Две проблемы
В раскалённые недра горы, называемые кузницами Вала Ауле, никогда не допускались эльфы, и долгое время запрет носил священный характер — раскалённым рекам и озёрам придавалось магическое значение, умаляющее достоинство простых аманэльдар, надумавших себе, будто не заслуживают происхождением посещение сокровенных подземелий.
Однако всё изменилось, когда подобный запрет — спускаться в шахты — оказался объяснён простой опасностью для жизни: под толщей почвы темно, а если осветить туннель огнём, может произойти взрыв. С изобретением холодных светильников шахты стали доступны для эльфов, а Феанаро получил новый повод гордиться собой, разрушив с помощью науки очередное глупое суеверие.
С кузницами мастер хотел поступить схожим образом, и примерно представлял, как этого добиться, однако создать жароупорные материалы для защиты тела и фильтрующие ядовитый воздух маски не удалось. Теперь же работа над подобными проектами и вовсе встала, поскольку Феанаро Куруфинвэ запретил в его отсутствие продолжать начатые им исследования, а также браться за новые, опираясь на перводомовские наработки.
Недовольные таким положением вещей эльфы стали задавать неудобные вопросы Валар и просить разобраться в ситуации.
***
В огромных ёмкостях из материала, состав которого эльфам не раскрывался «за ненадобностью», прямо в лаве смешивались и обогащались уникальные сплавы — их невозможно было получить при меньших температурах. Вала Ауле, чёрно-красной фигурой возвышаясь над огненной рекой, прервал пение, напоминавшее рокот бушующего потока, и обернулся не подошедшего помощника.
— Остались нерешённые вопросы? — сухо поинтересовался Творец Гор.
— Две проблемы, — Майя Курумо посмотрел на пузырящийся белый металл. — Учитывая, что без Феанаро вся работа затормозилась, а его сын и тем более внук ничего не решают, только приезжают поработать, выходит, что мы устранили Феанаро и теперь, воспользовавшись ситуацией, возьмём его труды, учеников и мастеров себе, как это было изначально. Кто-то согласен и даже рад, но в таком случае выходит, что Феанаро прав, и Валар хотят сами править эльфами. Значит, короли и другие лидеры аманэльдар не имеют реальной власти, вопреки изначальному договору, что Айнур для Детей Эру — учителя и защитники, а властвуют над Народом Звёзд их собратья. Это не те отношения, к которым мы стремились, Владыка. Вот одна проблема из двух. Вторая в том, что эльфы, обучающиеся у нас, стали говорить, будто в случае некоей провинности не получат защиту или хотя бы обыкновенную поддержку учителя перед другими Валар. Значит, доверия между нами быть не может. Ещё немного, и нас открыто обвинят в обмане, утаивании, тирании и чём-нибудь столь же неприятном. Лично мне всё равно, что думают про меня аманэльдар, но я понимаю, какие последствия могут иметь подобные переосмысления.
— Пусть ко мне приходят те, кому интересно моё искусство, — отрезал Ауле. — Пусть создают украшения для себя, домов, садов, фонтанов. И если какой-нибудь эльф попросит моего разрешения что-то делать, я не стану выяснять, позволял это Куруфинвэ или нет. А его дружки, хозяйничающие в библиотеке и обсерватории, меня не интересуют ровно до тех пор, пока не придут на мою территорию.
— Менелдил отправил Раниона с посланиями в Форменоссэ, а потом заявил, что Феанаро подумывает остаться на севере, но для этого потребуется перенести всё необходимое в горы, а дело это непростое и не быстрое.
Котлы забурлили сильнее, огненные фигуры поднялись из лавы и поставили ёмкости на твердую землю около Вала.
— Пустые разговоры, — отмахнулся Ауле от слов помощника.
— Я не был бы столь уверен, — Курумо посмотрел на освещённые огнём недр своды, на которых игра теней создавала причудливые образы, — Рианаро говорил, что большинство проектов изгнанника продолжают делаться, но с условием — каждый шаг должен быть согласован с Куруфинвэ лично, ведь невозможность жить в Тирионе никаким образом не отстраняет мастера от его работы. Поэтому кузнецы, ювелиры и исследователи могут лично ездить в Форменоссэ, либо…
— Да, остаться там. Я не против. По сути это переселение ничего не изменит.
— Вот именно, — кивнул Майя. — А это означает, что изгнание Феанаро не имеет смысла.
***
Нолофинвэ посмотрел в окно на залитый серебром Телпериона сад, покачал головой и обернулся на постель.
Анайрэ спокойно спала полураскрывшись, и небесно-голубой шёлк едва касался белоснежной бархатистой кожи эльфийки, ничего не пряча от глаз супруга. Однако тяжёлые мысли заставляли устремлять взор вовсе не на желанное притягательное тело, а в волшебно-сияющую пустоту, туда, где вдалеке белела священная гора Таникветиль.
Никогда ранее ощущение связанных рук не было настолько мучительным. Король-наместник вспоминал свои планы в мечтах о троне, и понимал, что даже тогда, в статусе принца, вечно преследуемого предвзятым мнением Первого Дома, чувствовал себя гораздо свободнее, нежели сейчас.
