Свет проклятых звёзд

Куруфинвэ был не прав!

Всё происходившее служило одной лишь цели: заставить эльфа пожалеть о дерзости.

Сначала со всех сторон звучали участливые добрые мелодии, которым вторили голоса, утверждавшие, будто абсолютно всё в Валиноре делается на благо жителей, а не понимающий этого — просто сам не знает, чего хочет. Возможно, кто-то другой, при каких-то иных обстоятельствах осознал бы, что неправ, раскаялся, устыдился, попросил прощения за беспокойство, посеянное в мирном счастливом Амане. Кто-то другой, но не Лауранаро. Да, его лично не касалось горе отдельно взятых эльфов, однако негласный запрет говорить о плохом, вспоминать об изгнанниках и сочувствовать несчастным, не обвиняя при этом мятежников, со временем вызывал в сердце полунолдо всё более горячий протест.

Успокаивающая, отвлекающая музыка и голоса давили, лишали способности дышать полной грудью, словно наваливающаяся гора мягких перин. Золотоволосый эльф чувствовал, что ещё немного, и забудет, зачем находится здесь и как сюда попал.

Пожалеет о дерзости.

— Но вы сами подтверждаете обвинения Феанаро в ваш адрес! Вы сами! Теперь все видят — Куруфинвэ был прав! — сказал, собрав оставшиеся силы, Лауранаро, и с этого момента музыка зазвучала иначе, главной темой общей симфонии стал всего один аккорд:

— Куруфинвэ был не прав!

***

— Всё происходящее здесь — неправильно!

Лауранаро знал, что не стоит говорить об этом при матери, поэтому дождался, когда она уедет из Форменоссэ, в очередной раз обидевшись на то, что все вокруг не соглашаются с ней безоговорочно, и решил обсудить свои доводы с Арафионом с глазу на глаз. Да и кто, как не близкий родственник самого любимого Валар короля, может оказать содействие в чересчур смелой задумке? Однажды весь удалось добиться невозможного, почему бы не сделать это снова?

— История Арды началась искажением, им и завершится, — то ли с иронией, то ли с обречённостью произнёс внук Ингвэ, цитируя Вала Манвэ. — Другого мира мы не знаем, потому что его у нас нет и никогда не было. О лучшем можно только мечтать, фантазировать, но насколько жизнеспособны наши воображаемые миры?

Порт Надежды сиял закатными лучами Анар и возрождающимся светом Исиль, спокойная вода тихо плескалась на песчаном берегу, и казалось, будто нигде не происходит ничего плохого.

— Я хочу верить, что ты шутишь, — провожая глазами качавшуюся на волнах лодку, напрягся Лауранаро.

— Даже если шучу, что это изменит?

— Помоги мне поговорить с королём Ингвэ! Я… — потомок Феанаро осмотрелся, словно пытаясь понять, подслушивают разговор Айнур или нет. — Я соберу народ, найду сотни единомышленников, мы вместе придём к Таникветиль и будем просить открыть путь по морю. Пусть не навсегда, пусть его потом снова закроют, но, Арафион, мы заперты здесь! И это неправда, что никто бы не уплыл, если бы была возможность. Мы все то и дело слышим рассказы про сны о тех, кто там, в Средиземье, о тех, кто не может вернуться. Многие видят родившихся внуков или более дальнюю родню, так почему нельзя забрать в безопасные земли младенцев, которые никуда за Феанаро не шли?! Аманэльдар становятся только несчастнее от понимания, что не могут помочь потомкам.

— Большинству это безразлично, — опустил глаза Арафион.

В сердце внука короля Ингвэ боролись зло и добро, и эльф молча ругал себя за то, что бессмысленная ревность не даёт думать о других. Конечно, если открыть путь в Эндорэ, Нарнис может снова встретиться с мужем, и тогда надежд больше не останется. Но ведь речь сейчас идёт о счастье слишком многих, чтобы ставить свои низменные интересы выше сотен или даже тысяч жизней.

— Я понимаю, почему тебя вдруг перестала устраивать жизнь в Амане, даже в свободном, хранящим великие традиции Доме Нарнис Нельяфинвиэль, — погрустнел ещё больше Арафион, убеждая себя, что однажды в бесконечной жизни и ему может улыбнуться удача, — ты стал отцом и не видишь для наследников будущего. Ты сейчас рассуждаешь, как ушедшие в Исход.

— А ты видишь будущее для себя?

— Да, — немного повеселел внук Ингвэ, — я останусь здесь на севере, в благодатном краю без жары и полей из сверкающего алмазной пылью песка и стану вечно ждать любви той, что меня не замечает. Я буду петь об этом, но не для Валар, а для единственной эльфийки, которую хочу всегда видеть рядом.

