О королеве Латарель и гребце со сложным именем

— Это было странно, породило много разговоров, — Маблунг почему-то пристально посмотрел на Аклариквета, словно именно менестрель короля Нолофинвэ распускал слухи про Белую Звезду. — Сродница Саэроса с подругами внезапно отправилась к людям, и там чудесным образом оказался тот, кто предал дружбу владык Дориата, уйдя вместе с братоубийцами.

— О, обожаю сплетни! А ещё больше люблю, когда сплетничают мужчины! — Зеленоглазка захлопала в ладоши, и дориатский страж занервничал. — Послушай, — бросив в костёр что-то, напоминающее сушёные цветы, колдунья подошла к воину и села рядом, — ты раскидываешься такими громкими словами, что легко можешь нажить себе врагов среди тех, кто не имеет отношения к вашим распрям. Большинство дориатрим и жителей Белерианда в целом понятия не имеют, кто такой Ольвэ, и почему его надо жалеть.

— Об этом знании заботятся наши летописцы, — Маблунг снова уставился на Аклариквета.

— Что, — усмехнулась колдунья, — даже халадинам рассказываете?

— Если требуется, — уклончиво ответил страж. — Но не знаю, есть ли в этом смысл — люди слишком быстро забывают всё услышанное. Или переиначивают так, что изначальной сути не остаётся.

— Переиначивают не только люди, — подмигнула Зеленоглазка, и менестрель Нолофинвэ, покраснев, опустил глаза. — Интересно, что рассказали халадинам твои сородичи, Маблунг.

— Гораздо интереснее, — оживился страж, — то, что поведали не они. Это была очень неожиданная история.

***

Когда Нимродель, Неллас и Митреллас прибыли к границе Бретиля, им навстречу вышли человек и эльф — явно валинорский Тэлеро, оба полураздетые и весьма нетрезвые.

— Они все замужем? — спросил заплетающимся языком молодой крепкий адан, многозначительно почесав между ног.

— Все, — кивнул Эльда. — А одна из них — за моим лордом.

— Ладно, — отмахнулся человек. — Жаль.

— Вы нас проводите, так? — уточнила Неллас, с интересом наблюдая за расплывшемся в улыбке аданом.

— Вообще, — сказал тот, — мы пришли отлить. Но раз уж вас встретили…

— Сделаем два важных дела разом, — согласился эльф.

— Только не одновременно, пожалуйста, — кареглазая дева сказала это абсолютно спокойно.

— Да мы уже отлили, не боись! — утешил её халадин. — Пошли.

Тэлеро очень учтиво подал Нимродель руку, повёл её самой удобной дорогой.

Увидев отвёрнутые от Дориата жилища, эльфийки удивлённо переглянулись, однако ничего друг другу не сказали. Из самого большого шалаша доносились громкие голоса и бой барабанов, поэтому ошибиться с местонахождением Амрота оказалось невозможно.

— Мы уже третий день веселимся, — сообщил Тэлеро. — Кстати, моё имя…

— Силиндо, я знаю, — Нимродель гордо подняла бровь. — Помню тебя в свите Тэлепорно. Учитывая, что его самого здесь нет, ты, видимо, собираешь для него сведения. Так?

— Я не шпион, госпожа, — приложил руку к оголённой груди в районе сердца Эльда. — Я просто сопровождаю сына друга моего короля.

— Да, разумеется, — племянница Саэроса улыбнулась с прищуром.

— Если он скользкий гад, — заверил человек, — я ему бошку оторву и в зад затолкаю!

От такой страшной угрозы все разом расхохотались.

Гремящий голосами и барабанным боем шалаш приблизился, эльфийки в нерешительности остановились перед входом, Неллас хмыкнула и шагнула за порог. Нимродель и Митреллас последовали за ней.

В огромном жилище — или это был местный зал для пиров — собрались не только люди и гости-эльфы, но и козы с овцами. Животные были на поводках, одних держали хозяева, других прицепили к высокому колу у стены. На всякий случай у нескольких близко находившихся эдайн были в руках хворостины, правда, использовались они, судя по первому наблюдению, не столько против скотины, сколько для усмирения детей, носившихся голышом между пьяными взрослыми.

