Свет проклятых звёзд

Наши доброта и честность нас убьют

— Я сегодня не засну, — Харет открыла глаза и уставилась в конусообразный потолок шалаша. — Не понимаю, рада я или нет. Хотя, нет, понимаю. Я в ярости!

Хириль поднялась на локте, потёрла лицо. Сёстры спали на одной лежанке, делили на двоих одно жилище, поэтому часто болтали ночами, обсуждая самые разные вещи. Обычно рядом находилась нянька, но сегодня ей пришлось заняться сбором вещей в дорогу.

— Это всё Хала, — сказала Хириль. — Не надо было её вызывать. Она теперь мстит. Подсунула тебе какого-то старика!

— Значит, он скоро помрёт, и я вернусь домой! — бодро заявила Харет. — И за нормального выйду! Я завтра спрошу старика, сколько ему лет. Он ответит, а я такая: «Ой, я до стольких считать не умею!»

Девушки захихикали.

— И всё-таки надо перед старухой Халой извиниться, — настаивала младшая из сестёр.

— Боишься тоже за старика пойти?

— За тебя я беспокоюсь! Вдруг она ещё что тебе нашлёт!

— Ой, и что же? — Харет села на лежанке, скрестила руки на обнажённой груди. — Пожар, войну, гибель близких? Поверь, Хирь, она не настолько сильна. Это ж не Моргот!

— Всё равно надо, Харь.

— Сейчас?

— Сейчас.

На улице зашумел дождь.

— Ты уверена, Хирь?

— Ради твоего счастья, ради будущего мы должны! — Хириль бросила сестре тёплую накидку.

— Я простужусь и умру, поэтому не придётся выходить за старика, — всё-таки встала с лежанки Харет. — Он такой… Знаешь, он выглядит хмырём, который только и может, что пить и жаловаться. Помнишь дядю Хора?

— Да-а-а, — протянула младшая сестра, закутываясь в накидку. — Как жену схоронил, так начал! Ладно, пошли. Как раз уже все спят, не заметят.

Девушки осторожно выбежали под проливной дождь.

— Потом выпьем мёда и не заболеем, — со знанием дела сказала Хириль.

Пытаясь проскользнуть незамеченными между шалашами, внучки вождя вдруг услышали детский плач, ругань мужчины, которому мешали отдыхать и причитания двух женщин. У кого-то, похоже, серьёзно заболел ребёнок. Обойдя неспящих по широкой дуге, сёстры всё-таки добежали на берег, спустились к воде и принялись собирать подходящие по форме камни.

— Не гневайся на нас, старуха Хала! — чувствуя, что уже промокли, заговорили в один голос аданет. — Прости, что потревожили! Не гневайся на нас, старуха Хала!

Сверху из рощи донеслись крики женщины и плач ребёнка. Внучки вождя халадинов расслышали: малышу плохо, что-то страшное с горлом, никто не знает, как помочь, и вот бы бабку Аху попросить, да её утром избили, она точно никого не примет.

— Переполох, — покачала головой Харет. — Нас могут заметить здесь. Давай вернёмся.

Хириль явно не нравилась эта мысль, но девушка уже начала стучать зубами, поэтому согласилась. Прячась от мечущихся матери и бабки заболевшего ребёнка, девушки прибежали домой и, переодевшись в сухое, закутались в одеяла и взяли хмельной мёд.

— Мы камешки убрали? — вдруг спросила Харет.

— Кажется… — испуганно округлила глаза младшая сестра.

— Нет, проверять мы не пойдём! Давай греться.

Выпив и прислушавшись к шуму на улице, который вроде бы, стих, аданет вскочили с лежанки и принялись плясать, полушёпотом напевая:

— Он чужой!

Он плохой!

Мы таких

Не любим!

Но подожди!

На улице дожди!

Заходи —

Накормим.

Наконец, стало ощутимо теплее.

***

Не представляя, как нужно выглядеть на халадинской свадьбе, Галдор решил для себя, что это не имеет значения. В конце концов, ему сказали просто зайти утром и забрать жену, то есть, никакого торжества не планируется. Всё-таки одевшись в чистое и причесав золотистые с проседью волосы, сын Хадора отправился в шалаш Халмира, в глубине души надеясь, что старик Халдан за ночь забыл о своём решении или передумал, поскольку на трезвую голову его выходка выглядела ещё более безумной.