Лауранаро посмотрел на море, сияние Исиль замерцало на лёгких волнах. Тилион и Уинэн скоро снова начнут играть в загадки: Морская Дева накроет берега толщей воды, а Хранитель Цветка должен угадать, что останется на песке после отлива.

— Ты не понял меня, — сказал потомок Феанаро. — После рождения близняшек я действительно иначе посмотрел на мир. Я… представил, как терзался бы, если бы мои сын и дочь оказались недосягаемо далеко в опасном месте, пусть и по своей вине, но их дети, родившиеся среди войны, не выбирали путь! Они ничем не оскорбили Валар! А мы, аманэльдар, если мы не…

— Рабы?

Лауранаро, казалось, испугался честно сказанного слова, но потом собрался с духом и продолжил:

— Да, если мы не рабы, то имеем право по своей воле отправиться в опасный путь и спасти своих потомков!

Арафион обернулся на возвышавшуюся среди скал твердыню, во мраке ночи казавшуюся чёрно-серебристой.

— Нолдор всегда совершали одну и ту же ошибку и толкали на неверный путь других, — покачал головой внук Ингвэ, — вы считаете, что в силах повлиять на волю Валар, но это не так, Лауранаро. Лишь принимая существующие правила, создавая новое и прекрасное в рамках законов земли, на которой живёшь, можно сделать Арду лучше. Ты никогда не переубедишь Валар, не докажешь, что они не правы.

— Я готов верить, что они правы! — потомок Феанаро положил ладонь на плечо собрата. — Но пусть тогда объяснят мне, что неверно в моём суждении!

— Нолдо, — улыбнулся Арафион. — Пойми, я и так добился для Форменоссэ очень многого! Нам помогают Владыки, несмотря на то, в чьей крепости мы живём. Подумай, насколько велика разница между развитием городов на территории Амана и открытием морского пути, который грозит вторжением армии Моргота!

— Вала Улмо мог бы нам помочь и защитить от нападения!

— Значит, это невозможно.

Лауранаро промолчал, думая, что аманэльдар слишком охотно ухватились за безопасность и покой, пусть даже мнимый и надуманный. «Хоть что-то» для них лучше, чем «совсем ничего». Все, кто думали иначе, уже давно ушли, но что если в Валиноре снова родились свободные духом эльфы? Или нет…

— Знаешь, Арафион, — тише произнёс потомок Феанаро, — если даже никто во всём Амане не поддержит меня, я пойду к Владыкам один и не стану передавать им письма или устные просьбы через Майяр. Я буду сидеть у подножья Таникветиль, пока не добьюсь личного разговора. С Кругом Рока.

Внук короля Ингвэ посмотрел на начинающийся прилив, поднял взгляд к сияющему в чёрном звёздном небе цветку, снова обернулся на крепость среди скал.

— Думая о чужих детях, Лауранаро, — непривычно серьёзно произнёс всегда казавшийся весёлым и беззаботным эльф, — ты забываешь о своих. Я добился помощи Валар и признания ими Дома Нарнис полноценным городом, а не тюрьмой для семей братоубийц. Возможно, это мало, но требуя большего, ты рискуешь потерять даже это немногое. Ты ведь не из рода короля светлых Ваньяр, но, как и я, говоря имена Валар, забываешь добавлять «господин» или «госпожа». Однако то, что простили мне, не сойдёт с рук потомку братоубийц. И не говори, что Тэлери нам не братья.

Лауранаро и не сказал. Эльф просто молча развернулся и поспешил прочь с берега в сторону смотревших с надеждой, равнодушием или осуждением окон Северной Крепости — тюрьмы, нехотя признанной Валар полноценным городом.

«Я должен идти один, — сказал себе полунолдо, — и просить позволить забрать детей аманэльдар из опасной земли. Пусть изгнанникам нельзя назад, но нам, ни в чём не виновным, свободным эльфам, всегда обязан быть открыт путь вперёд».

***

Арафион посмотрел вслед собрату, и когда тот исчез в мерцающем сумраке ночи, поднялся на маяк. Порт выглядел красиво и основательно, кораблей становилось всё больше, однако ни одно судно не подошло бы для плавания через море.

Бывший менестрель Валар залюбовался игрой Тилиона и Уинэн, невольно стал пытаться угадать, что на этот раз окажется на песке после отлива. Что или кто. Да, забавы Айнур часто несправедливо жестоки по отношению к случайным жертвам, и утром пляж может оказаться кладбищем ещё живых задыхающихся рыб. Смотреть на предсмертные корчи весело? Или это демонстрация силы и лишнее напоминание эльфам об их месте в Арде?

