Свет проклятых звёзд

Драконий Шлем Дор-Ломина

«Наш звёздный стяг! Ало-звёздный наш флаг!

Он проверен в боях и в походах!

И с падения тьмы в дни Исхода

С нами свет, что даёт звёздный флаг!

Сколько снега в полях намело!

И меж стен воют ветры шальные.

Оторнор, наше время пришло!

Вместе встанем кордоном единым!

Не надо говорить, что кончен пир,

Не надо в нашем деле точку ставить.

Кто сердцем любит данный Эру мир,

Тот будет вечно Феанаро славить!

Сколько нас уже пало во тьму

В битвах с Морготом, кровь проливая!

Братья! Видите, Арда в дыму!

Но победа за нами, я знаю!

Ещё великий час к нам не пришёл,

Ещё войну враги не проиграли.

Но звёздный флаг узрит с небес орёл!

Настанет день, которого так ждали!

Оторнор, ало-звёздный наш флаг

Над великою крепостью реет.

Мы не сделаем всторону шаг,

И пусть Клятва в бою нас согреет.

Не надо говорить, что мы уйдём,

И знамя наше волны похоронят,

Что кровь свою напрасно мы прольём,

Что все забудут нас и вряд ли вспомнят

Наш звёздный стяг! Ало-звёздный наш флаг!

Он проверен в боях и в походах!

И с падения тьмы в дни Исхода

С нами свет, что даёт звёздный флаг!»

Песня предателя короны, казалось, впиталась в стены твердыни, в сами камни скалы, зазвучала громче и повторялась чаще всех других восхвалений. Это выглядело пугающе символичным, будто злое пророчество, но сочинённая перешедшим на сторону тех, кого ранее оскорблял, менестрелем песня слишком нравилась жителям Химринга, чтобы стихнуть.

Туивьель отошла от окна, закрыла ставни, задёрнула плотные шторы. Не видеть! Не слышать! Никого и ничего.

Легенда снова уехал, и леди помнила прощальный взгляд, полный невысказанной безнадёжности. Великий, всеми почитаемый герой больше не верит в победу? Или не верил никогда, просто влюблённая эльфийка не замечала? Неужели все эти годы Легенда просто шёл за данным отцу словом, потому что не осталось сил и желания искать другой путь?

Чудовищно…

Туивьель чувствовала: надо поговорить обо всём честно, но каждый раз накатывал страх разрушить последний мостик нежности, что остался у неё и любимого. Любимого… Любимого ли?

Леди снова поймала себя на мысли, что сохраняет ускользающее не ради Легенды, не ради себя, а ради одной лишь возможной ситуации. Ведь если Тэльмо… Если Артельмир вернётся, если его в чём-то обвинят, мать сможет смягчить гнев отца только в одном случае — если грозный лорд пугающей твердыни будет любить женщину, родившую ничтожество.

Ничтожество! Нет, Легенда не может так думать о сыне. Он никогда ничего подобного не говорил, значит, и не думал. Тэльмо — не ничтожество! Он просто потерявший опору под ногами мальчишка.

А можно ли потерять то, что никогда не имел? Туивьель не признавалась себе в этом, но была уверена — если с сыном случилось плохое, в этом есть и её вина. Как жены, как матери. Как хранительницы города.

Страх лишил способности дышать, заставил пролиться слёзы. Тема Предательства намертво вцепилась в Тему Подвига, и возможно, это случилось давно, ещё до становления Химринга, но теперь мелодия, лишь кажущаяся прекрасной, звучала всё громче.

«С нами свет, что даёт звёздный флаг!»

***

Снова приехать в Барад Эйтель стало непростым испытанием. И дело было даже не в том, что в прошлый раз Хадор находился здесь с двумя здоровыми сыновьями, а дома оставался живой отец, и не в волнении о самовольном продолжении миссии на севере вражеской земли. Новый владыка Дор-Ломина не представлял, как теперь вести себя с эльфами. Общаться на равных? Ставить себя ниже? Выше? Чего ждут соратники?

«Ты ж знаешь, командир, — вспоминались слова самого старшего воина, — мы здесь, чтобы твои приказы выполнять. Тут никто думать не любит. Говори, что делать — мы и сделаем».

Да, всё так. Но невоюющие военачальники не должны быть авторитетами бойцам!

А ещё угнетало молчание старшего сына. Галдор практически перестал разговаривать с отцом, когда Гельдора отправили в госпиталь. Хадор понимал — придётся рассказывать эльфам, что произошло, почему понесли потери, но память милосердно отказывалась от самых тяжёлых моментов прошлого. Не было их, не бы-ло.

