Хоть что-то хорошее

Надо как-то жить дальше. Найти в себе силы. И жить.

Кошмары безвременья позади. Впереди — муки посмертия. И это… Невозможно представить, не прочувствовав. И было бы намного лучше никогда этого не узнать и не понять.

Безвременье, в которое проваливался, умирая от любви, Туркафинвэ, было тяжёлым кошмаром, не отпускающим даже после пробуждения. Гибнущая душа причиняла боль телу, и смерть начинала казаться счастьем.

«Пусть уже всё закончится!» — возникала мысль после очередного пробуждения.

Но теперь… Знание, что после смерти будет вечное терзание в бездне, убивала последнюю надежду на счастье хоть где-то.

Туркафинвэ пинком отбросил в сторону стул и, чувствуя стекающие по лицу слёзы, выругался. Больше всего на свете он хотел бы сейчас снова пойти на охоту с Вала Оромэ в залитый светом Древ лес, а после просто спокойно посидеть у костра, положив голову на плечо своему любимому Айну. Почему нельзя вернуться в прошлое? Почему?!

Обняв лежавшего у кровати Хуана, Туркафинвэ уткнулся мокрым от слёз лицом в шерсть пса.

Лучше остаться здесь, в полумраке каюты, чем выходить и видеть счастливого младшего брата, у которого сбылась мечта, пусть и омраченная пророчеством. Мечта его, Туркафинвэ. Он так хотел, чтобы его любили! Любила… Ириссэ! Хотел, желал, жаждал!

Но всё самое лучшее оказалось погребено под руинами Дома Финвэ, когда вражда окончательно разрушила семью, уничтожив даже фундамент родовой твердыни. Только была ли крепость надёжной? Вряд ли.

«Я больше никогда не увижу Ириссэ, — думал Феаноринг с болью, но в глубине души был рад этому. — Зачем теперь встречаться? Какой смысл? Простить такое предательство всё равно невозможно!»

Теперь впереди — только вечное одиночество в окружении вроде бы своих и боль каждый раз, когда кто-то находит счастье. А после… Лучше не вспоминать. Нет. Этого не будет. Не надо верить в истинность пророчества! Валар всегда врали, и не изменили себе снова. Лживые угрозы — это всё, на что они сейчас способны.

Хуан пошевелился, заурчал, когда его хозяин почесал за ухом.

«Любит ли меня мой пёс? — подумал Туркафинвэ, вытирая слёзы. — Или верность мне навязана собаке волей Вала Оромэ?»

От этой мысли стало совсем горько.

Гладя Хуана по холке, Феаноринг вдруг обратил внимание, что правая ладонь уже не болит, и нет ощущения стянутости кожи. Ожоги зажили. Левая кисть пострадала от огня сильнее, с неё бинты пока снимать было рано, но сознание, затуманенное отчаянием, судорожно хваталось за любую хорошую новость, даже столь незначительную, как новая кожа на ладони.

Загрузка...