Конечно, можно привезти девчонку в Хитлум, попытаться обучить грамоте и попробовать с её помощью влиять на решения выжившего из ума деда и слабака отца, но Галдор был уверен — ничего из этого не получится. Аданет, скорее всего, необучаемая, а её родичи — крайне тупы и упёрты. Но хотя бы перед королём предстанет не с пустыми руками.

Около жилища Халмира стояли трое охранников с деревянными копьями. Галдор оценил оружие и подумал, что даже сейчас способен переломать его об колено, однако делиться с халадинами домыслами не стал.

— Я за женой, — коротко сказал он.

— Угу, — кивнул один из стражей и исчез в шалаше.

Через мгновение к сыну Хадора вышел Халмир, ведя за руку съёжившуюся злую дочь. Харет была с распущенными расчёсанными волосами, в кожаном платье до колен, и так увешана деревянными украшениями, словно это заготовленный запас дров на зиму.

— А теперь — праздновать! — совсем не радостно сообщил Халмир и указал в сторону самого большого шалаша. — Отпразднуем свадьбу — и катитесь.

Галдор безразлично пожал плечами. Он бы уехал хоть сейчас, но, похоже, всё-таки какие-то традиции соблюсти необходимо. Зайдя с сопящей от злости женой в местный зал для торжеств, сын Хадора стойко принял поздравления, взял, не глядя, всё, что ему вручили, и сел на указанное какими-то людьми почётное место.

Нынешнее веселье ничем не отличалось от предыдущего: дети, барабаны, козы, закуски из муравьёв, странное пойло, и только один мужчина выбивался из общей картины веселья. Он пил и морщился, хватаясь за горло, а потом по кругу повторял, кашляя, что ему всю ночь не давал спать заболевший внук.

— Придушил бы гадёныша! — замахнулся кулаком халадин. — Да жена меня за это того! А я жить хочу!

***

Кабор зашёл в палатку, и Глорэдэль сразу поняла — хороших новостей не ждать. От мужа всё ещё пахло травами, хотя он полностью переоделся, когда покинул жильё больного малыша.

— Не понимаю, как это случилось, — сказал знахарь, тяжело опускаясь на лежанку. — Халадины говорят, что никогда таким не болели, никто никогда не видел такого горла, поэтому не знают, что делать. Но мы видели, Гло. Незадолго до отъезда. И ещё ранее. Мы умеем лечить такое, но дело не в этом! Получается, что именно мы, хоть и здоровы, привезли сюда плёночную хворь. Как это получилось?

— Значит, кто-то из нас всё-таки болен, — помрачнела Глорэдэль.

— Но не замечает этого, да? Как с постыдными болезнями?

— Похоже на то. Что будем делать?

— Мы должны помочь, — Кабор схватился за голову. — Мы ведь лекари, Гло. Ты понимаешь, что сейчас здесь заболеет половина племени, и мы это не сможем остановить, не сможем спасти всех?

— Я понимаю.

— Главное, — взгляд знахаря стал пугающим, — чтобы никто не узнал, что это мы виноваты в болезни. Понимаешь, почему?

— Понимаю, — мрачно отозвалась Глорэдэль. — Я попробую сделать лекарства для тех, кто ещё не заболел.

— Нет, Гло, — Кабор схватил её за руку. — Если здесь поймут, что мы знаем эту хворь, нас обвинят в ней! Мы будем лечить тех, кто заболеет, говоря, что никогда ничего подобного не видели, и лишь наши знания и опыт помогают придумывать способы исцеления.

— Это ужасно, — дочь Хадора опустила голову.

— Да, дорогая моя Гло, — знахарь развёл руками. — Но наши доброта и честность нас убьют, и мы вообще никому не поможем. Это ведь хуже, чем спасти хотя бы половину, правда?

Примечание к части Да, это очень изменившаяся в веках песня «Мельницы» «Чужой»