Зато был север. Тёмный, ледяной, где, казалось бы, невозможно жить. Именно там, говорят, погиб великий Марах, там сложили головы многие герои. Хадор не хотел умирать настолько далеко от дома, и это странное желание изумляло новоиспечённого вождя. Не всё ли равно? Главное ведь, не где, а как! Смерть венчает жизнь, подводит закономерный, предсказуемый итог. Если погибнуть глупо, забудутся и померкнут даже самые великие подвиги.

Тяжёлые мысли давили неподъёмным грузом, Хадор не заметил, как позади остался осадный лагерь и перевал, но неожиданное зрелище вдруг вырвало из раздумий: на подъезде к Барад Эйтель дорога стала алой от звёздных знамён рода Феанора.

***

— Странный собирается совет, — сквозь зубы произнёс Маэдрос, широкими шагами двигаясь через площадь в сторону главной башни крепости. — И, похоже, удивлён не только я.

Хеправион молча следовал за своим лордом, а растерянно озиравшийся Арагарон, так и не понявший, для чего его взяли на встречу в Барад Эйтель, только поддакивал.

— Возможно, — старший Феаноринг обернулся на сына владык Дортониона, — тебе придётся остаться здесь, поскольку Исток безопасен, и твоё нахождение на войне перестанет пугать сосновых лордов.

— Но для чего? — Арагарон за время пребывания во владениях Маэдроса понял: спорить с химрингским правителем можно только избранным, в число которых Артахэру Эльдалотион не входил. Значит, можно только спрашивать, уточнять и выполнять.

— Надо доказать соседям, что со Вторым Домом Нолдор можно вести дела, — уклончиво ответил Феаноринг.

Неожиданно взгляд стальных глаз остановился на воинах в синем, расположившихся около входа в крепость.

— Это ещё что? — выдохнул Маэдрос и рванул вперёд.

Хеправион и Арагарон переглянулись.

— Я сам удивлён не меньше твоего, — вышел вперёд Варнондо, кутаясь в тёплый плащ, хотя весна в Барад Эйтель выдалась сухой и солнечной. — Я получил некое письмо, в котором были написаны странные для меня вещи, а ещё — приглашение для разъяснения ситуации. Верховный нолдоран о чём-то договорился с сыном, и теперь пришло время нам узнать подробности.

— Что было в письме? — произнёс, будто на допросе, химрингский лорд.

— Для тебя — ничего, — военачальник Нолофинвэ ничуть не смутился.

— Союзники так не говорят друг с другом! — сжав кулаки, выпалил Арагарон.

— А мы не союзники, — терпеливо пояснил Варнондо, — лорд Маэдрос — мой подчинённый. Только упорно забывает об этом, потому что мне некогда заниматься наставлениями.

— Потому что моя армия больше, — криво усмехнулся Феаноринг.

— Армия верховного нолдорана едина, — пожал плечами Варнондо. — А ты, дортонионский лорд, должен быть благодарен мне и своему королю Нолофинвэ Финвиону, поскольку он принял твою сторону и заставил твоего обидчика заплатить за оскорбление.

— Мой король, — процедил сквозь зубы Арагарон, — Финдарато Инголдо Ном Феланунд Арафинвион, владыка Дортониона и Тол-Сириона, а также прилегающих земель, самых обширных и богатых в Белерианде.

Военачальник верховного нолдорана ничуть не смутился.

— Господа, — вышел из дверей на лестницу один из смотрителей твердыни, по его лицу было видно — в порядке далеко не всё, — принц Финдекано Нолофинвион ждёт вас. Проходите, пожалуйста.

Лицо Хеправиона выразило абсолютно все мысли, невысказанные остальными. Оруженосец химрингского лорда честно попытался скрыть эмоции, это даже почти удалось, но когда Нолдор вошли к хозяину крепости, попытки выглядеть невозмутимо провалились.

Принц Финдекано сидел за своим обычным столом, однако в кабинете оказались пустые стены, на полках остались только карты, подшивки писем из Дор-Даэделот и свитки со списками воинов, жителей Барад Эйтель и необходимыми закупками. Ни одной книги или картины не было, и лишь Драконий Шлем по-прежнему находился рядом с сыном Нолофинвэ.

***

Хадор посмотрел на вошедших эльфов и почтительно поздоровался. Находившийся рядом с отцом молчаливый Галдор тоже поприветствовал бессмертных поклоном, но опять не проронил ни слова.

Видя, что бессмертные чем-то удивлены, воин однако не смог понять причину такой реакции, поскольку никогда не обращал пристального внимания на обстановку нолдорской твердыни. Зато в очередной раз позавидовал выносливости вечных: самому адану после долгого пути требовался отдых и сон, а эти, бодрые, как ни в чём не бывало, прямо с дороги пришли на совет. И даже на вкусно пахнущие блюда не обращают внимания! Ну как так-то?