Вспомнив, каким был некогда казавшийся недосягаемо великим король Ингвэ при последней встрече, Арафион тяжело вздохнул, взял лист бумаги и перо и стал рисовать, как Хранитель Небесного Цветка и Морская Дева тянут друг к другу руки, а сердце менестреля запело совсем о другом:

— Размыты движения, и звуков нет,

Света пеленой накрыт мой ответ.

И, в грёзах паря, я не чувствую боль.

Сон застыл на лице — стеклянная роль.

Я на помощь зову,

Но голос мой не слышен никому.

Мой мир теперь для меня чужой,

Холодный, одинокий и скупой,

Подняв голову вверх, следуя за ответом,

Я увидел свой страх — я под зеркальным небом.

Своё отражение при взгляде вверх?

Разбить это небо — выйти против всех!

Разбить это небо, чтоб не видеть лица!

Это небо так близко, и ему нет конца.

Мой мир теперь для меня чужой

Холодный, одинокий и скупой,

Подняв голову вверх, следуя за ответом,

Я увидел свой страх — я под зеркальным небом.

Под зеркальным небом…

Я один.

***

— Он проделал долгий путь! — в голосе Вала прозвучало что-то, отдалённо напоминавшее уважение.

— Но не на коленях, — насмешкой отозвалась его супруга.

«Долгий путь».

«Не на коленях».

«Долгий одинокий бессмысленный путь».

«Не на коленях».

Будто ожив, стены дворца эхом вторили речам хозяев.

Орёл наклонил голову, давая понять Владыке, что пора поблагодарить птицу за донесения. Лёгкая, словно лишённая плоти рука погладила отливающие золотом перья.

— Ответа он не получит, — голос Вала прозвучал с равнодушной усталостью.

«Не на коленях», — отозвалось эхо.

— Поскольку сам знает, что будет сказано. Зачем повторять очевидное?

***

Решив как можно дольше ехать вдоль моря, Лауранаро довольно быстро понял, что это плохая идея, по целому ряду причин.

Во-первых, приятное тепло севера быстро сменилось обжигающей кожу дневной жарой более южных земель. Продолжать путь пришлось бы только в ночное время, а это сильно увеличило бы длительность путешествия.

Во-вторых, на берегу встречались одинокие эльфы или даже целые компании, тоскливо смотревшие пустыми глазами вдаль, напевавшие заунывные песни, плакавшие, заливавшие горе вином и недобро смотревшие на всадника в алом. Лауранаро начало казаться, что его могут случайно уронить в воду и нечаянно не дать выбраться. Отбросив желание переодеться в нечто более нейтральное, полунолдо запретил себе смотреть в глаза скорбящих — так будет лучше для всех.

Третьей причиной стало понимание, что Владыки Вод скорее всего знают о планах потомка бунтарей, поэтому могут попробовать помешать добраться до цели.

Четвёртым и, пожалуй, самым неприятным обстоятельством оказались встречные заброшенные поселения. Лауранаро был достаточно молод, чтобы не помнить эти места обжитыми, цветущими и поющими, однако даже без душевной связи с прошлым благополучием вид опустевших домов заставлял сердце болезненно сжиматься.

Нежелание ехать через лес, где Майяр Оромэ могут попадаться на каждом шагу, постепенно сходило на нет под натиском тяжёлых впечатлений. Взглянув на ослепительно золотые волны, искрящееся алмазной пылью горячее небо и песок всех оттенков белого, жёлтого, оранжевого и коричнево-красного, лежащий вычурными узорами, будто искусная вышивка, Лауранаро повернул коня к далёким мохнатым деревьям с высокими пышными кронами. За ними начнутся непроходимые заросли, но по кромке леса ехать в любом случае комфортнее, нежели по побережью, кажущемуся теперь захваченной врагами территорией.

Песок быстро стирал следы коня, словно был жидким, а не сыпучим, узор не портился, несмотря на вторжение всадника, а как только эльф приблизился к рядам деревьев с крупными сытными плодами, путь перегородил живой заслон из похожих на лилии цветов самых различных оттенков. Скрестив удлинённые листья, словно взявшись за руки, Майяр в облике растений склонили головки и зашелестели.

— Извините, Владыки, — поклонился в седле Лауранаро, не замедляя ход, — мне очень нужно проехать.

Перемахнув неожиданное препятствие, полунолдо поскакал вперёд, не оглядываясь.

Как ни странно, дальнейший путь обошёлся без помех, вероятно потому, что в этих местах никто не жил и не приходил в надежде увидеть вернувшуюся родню.

