблем… Вот бы снова играть с малышом и называть его сыночком Финвэ!
Во время очередной гневной тирады, когда Индис вывело из себя невнимание мужа к её словам, королева оказалась лежащей на спине среди шелковых простыней с задранной до шеи сорочкой. Губы и руки мужа ласкали её, и это было приятно, хоть и совсем не то, чего она добивалась.
— Ты опоздаешь на совет! — с придыханием произнесла Индис, подаваясь навстречу страсти, чуть приподнимая бедра, двигая ими в такт с супругом, принимая в себя творящую мелодию любви.
— Я могу вообще на него не ходить, — прошептал Финвэ, переворачиваясь на спину и сажая Индис сверху. — Всё давно решили за меня.
Король помогал ускорить движения, поддерживая округлые ягодицы жены горячими ладонями. Чувствуя приближение пика, Финвэ остановился, поставил Индис на колени, опуская ее голову на подушку. Лаская жену ловкими пальцами, он завершил акт любви и, ловя последние мгновения наслаждения, упал на подушки.
Алый шелк придавал белой коже эльфа странный оттенок, Индис раньше не замечала этого. Ей показалось, что её муж слишком бледен, кожа кажется безжизненной на фоне мокрого красного белья.
«Надо выпить», — с ужасом смотря на закрывшего глаза неподвижного Финвэ, подумала королева и встала с постели.
— Дорогой супруг, мой король, — произнесла Индис, отхлебнув вина из хрустального бокала, обвитого золотой змеёй, — тебе пора.
— Не хочу.
— Но ты не можешь!..
— Я король. Я могу всё.
Хитро усмехнувшись, Финвэ посмотрел на реакцию королевы, довольный удавшейся шуткой.
— Ладно, раз я такой никудышный любовник, что меня прогоняет из постели собственная жена, пойду делать счастливым мой народ. Может, они оценят мои способности.
— В постели?! — Индис раздражали подобные шутки Финвэ.
— Ради своего народа я готов на всё. Ты же знаешь.
Индис налила вина. Изумрудные глаза золотой змеи на бокале сверкали в проникающем сквозь шторы свете Древ, словно живые.
***
Времена, когда эльфов в Амане было немного, давно миновали, и, вопреки ожиданиям Валар, множилась вместе с населением не только красота и гармония.
Рукотворных вещей становилось всё больше, и это нравилось Владыке Ауле, но Владычица Йаванна печалилась, видя, как её создания постепенно перестают восприниматься как искусство, превращаясь в расходный материал.
Майя Эонвэ не имел права голоса, он был лишь гонцом, передаточным звеном между Вала Манвэ Сулимо и эльфами, обязанным рассказывать всё, что говорится про владык Арды среди населения. И рассказывал.
Образы Валар все больше обрастали сказками, домыслами и откровенной ложью, что было совершенно безразлично одним, но вызывало в разной степени раздражение у других. Если Владыка Манвэ спокойно реагировал на шутки в свой адрес, роняя слёзы умиления, слушая про слишком пламенную и слащавую любовь к эльфам и бунтарю Мелькору, то Владыка Намо Мандос был крайне недоволен, потому что его, стража порядка, того, кто может в случае необходимости смирить даже другого Вала, превратили в волшебника, воскрешающего из мёртвых. Однако в итоге оказалось, что именно эта сказка лучше всего держала эльфов в покорности, давая столь необходимую им надежду на вечность, и в итоге открывать правду запретил сам Владыка Манвэ, ведь, если Эру Илуватар узнает, что его любимые дети подверглись опасности по вине неумех Айнур… чертоги Мандоса и его верной свиты покажутся прекраснейшим местом. Да, надежда на вечность умаляет ценность жизни, но пока проблем это не создавало.
Майя Эонвэ размышлял о том, что Мелькор, по слухам, очень популярным в Валиноре, сильнейший из Валар, раньше позволял себе жёстко критиковать неудачные на его взгляд идеи и творения братьев и сестёр и даже уничтожал их нещадно. Однако теперь, после того, как бунтарю продемонстрировали, что он уступает совместной мощи Айнур и что стоит им объединиться, быть справедливому суду, Мелькор присмирел и к творениям братьев и сестёр стал относиться уважительно, независимо от своего о них мнения, перестал быть честен и, улыбаясь, хвалил работу всех и каждого, а что при этом думал, неизвестно. Майя Эонвэ понимал лишь одно: Мелькор хотел быть главным, но ему всегда не хватало терпения на сложные творения, которые и являются поистине великими. В итоге он стал дорабатывать созданное братьями и сёстрами, но… что-то пошло не так. Например… всё.
Приняв облик эльфа из Третьего Дома Нолдор, чтобы не привлекать к себе внимание, Майя Эонвэ вошёл в просторный зал. Когда-то многие Валар и их посланники так поступали, чтобы знать происходящее среди их подопечных, однако теперь эльфов стало слишком много, наблюдение практически потеряло смысл, если не заниматься слежкой непрерывно. Но кому это надо?
