Свет проклятых звёзд

Исключительно по секрету

Когда исчезла необходимость прятаться, возникло ощущение облегчения и скуки одновременно. Неужели опасности больше нет? Это так… скучно?

Вирессэ выбралась из-под ткани, закрывавшей содержимое телеги с досками, гвоздями, засовами и дверными петлями, и посмотрела на Глоссара, тоже пробовавшего на вкус чувство свободы и безопасности. Эльфы были рады, что больше никто им не угрожает, однако дальнейшая дорога стала совершенно неинтересной.

— Поплачь о нём, пока он живой, — снова начал напевать менестрель. — Люби его…

— Нет! — в один голос крикнули Вирессэ и Алмарил, подъехавший верхом. — Хватит!

— Сегодня умрёшь — завтра скажут: «Поэт!» — певец отмахнулся. — Ладно, хорошо, не буду. Помолчу.

Холодный ветер завыл в унисон с далёким карканьем, чёрная колдовская тьма над горами на севере захохотала тысячами оскаленных пастей. Супруга химрингского посланника поёжилась, вспоминая, как в прошлый раз ехала по Ард-Гален, и тогда не возникало таких пугающих образов.

Может быть, верховный нолдоран прав?

— Глоссар, — не выдержала молчания Вирессэ, — прости, что прервала тебя. Теперь я понимаю, что лучше слушать твои песни, даже если они пугают, чем отзвуки Чёрной Земли.

— То-то же, — певец приободрился, хоть и был снова бледен. — Не знаю, почему так выходит, Апрель, — развёл он руками, — но когда я вижу тебя, на ум приходит эта мелодия. Ладно, не буду больше заставлять тебя бояться.

— Попробуй заставить бояться меня, — хмыкнул Алмарил, поднимая коня на дыбы. Чёрный с красным тяжёлый плащ слегка качнулся назад, словно жёсткие крылья жука перед полётом.

Глоссар потёр виски.

— Нет, не могу колдовать, — вздохнул он. — Только попробую — сразу словно по голове бьют. Так что, не узнаю я, чего ты боишься, чем тебя можно напугать. Догадываюсь, что ты страшишься правды, только какой?

— Её все страшатся, — вспоминая разговоры с супругом, Вирессэ опустила голову.

— О, да, девушка-Апрель. Только нужно знать, какую именно. В Арде есть много чудовищных истин, но в каждом сердце замочная скважина лишь для одного ключа. Кого-то пугает смерть, кого-то жизнь, кого-то то, что после смерти, а есть те, кто боится правды о том, что из Чертогов Намо за всё время пребывания эльфов в Валиноре вышел только Моргот. О, Алмарил, я угадал?

Побледнев, сын таргелионского короля пришпорил коня и погнал вперёд, где уже виднелись сторожевые башни «перводомовской половины» осадного лагеря.

— А мне страшно думать про оставленный Валинор, — нахмурился Глоссар, массируя по очереди виски, лоб, затылок и основание черепа. — Я уходил из города, изуродованного тьмой, опустевшего, рыдающего голосами оставленных жён. Я помню Тирион в сиянии Древ, помню прекрасную Лебяжью Гавань, помню… Их до кровопролития. Я понимаю, что Валар снова украсили мой бывший дом, пытаюсь представить, как выглядит теперь моя родина, но почему-то вижу только медленно разрушающиеся брошенные дворцы. Наверное, мне просто хочется, чтобы там, откуда пришлось уйти, было хуже, чем здесь.

Посмотрев на тонущие во тьме пики Тангородрима, на одном из которых удавалось рассмотреть зачарованное стальное кольцо, менестрель, морщась, вздохнул и тихо запел:

— Улицы погибшего города —

Обветшалый цирк и театр в одном лице.

Жизнь моя кружится в кольце

И корчится с голоду.

Сужены рамки времени — пустота.

Кружится тот безумный маскарад,

Дразнится, отбивая гулко такт:

Мандос иль Ирмо Сад?

— Замечательная перспектива, — улыбнулась Вирессэ. — Выбор и существует, и не существует одновременно.

— Проведи меня через жизнь и смерть!

Подбери меня из осколков в топи.

Подними меня до своих высот и оживи меня!

Я хочу прозреть!

Кровь и боль! Куклы бродят средь могил.

К ране соль! Маскарад продолжается.

Я прошу — Эру! Дай мне сил

От этих ниток избавиться.

Тирион — лишь театр обгоревших снов.

Мы никто — мы пока заготовки, но

Глушат нас звуки собственных шагов

Или скрежет оков.

Отыщи меня меж замёрзших стен,

Осени меня золотым крылом,

Напои меня колокольным сном,

Оживи меня! И подними с колен.

Маскарад, раскаленные угли.

Бездна? Сад?

Мы не Эльдар — мы куклы.

Устоять, чтоб всегда противостоять

И пить этот вечный яд!

Всё для нас

Обозначено свыше, но

Дай нам шанс!

Мы готовы! Мы дышим!

О, Творец!