Вдали стала виднеться гора Таникветиль, сияние дворца казалось обманчиво близким, но Лауранаро знал — ехать ещё не один день и даже не дюжину, и это если обходиться без длительных привалов.

Но цель стоит любых усилий!

***

Индис подошла к окну и посмотрела в мерцающую даль. Странное сочетание вечной тени склона горы и блеска кружащихся в воздухе искр давно не впечатляло, полусонный покой радовал только отсутствием суеты и нежелательных визитёров, зато всё сложнее становилось не анализировать прошлое. Радоваться настоящему тоже получалось плохо, мысли постоянно устремлялись за море к сыну и внукам, а остальные потомки, оставшиеся в Валиноре, не могли утешить — вдове нолдорского короля не давало покоя чувство вины: не отговорила, не остановила, недолюбила… подтолкнула!

И если раньше рядом был всемогущий брат, то теперь… Ингвэ превратился в безвольную статую — ещё одно украшение и без того прекрасного дворца. Может, уже довольно?

Индис чувствовала, что осталась беззащитной перед любой силой в Арде, и это было вдвойне странно — Валинор ведь безопасен! Или это просто накопившаяся обида на Валар таким образом давала о себе знать? Многое невозможно было простить, сколько бы ни проходило времени: унизительное вымаливание возможности вступить в брак с Финвэ, безразличие к проблемам народов, освобождение Моргота, проклятья в адрес невиновных, порабощение разума Арафинвэ и многих других…

Думать плохо было боязно, несмотря ни на что, поэтому Индис взяла вино и пошла на прогулку, однако на этот раз решила выйти не на балкон дворца, превосходящий размером площадь, а погулять по склонам в тех местах, где проложены удобные дорожки с лестницами. Поначалу бывшая королева не замечала никого вокруг, и так бы продолжилось дальше, если бы сопровождавшие служанки вдруг не встали на пути:

— Не нужно ходить туда, госпожа! Пожалуйста! Король просил не пускать…

Замерев от неожиданности, Индис хотела высказать, что сама будет решать, куда и когда ходить, однако почему-то не нашла слов, а просто оттолкнула эльфиек с дороги и ускорила шаг. С какой стати Ингвэ лезет не в своё дело?! Он потерял власть над народом и собственной судьбой, поэтому теперь пытается командовать хотя бы сестрой?! Не выйдет!

Бывшая королева пошла ещё быстрее.

Со склона горы открывался прекрасный вид на благодатный Аман, и, пройдя совсем немного в запретном направлении, вдова нолдорана Финвэ сначала услышала, а потом и увидела то, от чего её пытался оградить брат.

Обида на Валар заставила заулыбаться. Да, глупец Лауранаро здесь добьётся только проблем на свою голову, но как же приятно осознавать, что не все в Валиноре глухи, слепы и боятся бросить вызов существующему удручающему порядку!

Жажда мщения взыграла в душе, заглушив голос разума, твердившего, что этот безумец у подножья Таникветиль — родственник Индис, надо бы вступиться за него, и бывшая королева, рассмеявшись, крикнула испуганным служанкам:

— Поддержите бедного бродягу! Принесите ему еды, вина и скажите эльфам Валимара, что сестра короля наградит каждого, кто составит компанию этому менестрелю. Выполняйте!

Убедившись, что приказ услышан, Индис выпила вина и пошла ближе к незваному гостю священной горы. Заметит? Не страшно — всегда можно уйти.

А можно и остаться. И пусть брат знает — он не Вала, чтобы кого-то лишать воли и диктовать каждый шаг. Он всего лишь эльф, опустившийся ради короны на колени.

***

Когда гора приблизилась, Лауранаро был уверен: кто-нибудь выйдет навстречу, например, родители или брат, однако этого не произошло, и лишь после того, как сын менестреля Элеммиро сел около склона на землю и начал петь, появились эльфы из верных короля Ингвэ. Услышав, что потомок изгнанников хочет говорить лично с Валар, разодетые, будто на праздник, золотоволосые аманэльдар с отрешёнными улыбками на лицах удивились, молча переглянулись и ушли. С тех пор Лауранаро оказался предоставлен сам себе и своей музыке.

Сначала в голову не приходило ничего складного и интересного, поэтому полунолдо играл на маленькой арфе, которую отец подарил в далёком детстве, и напевал первое, что приходило в голову:

— Гуляла за городом божья коровка,

По веткам травинок карабкалась ловко,

Глядела, как в небе плывут облака…

Но вдруг опустилась большая рука

И мирно гулявшую божью коровку

Засунула в крошечную коробку.

Коровка ужасно сердилась сначала:

Металась и в стены коробки стучала.