Маленькая смуглая девочка подбежала к только вошедшим эльфийкам, гордо подбоченилась, оценивающе осмотрела гостий, а потом ткнула себя в грудь большим пальцем и очень важно заявила:

— Я — Хай-йет! Хайгет. Хар-рет! Харет. А это — мои юди.

Малышка указала на пьяных взрослых. Понадеявшись, что этот ребёнок — дочка или внучка вождя, а не его жена, дориатрим представились, и им в руки тут же сунули какое-то пойло, похожее на разбавленный водой и яблочным соком мёд.

— Садитесь, — сказала пожилая женщина с подносом, указывая на валяющиеся всюду ветки буков.

Почти не удивившись такому простому быту, эльфийки устроились поудобнее, и вдруг раздался громкий мальчишеский голос:

— Палка, ветка, коробок, — приговаривал юный адан, лет десяти, тоже не одетый, худой и очень жилистый. Он тыкал пальцем в коз и овец по очереди, а все вокруг стучали по полу ногами или палками. — Спица, нитка и клубок,

Шест, дубина, халадин.

Значит, этого съедим!

Указав на безрогую козу, мальчик взял нож у ближайшего взрослого и одним махом перерезал животному горло.

— Надеюсь, они не едят эльфов, — серьёзно произнесла одними губами Неллас.

— Если к нам подойдёт ребёнок и начнёт говорить странный стишок — бежим, — в такт ей сказала Нимродель.

— О, вернулся! — престарелый мужчина, сидевший на высоком украшенном троне-пне, только сейчас заметил Силиндо. — Давай, дальше рассказывай, пока козла готовят. Говоришь, твоя прекрасная королева Латарель пришла сквозь ночь и что-то там озарила?

Тэлеро вышел в центр шалаша, держа в руках берёзовую ветку. Он был раскрасневшийся и растрёпанный, но даже таким явно нравился местным девушкам.

— Где Амрот? — спросила шёпотом Митреллас. — Надеюсь, его не съели?

— Я тоже надеюсь, что вот эти объедки, — Нимродель указала на яму с порубленными костями, на которых осталось сыроватое мясо, — не он.

— Это не эльфийские останки, — со знанием дела сообщила Неллас. — Это очередной козёл.

Девушки рассмеялись, и в этот момент Силиндо продолжил рассказ.

— Королева Алатариэль, — заговорил он вдохновенно, однако сидевший на пне старик фыркнул:

— Латарель! Я ж сказал!

— Хорошо, Латарель, — не стал спорить Тэлеро. — Тогда она была принцессой, прекрасной и смелой. Её одну не напугала павшая на Аман тьма, и она приехала в Лебяжью Гавань защищать короля Ольвэ. Все думали, будто стоит ждать нападения чудовищ из моря, но на Альквалондэ напали Голодрим во главе с Феанором. Латарель, словно мужчина, облачилась в доспехи, взяла меч и вышла на битву. Видя, что Голодрим убивают её народ, моя королева крикнула:

«Феанор! Выходи на бой! Победишь ты — заберёшь всё, что хочешь. Если же я одолею тебя, твоё войско уйдёт с земли короля Ольвэ!»

— Корйоль-палочка, — захихикала вдруг Харет, сев рядом с Нимродель. — Его пр-равда зовут Палка?

— Правда, — немного смутилась советница Тингола. — Только не Палка, а Веточка. Ольвэ — один из Пробудившихся эльфов, тогда речь была совсем простой, и имена давали тоже простые. Высокий и худой? Веточка. Кудрявый? Волосатик. Высокий и горделивый? Звезда.

— Ва-а-а-а! — восхитилась девочка.

— Бой был долгим и страшным! — с большим и большим жаром рассказывал Силиндо. — То Алатариэль брала верх, то Феанор. И в конце концов королева не выдержала предательский удар и уронила меч.

— И что, Феанор её убил? — спросила старая женщина, сидевшая на чуть менее красивом и высоком пне.