Благослови нас в пути —

Мы можем сами идти!

Отыщи меня меж кровавых врат,

Отпусти меня! Видишь? Я живой!

Разреши мне просто быть собой!

Оживи меня. Я хочу звучать.

***

Лорд Маэдрос неизменно сидел у окна, смотря на чёрные скалы, и удостоил вошедших эльфов лишь коротким взглядом.

— Здравствуй, Вирессэ, — сказал отрешённо Феанарион, — если я всё верно понял, новостей для меня у тебя нет.

— Есть, — смутилась эльфийка, оглянувшись на Глоссара и Алмарила, надеясь на поддержку. — Карнифинвэ начали угрожать.

— В Хитлуме стало невозможно жить, — поддакнул Глоссар, с тревогой смотря на лорда. — Даже верным короля.

— Короны примеряют пешки, — негромко, но с нажимом произнёс Маэдрос, и менестрель, покраснев, опустил голову:

— Я не жду, что мне будут здесь рады.

— Он не опасен, — Алмарил, не знавший, на что намекал дядя, говоря о примерке корон, положил ладонь на плечо певца. — Стал таким после встречи с каким-то лесным колдуном.

— Хорошо бы взять этого колдуна на службу и отправить в Хитлум, вместо Карньо, — мёртвые бесцветные глаза Феаноринга уставились на Глоссара, и тот стал совсем бледным. — Хеправион!

Оруженосец появился в комнате, готовый исполнять волю лорда.

— Сообщи отцу в Химринг, что леди Вирессэ приедет в самое ближайшее время со своим слугой, за которого готова поручиться. Приедет надолго и останется, пока не прояснится ситуация в Хитлуме, поэтому ей не нужно временное жильё.

— Надолго? — супруга Карнифинвэ ахнула.

— Возможно, навсегда, — пояснил Маэдрос. — В моих владениях ты в безопасности. Что же до Карньо, я ничего не могу обещать, кроме жестокой мести верховному нолдорану, в случае, если он перейдёт границы.

На глаза эльфийки навернулись слёзы. Лорд кивнул оруженосцу, и Хеправион увёл Вирессэ и Глоссара. Алмарил посмотрел им вслед, обернулся на дядю.

— Хадор прислал в Барад Эйтель череп дракона! — сказал он с нарастающим жаром. — Представляешь? Этому смертному не нужна столь ценная реликвия! Он просто взял и отдал её! Да я бы… Я бы из неё боевой шлем сделал! Носил бы с собой! А ему плевать!

— Может быть и не плевать, — Маэдрос пододвинул племяннику вино. — Ты не можешь знать, что в голове у этого взрослого мужчины, не дожившего до эльфийского совершеннолетия. Ты не знаешь, каково это — быть во взрослом искажённом теле с разумом ребёнка.

Алмарила передёрнуло.

— Дождёмся реакции Ноло на побег Вирессэ, — сменил тему химрингский лорд, — и этого менестреля, либо поймём, что главному носителю венцов безразличны столь незначительные передвижения подданных, и тогда ты отправишься в Дортонион. Нужно понять, как идут их дела с Таргелионом. До меня дошли тревожные слухи. Ты должен знать сам и донести до всех причастных, что народ смертных, а точнее, проблемы одного лишь поколения одного лишь рода не могут влиять на сложившиеся и проверенные веками дела бессмертных.

— Я всегда проваливаю переговоры, — сын Морифинвэ вдруг сник, лицо помрачнело.

— Я тоже, — Маэдрос отвернулся от северного окна, посмотрел на племянника и расхохотался. — Но тебе не требуется в чём-то убедить дортонионских владык. Им надо лишь напомнить о расстановке приоритетов, о которых, похоже, забыл Финдарато. Он действительно не понимает, что каждый отдельно взятый Младший — временное явление? Плохое или хорошее, вредное или полезное, но временное! А Моргот здесь навсегда! Или до тех пор, пока мы его не свергнем!

Алмарил кивнул, тут же представив, что сделал это лично, шествуя впереди армии, после чего занял трон Чёрного Врага.

— Так или иначе, — Маэдрос выдохнул, уставился на Трёхглавую Гору, — ты напомнишь об этом. Если кто-то разозлится от твоего поведения, вспомни о том, что Финдарато тоже далеко не всегда поступает так, как надо. Значит, в Дортонионе привыкли к странным владыкам и, вероятно, даже не выскажут тебе всё, что думают. А если выскажут, это будет даже лучше.

Посмотрев на дядю и проследив за его взглядом, сын таргелионского нолдорана впервые в жизни задумался о том, что же рассчитывает увидеть освобождённый пленник Моргота, неотрывно наблюдая за землями мучителя. Отрешённо ждёт неминуемого нападения? Мечтает о внезапном обрушении гор? Хочет увидеть сияние Сильмарилей в небе?

Наверное, этого никто не знает. Вероятно, и сам великий герой лорд Маэдрос.