Да, Феанаро нет в Тирионе, но его помощник Эртуил с завидным рвением мешает всем и каждому, кто имеет несчастье обмолвиться о малейших продвижениях в любом деле.
Нолофинвэ сжал кулаки.
Население города неумолимо росло, и это было прекрасно, однако внезапно оказалось, что проект Тириона принадлежал другу нолдорана Финвэ — Орландиру, а тот в свою очередь передал право расширять границы и достраивать дворцы сыну Мириэль Териндэ, соответственно, без его согласия нельзя изменять облик Града-на-Туне, чтобы не навредить изначальной идее.
Сам Орландир отказался решать какие-либо споры, сославшись на то, что король всё ещё Финвэ, а значит последнее слово за ним, однако Нолофинвэ знал — от отца он ничего не добьётся, а значит, круг снова замкнулся на Феанаро.
И что говорить растущим семьям? Переделайте гостевой зал под очередную детскую? Не играйте свадьбы, пока не вернётся нолдоран? Может, объявить состязание на самый абсурдный ответ для подданных? Толку не будет, но хотя бы повеселиться можно.
«Помни, Нолофинвэ Финвион, ты наместник, — при случае повторял Эртуил, оставшийся следить за дворцом Феанаро, — как и я — лишь смотритель. Я не имею права хозяйничать в доме моего принца, а ты — в королевстве отца. Ты поддерживаешь порядок, сохраняешь нетронутыми ценности, но не более».
Можно было бы поспорить, однако эту точку зрения поддержали многие, в том числе и семья самого наместника, поскольку однажды венценосный родич вернётся, и объяснять ему, почему и что было сделано, никому не хотелось.
Вспомнив о том, что мать настаивала на разговоре, наместник подошёл к постели, поцеловал супругу, прекрасное лицо которой озаряло угасающее серебро и набирающее силу золото, и поспешил собираться на встречу. Вряд ли удастся повернуть ситуацию в свою пользу, однако ещё есть время даже для необоснованной надежды на лучшее для себя, и этим необходимо воспользоваться.
***
Щебетание птиц за окном сменилось мелодичными трелями, когда сидящий в саду принц Финдарато стал учить юного наследника музыке.
— Знаете, почему я снова рада предстоящему Празднику Урожая? — допивая вино, улыбнулась Индис, отходя от окна и оборачиваясь на сыновей. — Потому что там точно не будет петь этот проклятый менестрель Макалаурэ! А под музыку моих драгоценных внуков чудесно спится.
Королева, не удостаивая взгляда старшего сына, указала младшему на бокал:
— Налей мне ещё. Поухаживай за матерью.
Арафинвэ с неохотой подчинился.
— Финдарато красиво поет, и спать под его баллады не тянет, — с обидой сказал младший принц, пролив несколько капель алого вина на скатерть. Ему всё больше казалось, что ситуация окончательно вышла из-под контроля, и ничего хорошего из этого не получится. Мать слишком часто требовала встреч с Валар, постоянно о чём-то с ними договаривалась… И запрещала рассказывать об этом Нолофинвэ.
Но почему?
Он ведь король-наместник! Зачем же собственная семья действует за его спиной?
До ближайшего большого праздника было ещё очень далеко, однако разговоры уже начались. О нём шептались, пели, рассказывали, сочиняли, строили планы…
— Если будешь пить слишком много, матушка, мой приход сюда потеряет всякий смысл, — резко встал со своего места Нолофинвэ и подошёл к окну. В его прозрачно-серых глазах отразился почти угасший свет Телпериона. — Я не против отдохнуть за бокалом вина, но ты звала нас для важного разговора.
— Ты никогда просто так не приходишь к матери! — Индис смахнула со стола золотую ложку, и та с жалобным звоном упала на чароитовый пол. — Ты следишь за делами Феанаро, надеюсь?
Нолофинвэ не ответил. Шли годы, он ни разу не написал брату… Нельяфинвэ несколько раз передавал ему письма от своего имени, и получал ответы, но для Куруфинвэ там не было ни строчки. Причина крылась не в том, что новый король не вспоминал о старшем брате, он просто не знал, что написать.
— Мама, — вздохнул Нолофинвэ, но Индис тут же перебила его:
— Королева-мать!
— Королева — это моя жена, — начал злиться в ответ на агрессию наместник, держа себя в руках из последних сил. — Прошу, давай поговорим по существу. Ты прекрасно знаешь, что население Амана растет, проблемы множатся, и даже Валар уже признали, что изгнание Первого Дома было слишком жёсткой мерой. Сейчас подобных конфликтов очень много, случаются они и в семьях высокородных, и простых, и невозможно каждый раз отправлять в изгнание зачинщика со всей его неравнодушной роднёй. Ты понимаешь, о чём я?