Но тщетно! Забыли о ней в коробке,

Закрыли коровку в большом сундуке.

Ах, как тосковала в неволе бедняжка!

Ей снилась лужайка, и клевер, и кашка.

Неужто в коробке остаться навек?

Коровка решила готовить побег!

Три дня и три ночи рвалась она к цели.

И вот, наконец, вылезает из щели.

Но где же деревья, цветы, облака?

Коровка попала во тьму сундука.

Тоскливо и страшно божьей коровке:

Опять она в тёмной пустынной коробке.

Вдруг видит — вверху, где вставляется ключ, —

В темницу сквозь щель пробивается луч!

Скорее на волю! Коровка отважно,

Зажмурясь, штурмует замочную скважину…

И вновь очутилась в глухом коробке

С огромною люстрой на потолке.

— О Эру! — взмолилась несчастная крошка

И вдруг увидала за шторкой окошко.

А там, за окном, всё от солнца светло!

Но к свету её не пускает стекло.

Однако коровка на редкость упряма!

Нашла, где неплотно захлопнуты ставни.

И вот вылезает она из окна —

Ура! Наконец на свободе она!

И вновь на знакомой лужайке букашка.

Под нею, как прежде, колышется кашка,

Над нею плывут в вышине облака…

Но смотрит на мир осторожно коровка:

А вдруг это тоже большая коробка,

Где травка и клевер, и рядом река?

Где солнце и небо внутри коробка?

Видя, что ни присутствие у подножья Таникветиль, ни пение не производят должного эффекта, Лауранаро решил всё же не отчаиваться и стоять на своём: эльф знал — его видят и слышат, просто делают вид, будто не замечают. Что ж, торопиться в любом случае некуда.

Продолжая напевать то весёлые, то грустные песенки, прерываясь лишь на еду и сон, стараясь не тратить набранные в пути запасы, потомок изгнанников вскоре снова заметил повышенное внимание к своей персоне со стороны Ваньяр: на этот раз они не подходили, а смотрели со склона горы, но не прошло и недели, как к всё ещё не сдавшемуся эльфу спустились две золотоволосые девы с едой и вином. Потом откуда-то взялись четверо мужчин, явно настроенных присоединиться к сидению около Таникветиль, а позже пришли ещё двое.

В компании стало гораздо веселее, музыка зазвучала громче, и Лауранаро, почувствовав поддержку, вдруг понял, что надо петь. Наскоро соорудив из подручных материалов возвышение, больше похожее на муравейник, полунолдо под дружные аплодисменты и смех поднялся на вроде бы надёжную конструкцию и принялся петь:

— Кто я такой,

Чтобы нарушив покой,

Прийти сюда и просить,

О чём другие и мечтать не смеют?

Наглость моя

Ко мне вернётся кнутом,

Ничтожный, знаю ли я,

Кто испокон веков всего сильнее?

Власть — не простое слово,

Выше она законов,

Все перед нею ниц готовы пасть,

Сила свергать основы

И создавать их снова —

Вмиг сокрушит любого

Только власть!

Да, вы могли б

Вмешаться в ход бытия

И без труда для себя

Любую душу воскресить мгновенно.

Но почему

Должны вы слушать меня?

Судьбы решенья менять,

Ради чего вам спорить с бездной Эа?

Власть — не простое слово,

Выше она законов,

Что перед нею ниц готовы пасть.

Сила свергать основы

И создавать их снова —

Вмиг сокрушит любого

Только власть!

Песне подпели с горы, смех зазвенел в искрящемся воздухе, и к веселившимся у подножья Таникветиль аманэльдар спустился Майя Эонвэ. Его образ, обычно сияющий и светлый, сейчас казался мрачным и тусклым.

— Я провожу тебя, Лауранаро, — сухо произнёс посланник Манвэ. — А с остальными разговор будет позже.

***

Всё происходившее дальше служило одной лишь цели: заставить эльфа пожалеть о дерзости.

— Куруфинвэ был не прав! — прозвучали слова, будто говорили сами стены.

«Куруфинвэ не прав!»

«Не прав!»

Сияющие образы Валар, такие прекрасные и завораживающие, на миг смазались, потеряли чёткость, перед эльфом поднялся прямо из пола чёрно-белый силуэт, и вдруг сверху будто окатило ледяной водой.

А потом Лауранаро подумал, что может идти домой. И пошёл.

Примечание к части Стихотворение про божью коровку Андрея Александрова

Песни: из рок-оперы "Повелитель снов" "Под зеркальным небом",

Из рок-оперы "Орфей" "Власть" (найдите два отличия от оригинала)))