Маэдрос. Нельяфинвэ Майтимо Руссандол Феанарион, отрёкшийся от прошлых имён. Это что-то значит? Нет? Если да, то что?

Почему-то возникла уверенность — однажды правда вскроется, и она будет одной из множества страшных истин, о которых упоминал Глоссар. Хорошо, что это случится нескоро.

***

Застать знахарку дома было непросто — неутомимая прекрасная эльфийка часто проводила очень много времени с больными, выхаживая их до выздоровления или, если исцеление невозможно, оставаясь рядом до смерти и облегчая страдания. Фалдис не боялась заразиться, поскольку, по её словам, людские хвори для Эльдар не опасны, могла не спать несколько ночей, поэтому считала, что обязана помочь всем, кто сам не в силах справиться с бедой.

Однако на этот раз Тинвен повезло.

— Платье готово? Так быстро? Спасибо! — встретившая на крыльце знахарка, даже не посмотрев свёрток, отдала мастерице оплату и пригласила в гости, уверяя, будто приготовила нечто невероятно вкусное.

Тинвен не понимала, зачем эльфийка, способная сшить себе любой наряд лучше, чем даже самая искусная человеческая портниха, заказывает у неё одежду. С другой стороны, не всё ли равно?

Проводив на террасу гостью и принеся пирожные, больше похожие на статуэтки, чем на еду, эльфийка критически осмотрела себя.

— Мне нужен новый фартук для готовки, — улыбнулась она мастерице. — Пусть будет пёстрый, с полевыми цветами.

— Хорошо, — аданет кивнула и принялась за угощения, нахваливая пирожные. Действительно, потрясающе вкусно!

На самом деле, очень хотелось поговорить совсем о другом, однако Тинвен не решалась, зная — знахарка не станет обсуждать тех, кого лечит.

Зато обсуждали все остальные.

«Представляешь, дорогая, — шептала кузина Мельдир, разумеется по секрету, разумеется, всем, — когда вождь наш от раны упал, он в сознании был, и пока эльфы его бинтовали, нож вытаскивали и кровь останавливали, сестра моя подбежала, жена его. И вождь глаза открыл и говорит ей: «Спасибо, что пришла, я боялся тебя больше никогда не увидеть». Представляешь, дорогая?»

«Моему мужу он приказал к нему домой явиться! — тихо, по секрету и тоже всем возмущалась жена главного строителя. — Приходит он, значит, к вождю, а тот едва живой, в окровавленных бинтах, но сидит, не лежит, на подушки опёрся. И говорит, значит, мужу моему: «Ты почему за стройкой не следишь?! У тебя рабочие калечатся. Готовый пол проваливается!» Ну, муж мой стал возражать, мол, здание приюта не достроено, там ходить не везде можно, так вождь ему: «А почему тогда опасные места от безопасных не огорожены?» Нет, ты представь! Пол этот сломавшийся помог убийцу поймать, а вождь ещё и недоволен!»

«Говорят, рана не глубокая, даже кашля кровавого нет, — проболтались в первый же день слуги беорингов, — так что, жив-здоров скоро будет. Девка та — всё же девка, не смогла сильно ножом кинуться, как мужчина чтоб. Повезло нашему господину. И что не в сердце, тоже повезло».

«Знаешь, что сестра моя мужу амулет гномий купила? — кузина Мельдир, сама того не зная, начала помогать наугрим с торговлей. — Так это точно он спас! От сердца удар отвёл, убийцу смутил, заставил руку дрогнуть! Медальон «Защитница» называется! Я тоже себе куплю!»

«Не знаю, что теперь с мужем будет, — сетовала исключительно тайно каждому встречному жена одного из охранников Брегора. — Не казнили бы. Вождь наш больно нравом крут, а тут не уберегли его. Может, пора гроб плотнику заказывать? И себе заодно…»

«Брата моего к себе вызвал, и ещё кого-то, забыла кого. Ну, этого, хозяина поля, кузнеца того, ну, из низины, в общем, пятерых-шестерых, кого уважает, — то ли жаловалась, то ли хвасталась пожилая пряха, обычно угрюмая и молчаливая. — Бледный был, жуткий, пьяный, наверно, от снадобий своих, и представь, чо спрашивал! Говорит, братья, кого и чем обидел? Давайте типа вместе решать, чаво не так, шоб никто больше не бросался ни с ножом, ни с чем другим. Долго совет держали, но, похоже, так ни к чему и не пришли. Но мне, девочки, жену его жалко. Бедняжка так плакала, так плакала! А вождь ей — не плачь, ты же любишь меня, значит, ничего плохого не случится! Эх, молодые, как голубки воркуют!»

Тинвен очень хотела задать множество вопросов, но не решалась. А ещё — безумно завидовала супруге родича, потому что тоже мечтала быть столь горячо любимой, но муж болел, и ему давно стало не до приятных слов.

Примечание к части Пугающая Вирессэ песня — «Поплачь о нём, пока он живой» гр. «ЧайФ»

Вторая песня — «Увертюра» (клип-версия) из рок-оперы «Элоя»