— Да ну, — вождь махнул рукой. — Зачем? Женой сделал!

В этот момент вошёл Амрот, а следом за ним — Орофер и ещё двое дориатрим. Увидев Нимродель, сын Амдира бросился к ней, и Митреллас пришлось подвинуться, чтобы позволить состояться свиданию. Тем более, не прогонять же ребёнка, удобно устроившегося рядом с гостьей.

— Знаешь, что самое забавное? — Амрот дал Нимродель маленькую корзиночку с малиной. — Когда мы пришли и уговорили вождя Халдана нас не прогонять, я рассказал, откуда мы, что правит у нас король Амдир, король Келеборн и королева Алатариэль, жена Келеборна. Они знают, понимаешь, что Галадриэль жива и замужем не за Феанором.

— Может быть, они тебя просто не поняли? — улыбнулась, угощая Харет малиной, Нимродель. — Эти люди не выглядят умными.

— Феанор не сделал Латарель женой и не убил её, — спокойно пояснил Силиндо. — Он лишь сказал, что заберёт главное сокровище нашего народа — белоснежные корабли-лебеди и поплывёт на них в Средиземье.

— Зачем? — спросила женщина с подносом.

— Вот баба глупая! — возмутился какой-то мужчина с очень пьяными похотливыми глазами. — Надо ему! Что непонятного?

— Да, — согласился Тэлеро, — Феанору было надо. Но королева Латарель испугалась за своих родичей в Средиземье. За короля Дориата Элу Тингола, за его прекрасную супругу. И она собралась быстрее Феанора, взяла один из кораблей и поплыла, надеясь успеть предупредить об опасности близких. И, знаете, кто с ней поплыл? Потомок самого Феанора! Эльф по имени Телперимпар с самого начала не принимал участия в резне, поскольку, несмотря на юный возраст, понимал ужас происходящего. Телперимпар упал на колени перед Алатариэль, поклялся ей в вечной любви и начал умолять позволить искупить вину родоначальника. Королева не приняла любовь родича Феанора, поскольку уже была помолвлена с Келеборном, но позволила плыть вместе с ней. Телперимпар сел на вёсла, Алатариэль подняла парус, и корабль-лебедь устремился через море.

Неллас обернулась на подруг:

— Слушая нашего сказителя, я представила, что Алатариэль и Телперимпар плыли вдвоём на крошечной белой лодочке. Не верится, что легендарные корабли были такими.

— Сказитель пьян, — пожал плечами Амрот. — К тому же, его всё равно никто не слушает. Кроме тебя.

— И вдруг начался шторм! — Силиндо выпил, сделал очень страшное лицо и пугающий жест руками. — Не штилем, а бурею страшной

Меж небом и морем живём.

Зовя будто в бой рукопашный,

Клокочет безудержно шторм.

Беззвёздное чёрное небо,

В нём ветер ревёт и ревёт!

И тучи исполнены гнева,

И парус шквал клочьями рвёт!

Сжимает удушьем безмолвье,

Коварен стихии обман!

Созрели сответия молний,

Вплетаясь в кромешный туман.

А море, как Моргот, взбесилось!

Волну громоздит за волной!

То чёрной разверзнется бездной,

То вздыбится белой стеной.

Что ж, Оссэ жаждет крови?

Сулимо жаждет жертв?

Тэлеро слишком увлёкся, его песня перестала быть понятна большинству халадинов, но интонация и жесты испугали многих, особенно, детей и скотину. В шалаше зазвучали плач и угрожающее блеяние, однако именно это развеселило взрослых, мол, вот главные зрители для этого чудака.

— Халадины поначалу не хотели пускать нас, — сказал Орофер, тоже устраиваясь рядом с дориатрим и маленькой Харет. — Но мы пообещали им дичь и веселье. Дичи уже не осталось, скоро пойдём охотиться, зато Силиндо который день без устали развлекает здесь всех своими небылицами.

Нимродель ощутила зависть к успеху эльфа. Да кто он такой, чтобы забрать себе всю любовь публики?!