— Более чем! — Индис начала ходить взад-вперед по пушистому холодно-синему с золотом ковру. — К великому сожалению, перводомовцы не перебили друг друга за время изгнания. И даже своего страдальца выходили! Я не понимаю, Нолофинвэ, почему в песнях не поётся о том, что злой изгнанник покусился на принцессу, за что был проклят самим Эру?
— Потому что не стоит переходить границы разумного, матушка, — отозвался король-наместник. — Я могу приказать Аклариквету что угодно, но мой народ — не сборище безмозглых баранов.
— И твоя дочь до сих пор не замужем!
— Дочь Арафинвэ тоже.
— Она ещё юная! — Индис поставила перед младшим сыном бокал, давая понять, что тот отлынивает от обязанностей. Выпив вина, супруга бывшего короля заговорила спокойнее. — Нолофинвэ, ты прекрасный правитель. Гораздо лучше, чем отец, которого дела эльфов всегда интересовали много меньше, чем тёплая постель. При тебе растут города и множатся эльфы, счастливых семей всё больше, в Амане царит мир и порядок, и есть лишь две проблемы, омрачающие твоё правление: однажды вернётся законный король. Что же касается статуса изгнанников у Феанаро и его рода… Он был дан за, в общем-то, пустяковое дело. Ты же понимаешь, сын, всё выглядит так, словно ты избавился от конкурентов, и это как раз вторая проблема.
— Можно подумать, это неправда, — усмехнулся Арафинвэ. — А на правду не обижаются.
Нолофинвэ испепеляюще посмотрел на младшего брата.
— Правда в том, — Индис, зло прищурившись, взглянула на любимого сына, — что Ноло должен остаться на троне, и вашему отцу во главе народа Нолдор делать нечего, поэтому нужно что-то предпринять, сохранив лицо и чистые руки, не перемазанные в светящейся краске.
Нолофинвэ засмеялся, но ни брат, ни мать не разделили его веселья.
— Не волнуйся, матушка, — выдохнул король-наместник, — я не собираюсь рисовать послания Феанаро и отцу. Я не настолько хороший художник.
— Тебе весело! Ты не понимаешь, какой это был позор? Когда Финвэ, поддержавшего сына-мятежника, обязали добровольно последовать с заговорщиками в изгнание, я избавилась от всех вещей, вышитых и сотканных его первой женой, потому что теперь мне никто не мог запретить это сделать. А Финвэ оставил нам всем ещё худший подарок. После такого ему больше не быть уважаемым королём даже для тех, кто чтил его по старой памяти. Поэтому ты, мой мудрый сын, носящий имя Финвэ, как и отец, должен особенно ревностно заботиться о репутации, чтобы те, кто сочувствуют Феанаро и его семье, не захотели сместить тебя.
— Я напишу ему, когда мне будет, что сказать, — Нолофинвэ взялся за бокал и графин, посмотрел на мать, потом на брата. — Арьо, может, и мне нальешь?
— Не унижай его! — вспылила Индис. — Он не обязан прислуживать тебе.
— Мне не трудно, — пожал плечами Арафинвэ и наполнил хрусталь брату и себе.
— Валар возьмут организацию переговоров на себя, на этот раз без возможности для Феанаро явиться с оружием, — Индис критически посмотрела на лежащие в кварцево-золотой вазочке фрукты и ягоды. — Его, конечно, не приведут под конвоем и в цепях… К сожалению. Но его «армию» не подпустят. А тогда, Ноло, как только Феанаро предстанет перед тобой в безопасном для тебя виде, ты пообещаешь, что отныне и навек ты будешь следовать за братом, куда бы тот ни шёл, какой бы путь ни выбрал. Ты должен дать Феанаро и всем остальным понять, что возлагаешь на брата большие надежды, доверяешь ему. Чтобы он понимал ответственность за свои поступки.
— Опасное обещание, — нахмурился Нолофинвэ. — Никогда не знаешь, что задумает Феанаро.
— Он не безумец, — посмотрела в глаза сына Индис, — и не глупец. Изгнание отрезвило его. Я лично говорила с Манвэ. И не раз. И сейчас, Ноло, я передала тебе его слова. Это не моя выдумка. «Ты будешь идти, а я — следовать». Таково Слово Валар для тебя, мой старший мальчик.
Арафинвэ принялся сосредоточенно рассматривать скатерть, проводя пальцами по витой линии из алых нитей, на которую пролилось вино.
— Вала Мелькор ушел из Валинора, — вдруг помрачнела Индис, — а его помощь всегда имела огромное значение для всех нас.
— Здесь много его братьев и сестёр, — равнодушно сказал Нолофинвэ, — без помощи не останемся.
Индис резко развернулась и нечаянно смахнула со стола бокал. Алое пятно растеклось по чароитовому полу среди осколков хрусталя и оставшихся невредимыми золотых змей, обвивавших чашу. Арафинвэ с жалостью посмотрел на мать, понимая, что отучить её постоянно пить, похоже, невозможно. Что-то её гложит. Что-то такое, о чём она не говорит даже любимому сыну.
Бедная мама! Как же вернуть на твоё лицо счастливую улыбку?