Свет проклятых звёзд

Бессмысленность мелких побед

Сначала метель немного стихла, потом превратилась в дождь, и с чёрного неба хлынул ледяной водопад.

Временное укрытие, выбранное Галдором для передышки и обдумывания дальнейших действий, находилось слегка на возвышении, но от входа в землянку туннель вёл вниз, поэтому довольно быстро убежище начало подтапливать.

— Обвалиться может, — осмотрелся соратник сына вождя. — Валить отсюда надо.

Кивнув, молодой командир ринулся к стене, где, как говорил отец, есть тайник с оружием и припасами. У воинов Дор-Ломина была договорённость: побывал в укрытии — оставил что-то для следующих гостей. Сунув в тайное отверстие в стене план неудачной для людей стычки с орками, Галдор обернулся на соратников.

«Отец говорил, что командуют вечно не лучшие, а те, у кого батя — вождь!» — вспомнились злые слова мальчишки с соседней улицы.

Тогда, в детстве, Галдор ввязался в драку с больно языкастым ровесником, доказывая, что все мужчины рода Мараха — лучшие воины, потому что их предок был великим, но теперь уверенности значительно поубавилось. Появился почти панический страх снова ошибиться.

— Нас не станут преследовать в такую погоду, — выдохнул сын Хадора, начав проверять сохранность бинтов в тайнике. — Надо возвращаться к остальным. Вместе решим, как поступить.

Вода всё сильнее лилась по выдолбленной в земле лестнице, с каждым ударом ветра вбивая в щели ледяные потоки.

— Проклятая морготова погода! — вполголоса выругался один из воинов, проверяя тюки. — Проклятый Моргот!

— Спасать ребят надо, — кивнул пошедший первым вверх сквозь поток боец, — но Галдор прав — мы одни не сдюжим. Мало нас.

— Заметим слежку, — прищурился молодой командир, — перебьём всех!

Соратники согласно кивнули. От злости на поражение и отвратительную погоду, от которой болели суставы, горло и зубы, ни в одном сердце не осталось жалости, только жажда мести.

И люди вышли из затопляемого укрытия под проливной, перемешанный со снегом дождь.

***

— Накоптили мы тут, пока грелись, — встала с лежанки Ниэльлунэ, размахивая ладонью перед лицом. — Башка болит уже. Гил, пойдём помокнем.

Мужчина и женщина, накинув плащи, вышли под небольшой камень, служивший навесом около входа в землянку. Тьма была беспросветной, дождь не прекращался.

— Молодец Галдор, что не стал в одиночку геройствовать, — закурив трубку и предложив её другу, сказала разведчица. — Иногда полезно наступить на горло своей гордости и признать ошибку.

— Именно, что иногда, — затянулся боец, — но в этот раз точно надо было. Вместе мы хоть кого-то спасём, орков перебьём и дальше двинемся.

— Хадор молодец, — Ниэльлунэ забрала трубку, выдохнула дым колечком. — Не бросился сломя голову сына выручать, положив остальных. Но я боюсь представить, как ему тяжело сейчас.

— Да, знать, что твой сын в грязных лапах орочья — это страшно. Но в такую погоду атаковать всё равно не получится.

— Угу, — воительница поморщилась. — Слушай, Гил, вырви мне зуб. Болит, зараза, аж челюсть сводит и в ухо стреляет. А потом пойдём наберём головоножек ядовитых.

— Не сезон же, — отрешённо произнёс Гилнор. — Мелочь одна юркая.

— Ничего, побегаем. Нам яд набрать надо, чтоб наверняка этих гадов положить, иначе они нас положат. Там кто-то у них умный чересчур, похоже. Нам на беду.

— Гадёныш этот торговаться, говорят, хотел. Но верить ему — себя не уважать. Хотя, кто его знает?

— Орочьё всех продать готово, — воительница протянула трубку другу, — уж мы-то знаем, что они с кем угодно договорятся, если им что ценное пообещать. Сказала бы, мать родную продадут, но не уверена, что это для них важная женщина в жизни. Погано, когда нашим приходится с этими тварями сидеть. Они ж могут и забыть, что торговаться хотели.

— Пойду за сетью, — воин поёжился от ветра. — Гадёныши сами себя не переловят.

— Сначала зуб, Гилнор.