— Бросая на чёрные скалы,

Шторм рвал из ладоней штурвал! — пел всё громче и менее мелодично Силиндо. — Пронзал сокрушающим шквалом,

Пучин обнажая оскал.

Но даже средь буйства стихии

Не дрогнут от страха сердца.

Мы живы, мы живы, мы живы!

Как сталь, наша воля крепка!

Пленники шторма!

Пленники моря и огня.

Пусть скажут — надежды спастись больше нет.

Пленники шторма!

Там впереди уже земля,

Где мы встретим наш новый рассвет!

Под конец эльфу начали аккомпанировать барабаны, несколько самых пьяных людей принялись танцевать, прыгая с ноги на ногу напротив друг друга и толкаясь плечами.

— Ни королева Алатариэль, ни Келеборн, ни даже Телперимпар не дрогнули, и шторм отступил перед нами, — гордо заявил Силиндо. — Майя Оссэ понял, что нас не одолеть даже ему!

Нимродель обернулась на Орофера:

— Скажи, страж, как часто вы приходите в Бретиль?

— Не слишком, — отрешённо отозвался защитник. — Раз в солнечный год, может, два. Издалека смотрим постоянно, а общаться теснее желания нет. Это наугрим то и дело останавливаются у Халдана, чтобы обменять залежавшийся товар на что-то нужное, а нам какой прок?

Неллас одним махом допила то, что было в кружке и скривилась:

— Сказитель сам себя в тупик завёл. Если хоть немного знать историю…

— Но её здесь не знают, — примирительно улыбнулся Амрот. — Для халадинов это просто сказка о королеве Латарель и её верном гребце со сложным именем.

Сын Амдира вдруг замолчал, потом встал и поманил за собой Нимродель.

— Пойдём, леди, — его голос дрогнул, рука, которой он взял ладонь эльфийки, похолодела, — поговорим наедине. Прошу.

— Пойдём, — скрыла волнение племянница Саэроса, тронула щёку малышки Харет. — Мы ведь за этим сюда и пришли. Я скоро вернусь, — пообещала она девочке.

Харет кивнула и продолжила слушать сказки Силиндо.

За пределами шалаша начинало смеркаться. Роща шелестела ярко-зелёной и несомненно живой листвой, ветер доносил щебет певчих птиц, и то и дело им аккомпанировали барабанные дроби дятлов. Встречавшиеся по пути к речушке люди с вёдрами или мешками не слишком дружелюбно косились на эльфов, однако ничего плохого не говорили. Нимродель стало немного досадно — она заранее подготовила колкости в ответ на любые нападки халадинов.

— Я люблю тебя, Звёздочка, — вдруг крепко сжал плечи эльфийки Амрот. Похоже, долго готовился к этому моменту. — Прошу, не отвергай моих чувств! Умоляю!

— Но почему я должна… — неожиданно для себя грубо заговорила Нимродель.

— Ты не должна! — не дал ей продолжить Синда. — Просто знай! Охотясь на пауков, я представлял, что защитил бы тебя от любой опасности лучше, чем иллюзорная завеса! Мой мир настоящий, в отличие от Дориата! Мои чувства не способно изменить время!

— Вы охотитесь на пауков? — эльфийка подняла бровь.

— Да, я понимаю, это звучит глупо, но в нашем лихом лесу, то есть, не в нашем, но недалеко от нас, по легенде спряталась чудовищная паучиха. Огромная! Размером с башню! И она наплодила пауков поменьше, но всё равно, они крупнее медведей!

По лицу советницы Тингола стало ясно: она относится к сказанному так же, как к небылицам Силиндо.

— Нет, — запаниковал Амрот, — нет! Прошу! Поверь мне! Мирквуд действительно опасен! И там эти пауки! Мы ходим охотиться на них, чтобы не подпускать близко к нам! Я защищаю границы. Выходи за меня и будешь править нашими землями! Они прекрасны, поверь!

Нимродель поднесла палец к губам, подождала, когда эльф начнёт дышать ровнее.