Каждый раз, оказываясь в эльфийских поселениях, Хадор начинал хотеть есть с удвоенной силой, поскольку бессмертные готовили слишком вкусно, и даже от обжорства не становилось плохо. Однако приходилось сдерживаться, чтобы не выглядеть на фоне старшего народа диким зверем.

— Странная собралась компания, — с порога заявил высоченный широкоплечий эльф с проседью в медных волосах и крайне неприятным взглядом.

Хадор сразу подумал, что не хотел бы оказаться врагом этого громилы, но с другой стороны, воспоминания из детства о песнях на городской площади, посвящённых Маэдросу, кем, судя по всему, являлся этот неприятный тип, заставляли испытывать по отношению к химрингскому лорду весьма спорные чувства. Да, он выглядит страшно, но ведь «всё, что ему нужно — это несколько слов и место для шага вперёд», «у него есть дом, только нет ключей», а ещё он «хотел бы найти души своей причал, не мстить, но лишь спастись, вернуть, что потерял». Значит, он слаб и не авторитетен. Пусть пытается запугивать, цену его угрозам все знают.

— Для сбора совета не было причин, — Маэдрос сел, звякнув металлом.

«У меня есть слово, но в нём нет букв».

— Здесь никого не держат силой, — эльфийский воин в синем, которого Хадор знал в лицо, но забыл имя, осторожно сел на стул, словно боялся розыгрыша с подпиленными ножками. — А дор-ломинскому герою весело в гостях у владыки Финдекано. Не могу не позавидовать хорошему расположению духа.

— Нет времени на уныние, — мгновенно помрачнел Хадор, на сердце стало тяжело от мыслей о смерти отца, об увечьях сына, о потерях на войне и о слишком малом толке тяжело достающихся успехов. — Мы ведь здесь, чтобы обсудить дальнейшие действия на севере?

— Не думаю, — Маэдрос покосился сначала на эльфа с трудно запоминающимся именем, потом — на Астальдо.

«У меня есть братья, но нет родных».

Золотоволосый эльф с непривычно глупыми для бессмертного глазами нахмурился.

Принц Фингон, до этого момента сидевший неподвижно, вдруг резко встал, хлопнув ладонями по столешнице.

— А теперь послушайте меня, — громко сказал он, и это почему-то удивило Маэдроса ещё больше. — Я давно всё обдумал и обсуждать своё решение не намерен. Надеюсь, понятно, что не стоит задавать мне вопросы.

По тому, как отреагировали эльфы, стало ясно: они ждали чего-то иного, и разделяют замешательство друг друга. Хадор почувствовал себя лишним.

— Война зашла в тупик, — глаза Астальдо сузились. — Осада не даёт результата. Крупные сражения проиграны, в том числе по моей вине. Я убеждён, что именно на командовании лежит ответственность за ход войны, и если что-то идёт не так, необходима смена лидеров. Лорд Маэдрос, военачальник нолдорской армии, отныне твой важнейший союзник и хранитель Крепости Исток — командир Варнондо. Я уезжаю с границы, оставляю Барад Эйтель более ответственному военачальнику. Когда Варнондо жил в Химринге, ты, лорд Маэдрос, прекрасно с ним сработался, значит, и теперь вы двое успешно поведёте наших воинов к победе. И поскольку я бесславно уезжаю, боевые награды мне больше не к надобности.

Будто не замечая ошарашенных взглядов, втородомовский принц взял Драконий Шлем и вручил Хадору.

— Носи его с честью, герой.

Потеряв дар речи и не зная, что делать, адан встал, поклонился, хлопая глазами и беззвучно открывая рот.

— Прощайте, бывшие соратники, — прозвучали слова. Финдекано, давно не оставивший в Барад Эйтель ничего ценного для себя, покинул кабинет.

Воцарилось молчание.

— И с падения тьмы в дни Исхода

С нами свет, что даёт звёздный флаг! — пропел Хеправион, привычно встав и налив всем вина. — Кто сердцем любит данный Эру мир,

Тот будет вечно Феанаро славить!

***

— Носи его с честью, герой.

Слова нолдорского военачальника будто швырнули Галдора из тяжкого отстранённого забытья обратно к реальности. Отца признали великим! Сам Астальдо признал! Это же… это…

Восторг захлестнул, молодой боец подумал, что все тяготы и потери действительно были не зря. Теперь человеческий вождь встал наравне с бессмертными воителями, столетиями сдерживавшими натиск врага! Это прекрасно! Это справедливо! Это лучшее, что случалось за всю долгую тяжёлую и казавшуюся безнадёжной войну.

— Слава Хадору Златовласому! — воскликнул сын, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы гордости за отца. — Слава! Хадору Златовласому! Слава!

Примечание к части Песни:

"Андреевский флаг" В. Цыганова

"Белые дни" гр. Кино

"Долгие годы" из мюзикла Vampire Rose