— А, да. Открывай рот. Может, ещё и этот вы…

— Сдурел?! Не смей!

— Ладно, ладно. Не кричи. Пока я ничего не сделал. А потом — так и быть, можешь орать. Разрешаю.

Небо немного посветлело, сплошная чернота сменилась рваными ошмётками. Ветер завыл по-звериному пронзительно и тоскливо, словно оплакивая кого-то. А потом снова стало темно.

***

Еда. Много еды. И полные кубки воды, вина, молока. Вёдра! Бочки! Можно брать, сколько угодно! Напиться не удаётся, но это ничего — вокруг ещё очень много всего.

Пить, пить, пить!

Тепло, ничего не болит, рядом только семья и друзья, правда, отлить тянет, но и это не беда: можно дойти до отхожего места. Только сначала — наесться! Напиться! Стол завален мясом, хлебом, овощами, это всё не кончается! И отлить тянет.

Вдруг стол переворачивается с чудовищным грохотом, поднимается ругань, а потом — отец хватает за плечи, начинает трясти.

Удар по лицу вырвал из прекрасного мира сна, где было всё в изобилии, швырнул в холод, боль и страх.

— Гельдор!

Юный воин хотел что-то ответить, но почему-то вдруг стало совсем темно. И тихо.

***

Арминас посмотрел на вошедших в госпиталь людей и привычно напомнил себе, что они всё равно живут недолго. Даже со всеми частями своего болезненного хилого тела.

В последнее время в подземельях осадного лагеря, расположенных вблизи Железных Гор, стало теплее, чем раньше, правда замечали это только эльфы, поэтому все в один голос уверяли: беспокоиться не о чем. Конечно, Азагхал отдал приказ проверить подземный огонь, разведать, не засели ли где Валараукар, но ничего опасного найдено не было.

Опять посмотрев на новых раненых, страж сдержал тяжёлый вздох: двое из четверых оказались совсем юными, им бы жить да жить… А теперь это калеки, которые вряд ли женятся и точно не смогут ходить. Им не досталось ни подвигов, ни наград, ни славы. Только сломанные судьбы в самом начале взлёта.

Проклятый Моргот!

— Хадор не вернётся осенью, — сказал один из воинов, сопровождавший доставленных в госпиталь калек. — Он выполнит приказ Голфина и пойдёт дальше на север. Подкрепления пока не нужно. Я пойду, ладно?

Кивнув, Арминас привычно двинулся по коридору мимо закрытых дверей, прислушиваясь, не делает ли кто из больных то, что ему навредит. Вроде бы в этот раз обошлось. Что ж, если всё в порядке, можно спокойно сесть в своей комнатёнке и почитать письма жены. Может быть, однажды снова удастся стать счастливой семьёй. Когда-нибудь ведь война закончится.

***

На площади шумела ярмарка. В Барад Эйтель нечасто приезжали мастера, чьё ремесло не относилось к военному делу напрямую, но порой белегостские торговцы, не гнушающиеся простого обмена, всё же устраивали веселье для себя и «угрюмых горных эльфов».

— Ниэльлунэ! Ты вернулась, Моргот тебя сожри и подавись! Чего ж ко мне не зашла?

— А ты как всегда приветлив, Унур!

Старые приятели крепко обнялись, женщина пугающе закашляла.

— Не боись, пройдёт, — опередила она вопросы. — Я зашла, да ты под чужим забором, видать, дрых с перепоя. Не застала тебя.

— Непривычно тебя одну видеть, — Унур напрягся.

— Да, приболела я, вернуться пришлось. Остальные дальше на север ушли. Слышал про сынка хадорова?

Мужчина покачал головой.

— Ладно, что уж, — Ниэльлунэ отмахнулась, закашлялась. — Мы с Гилнором обещание выполнили. Держи гостинец.

— Что?! — взяв в руки склянку, Унур расхохотался до слёз. — Я это есть не буду!

— Напрасно, — воительница закурила, — орк клялся, что помогает. А я ему верю: в той ситуации, в какой он был, когда мне это дал, врать не станешь.

— Что ж за ситуация такая?

Ниэльлунэ загадочно улыбнулась:

— Его наказали. Приковали к забору и оставили подыхать. Мы с Гилнором под ливнем грёбаным пошли за головоножками ядовитыми, чтобы стрелы и ножи смазать, так случайно на этого бедолагу и наткнулись. Он понял, что мы его в живых не оставим, обрадовался и так просил убить без мучений и побыстрее, что сказал, где самое ценное лежит. Тут-то мы про тебя и вспомнили.