— Ты, наверное, думаешь, что мне всё даётся легко, ведь я — сродница самого Саэроса! — она усмехнулась. — Но это не так, Амрот, сын Амдира. Я родилась, когда уже все самые почётные места были заняты. Но я не сдавалась и не опускала руки! Я хотела быть наравне с теми, кто уважаем королём и удостаивается улыбки королевы. Ты рассказываешь мне о своих чувствах и сказки, но тебе совсем не интересно, что чувствую я. Скажи, почему я должна пойти с тобой, бросив в один миг всё, к чему стремилась годами? Да, дядя помогал мне, но я, выступая перед публикой, которая привыкла слушать Даэрона, ощущала презрение и насмешки, мол, не будь эта девчонка родственницей советника, не петь бы ей для нас. Мне приходилось доказывать, что я тоже достойна! И я доказала! Когда король Финвэ Финголфин собирал Праздник Объединения, владыка Тингол сразу решил, что поедут в Хитлум от Дориата только Даэрон в качестве летописца и Маблунг — его охранник. Я понимала — Даэрон обязательно будет что-то петь, и у меня возникла идея. Я сидела без отдыха уйму дней, сочиняла балладу, которая стала бы лучше всей той бессмыслицы о любви, которую обычно бросает публике Даэрон. Да, возможно, не будь я племянницей Саэроса, мои труды пропали бы зря, но мне повезло. Знаешь, что это была за песня? — Нимродель просияла. — Это было напоминание о прошлых страшных днях, которые не видели аманэльдар, напоминание о «случайно потерявшемся» вожде Эльвэ. Кто хотел бы, понял. Просто послушай!

На землях, войною пылающих,

Которых покинуть нельзя,

Эпоха досталась нам та ещё,

Но плакать не будем, друзья!

Пусть редко удача встречается,

И выстлан не розами путь,

Но всё, что на свете случается,

От нас не зависит ничуть.

Зависит всё, что в мире есть,

От поднебесной выси!

Лишь наша честь, лишь наша честь

От нас одних зависит.

Нам времечко выпало то ещё!

О чём предстоит песни спеть?

Одно у души есть сокровище,

Оно называется «честь».

Возможно и трубы победные,

И славу отдать, и почёт,

Но с честью до вздоха последнего

Достойнейший лишь проживёт.

Зависит всё, что в мире есть,

От поднебесной выси,

Но наша честь, о, наша честь

От нас одних зависит.

Повисло молчание.

— Пойми и ты меня Амрот, сын Амдира, — некоторое время послушав пение птиц и понаблюдав за мрачнеющим на глазах влюблённым эльфом, заговорила Нимродель. — Белая дверь закрыта. Я не вижу смысла бросать свои труды и безопасный дом ради пауков. Когда я получила твоё письмо, мне стало интересно взглянуть на тебя, я даже рискнула пойти сюда, соврав домашним. Но, увидев тебя, я поняла, что не хочу ничего в жизни менять. Давай вернёмся в шалаш, я обещала Харет.

Амрот не ответил, лишь где-то вдалеке одиноко запел соловей.

***

— Это, разумеется, сплетни, — Маблунг с осуждением посмотрел на Зеленоглазку, — но мне рассказывали, что леди Нимродель и принц-предатель надолго ушли с пира, а потом, когда вернулись, сели порознь, и леди стала учить халадинов песне о чужаках.

— Почему же нам нельзя чему-нибудь поучить халадинов? — колдунья бесцеремонно оперлась локтем на плечо стража и положила на него голову, оказавшись совсем близко к лицу Маблунга.

Аклариквет отвернулся.

— Вождь постарел, — напрягся воин, явно не ожидавший такого проявления внимания. — И, чем старше становится, тем сильнее не любит нас. Возможно, это зависть, но не всё ли равно?

— Да, — согласилась Зеленоглазка. — Какая разница, что думает о тебе смертный? Особенно, когда так дивно поют соловьи.

— Да, — Маблунг кивнул, пытаясь отстраниться. — Соловьи сегодня поют поистине прекрасно.

Примечание к части Песни:

«Пленники шторма» гр. «Гаснет свет»,

«Честь» И. Наджиев

Загрузка...