О том, что среди присутствующих на совете будет посланник Валар, точно не знал никто, однако Нолофинвэ, упросив о тайной встрече с Владыкой Манвэ, долго объяснял необходимость нахождения здесь хоть кого-нибудь из Валар или их помощников.
«Феанаро ничего не сможет сделать, беспокоиться не о чем, — уверял разнервничавшегося принца Нолдор Владыка Манвэ Сулимо. — У него нет и не будет ресурсов для воплощения планов. А гордыня, не найдя должной отдачи, перегорит в его пламенной душе».
«Но кого ещё зацепит этот огонь?» — вопрошал Нолофинвэ, не получая ответа. Сын Короля так и ушёл ни с чем, не зная, что Валар всё же прислушались к его просьбе.
Майя Эонвэ, садясь в отдалении, где стояло больше всего декоративных цветов и карликовых деревьев, стал ждать. Он догадывался, что самое главное будет происходить не здесь, в зале, а совсем в другом месте. Главное вовремя понять, где именно.
***
— Отец, я ждал тебя.
Не успел нолдоран выйти из покоев, ему преградил путь средний сын. По лицу Финвэ сразу стало видно, как безгранично он счастлив такой неожиданной встрече.
— Отец, давай обойдёмся без взаимных оскорблений, не время сейчас, — Нолофинвэ взял короля под руку и медленно повёл по коридору. — Мне стоило немалых трудов пробиться к тебе, а на совете, я это понимаю, ты не дал бы мне слова.
— Не догадываешься, почему?
— Нет, отец.
— Тогда я тебе отвечу. Ты, мой второй сын, — Финвэ знал, как Нолофинвэ относился в слову «второй», поэтому сделал на нём акцент, — мой второй наследник, делаешь всё, чтобы Валар и народ видели, какой я ничтожный владыка. Ты провоцируешь Куруфинвэ на агрессию, подставляя его под удар! Твои интриги наносят вред репутации Третьего Дома, ты лишил их всех сфер влияния, показав, как некомпетентен в организационных вопросах Арафинвэ!
— Постой, отец! Прежде чем обвинять во всём меня… — Нолофинвэ осмотрелся. Он не получил прямого ответа от Валар, но знал — Манвэ обязательно пошлёт своего соглядатая. — Прежде чем бросаться обвинениями, просто подумай! — он обогнал отца, встав перед ним, не давая идти вперёд. — Твоя любовь к Феанаро слепа! Да, он умнее и талантливее всех нас! Ему нет равных во многих сферах, но разве это главное?
— Завидуешь, Ноло?
— Пресветлая Варда! При чём здесь зависть, отец?! — принц вздохнул. — Хорошо, признаю. Да, я завидую. Но что с того? Посмотри внимательно: Куруфинвэ сейчас управляет только одним Домом, и во что он его превратил? Это озлобленная на всех и друг друга армия, отвергающая власть Валар — тех, кто дал нам всё, что мы имеем! Уж ты-то как никто другой знаешь, что за жизнь была без их участия! Армия Куруфинвэ готова подняться в любой момент и броситься в бой с тем, на кого укажет их предводитель! Ты позволяешь Куруфинвэ делать всё, и, возможно, на то есть причины, но отец! Очнись! Феанаро решает за всех, что нам делать, даже как нам говорить! Какое право он имел, написав книгу Валарина, утаить её?! Он уверен, что, создав камни, которые никому из нас не нужны, стал равным Валар и теперь имеет право решать за всех! Мы что, должны поклоняться Сильмарилям? Да сколь бы великим ни было творение…
— Опять зависть?
Нолофинвэ со вздохом закатил глаза.
— Отец! Я прошу тебя, — сын короля сделал напряжённую паузу, — не позволяй Куруфинвэ превращать Аман в поле боя. Если… Отец, если Куруфинвэ шантажирует тебя…
— Ноло, успокойся! Что ты говоришь?
Принц чувствовал, что может на эмоциях сказать лишнего, беседа шла не в том направлении, а зал, где должен был вот-вот начаться совет, неумолимо приближался. Нолофинвэ видел своих сыновей и их верных со щитами, за которыми пряталась боевая острая сталь, видел эльфов, облаченных в королевские цвета, видел Феанорингов. Тоже со щитами. Нолофинвэ показалось, что подкашиваются ноги. Надо было срочно сказать главное!
— Отец! Послушай! Если Куруфинвэ давит на тебя и ты не можешь противиться его натиску, ты всегда можешь рассчитывать на меня и Арафинвэ. Мы с нашими воинами защитим тебя, подавим мятеж Первого Дома, вернём покой в Сирион и весь Валинор. Нужно только твоё согласие!
— Здравствуй, единокровный брат, — громыхнул небесной бурей голос Феанаро Куруфинвэ, и все обернулись в сторону высоких обитых золотом дверей.