Посмотрев на содержимое вытянутой склянки, адан спрятал гостинец в сумку и снова обнял подругу, с трудом сдержавшую кашель.

— Знаешь, Лунэ, — улыбнулся Унур, отстранившись, — давно не могу взять в толк: откуда в Дор-Даэделот этом, чтоб его, столько эльфов, притом, что никто никогда их не видит, зато вот таких гостинцев хоть отбавляй!

— Говорят, — светло-карие глаза женщины посмотрели загадочно сквозь табачный дым, — Моргот в древние времена похищал эльфов и искажал их. Может быть, он создал таких мужиков, у которых между ног целые грозди, а не единственный отросток, и по мере отрезания появляются два на месте одного.

— Страшно, не пугай меня! — ужаснулся адан. — Пойдём лучше выпьем. Я только что какое-то пойло купил, не смог прочитать название.

— Ты ж не книгу купил, чего там читать?

— Твоя правда. Пошли.

На площади заиграла весёлая музыка, гномья дева с рыжей бородой пустилась в пляс, зазывая в хоровод всех, кто оказывался рядом.

— Не могу поверить, — мрачно произнёс престарелый мастер, в сотый раз перекладывая оружие, которое привёз продавать, — я с ним под одной крышей жил! Эль пил! Работал вместе! А он такой тварью оказался! Нет, не могу поверить! Враньё это.

— А я верю, — подмастерье посмотрел с вызовом. — Ты вспомни, как этот Эол себя странно вёл в последнее время! А сын какой вечно был, словно битый ящер. Похитил он принцессу, точно. И насильно женой сделал. Гад! Чтоб ему в посмертии покоя не было!

— Слушайте, братья, — кузнец, продававший посуду из металла, примирительно поднял руки, — давайте без причитаний и оскорблений. Эол нам другом и помощником был. У него дом в Ногроде остался, там наработок тьма! Если сынок его не найдётся, значит, это всё никому не надобно. Понимаете, о чём я?

Гномы многозначительно закивали.

— Да, — сказал престарелый мастер, — понимаем. Себе самое важное оставим, а Тинголу подарим что-то красивое и бесполезное. Пусть порадуется и нас заодно отблагодарит. А если Ломион явится, скажем, что дом этот — собственность короля Дурина, как и всё в городе. Типа, извиняй, друг, но отдать не можем. Мирианов на гостинцы отсыплем и ступай с миром.

— Так и поступим, — подмастерье кивнул. — А вообще, мне всё меньше хочется иметь дела с эльфами. Нутро у них — дрянь!

Весёлая музыка вдруг стала громче, девичий смех заглушил разговоры. Лето заканчивалось, но горы всё ещё хранили тепло, поэтому думать о плохом никому не хотелось.

***

Времена года сменились незаметно. Дела Хитлума шли всё хуже, а теперь словно и вовсе встали. Когда Варнондо вернулся из Химринга, ему казалось, что можно всё переменить к лучшему, исправить, избавившись от ненужного и мешающего, но постепенно стало ясно: король сам не желает ничего основательно переделывать. Но больше всего военачальника беспокоило полное отсутствие серьёзных успехов в войне за Железными Горами. В конце концов, разбегающееся эльфийское население Хитлума легко заменялось менее ценным человеческим, что для затянувшихся боёв даже удобнее, но бесполезность мелких побед могла подорвать дух воинов и доверие к королю.

Этого допускать нельзя!

Весна принесла новые вести из-за проклятого хребта, и очередной гонец вошёл в кабинет военного советника верховного нолдорана с крайне важным посланием. Очередным. Таким же бессмысленным, как и победы дор-ломинских войск над кучками морготовых тварей.

Варнондо равнодушно-устало развернул письмо… и не смог сдержать изумления. Не веря своим глазам, военачальник верховного нолдорана перечитал написанное ещё раз, потом ещё. Нет, этого не может быть. Невозможно! Это шутка?

Однако, приказ есть приказ, и если всё делается с позволения короля Нолофинвэ, значит, надо подчиниться. Встав от стола, военный советник засобирался в дорогу.

Приказ есть приказ.