Свет проклятых звёзд

Благо

«Улетай на крыльях ветра

Ты в край родной, родная песня наша!

Туда, где мы тебя свободно пели,

Где было так привольно нам с тобою.

Там, под синим небом,

Негой воздух полон,

Там, над гладью моря

Дремлют горы в облаках.

Там так ярко звёзды светят,

Родные скалы серебром блистают,

В долинах пышно травы расцветают,

И соловьи поют в лесах зелёных…»

Ветер был живым, думающим и чувствующим. Его прикосновения ощущались не как дуновение, но словно рука из плоти трогала волосы, ресницы, гладила кожу на лице и кончиках ушей.

Проводив воздушную волну взглядом, Валиэ Эстэ посмотрела на гуляющих среди покрытых росой цветов эльфов. Гости Лориэна не скучали — большинство что-то плели, мастерили, сочиняли, растили милых зверушек, играли друг с другом или хранителями Садов. Однако ветер предостерегал — снова кто-то втайне мечтает покинуть владения Вала Ирмо, но не уходит, а, значит, может смущать других гостей недобрыми речами или тоскливым взглядом.

В Лориэн идут отдыхать душой, а не думать о плохом! Покой должен тщательно охраняться.

Чёрно-коричневые и золотисто-медные волосы сплелись в тугую косу, два любящих сердца бились в унисон, эльфам казалось смешным то, как они соединили судьбы, сделав на двоих одну причёску, и даже когда рядом оказалась Валиэ Эстэ, Нолдор не перестали веселиться.

— Я рада, что вы счастливы в моих Садах, — улыбнулась владычица, садясь на берегу сверкающего озера рядом с парой. — Вы сделали верный выбор, оставшись о мной. Ветер доносит разные вести, но здесь все от них защищены.

— Там так ярко звёзды светят, — произнёс золотоволосый эльф, посмотрев мимо Эстэ, — родные скалы серебром блистают,

В долинах пышно травы расцветают,

И соловьи поют в лесах туманных.

Эта Тема звучала на Таникветиль. Не так, разумеется, но отец исполнял её по-нашему. С этих слов начиналась песня о Великом Походе, и после описания красот шли рассказы о чудовищах.

— Эта песня о свободе, — Валиэ испытующе посмотрела на Нолдор сияющими добрыми глазами. — О том, что там, где нет смотрителей, не будет и защитников.

— Мы понимаем это, вот и остались, — темноволосая Эльдиэ стала переплетать косу, делая её ещё причудливее. — Однажды мы привыкнем к покою, и тогда, возможно, вернёмся домой дарить свет и мудрость тем, кто в них нуждается.

— Тем, кто нуждается в нас, — Нолдо с волосами цвета золота с медным оттенком кивнул.

— Некоторые Айнур сначала пришли в Арду, а потом приняли непростое решение покинуть её и вернуться к Эру, — голос Эстэ зазвенел пением птиц, зажурчал ручьями, зашелестел листвой. — Арда нравится не всем, и нет смысла держаться за то, что не радует. Попытка прижиться, подстроить мир под себя — это путь во тьму, в самые бездны искажения. Это дорога, по которой пошёл Моргот, и я не думаю, что кто-то из нас хотел бы последовать за ним. Лучше выбрать иную тропу.

— Ты уже произносила эти слова, госпожа, — Нолдиэ доплела косу, — или это был сон? Если разговор мне пригрезился, значит, одно и то же видение повторялось несколько раз. Или всё это только кажется?

— Возможно, я хочу достичь понимания между нами, — пояснила Эстэ. — Нам всем необходимо уметь как принимать гостей, так и отпускать их. Нам всем нужен мир, но жить без вражды необходимо учиться. Если вся Арда — противник, возможно, есть смысл найти или создать новую. Такое простое знание, похоже, недоступно Морготу, и все мы страдаем из-за этого.

— Да, эти слова уже звучали, — произнёс эльф, касаясь щеки супруги, — сначала прилетает ветер-гонец, потом приходишь ты, владычица, или кто-то из твоих Майяр. Наш путь замкнулся здесь, он идёт по кругу — по Кругу Рока. И это именно тот мир, который мы создали друг для друга.

Воцарилась благоухающая цветами тишина, живой ветер снова прилетел и начал ластиться, словно довольная кошка.

«Там соловьи поют в лесах туманных».

По противоположному берегу озера шла эльфийка с тёмными волосами, в лёгком платье, ткань которого почти истлела. К истончившемуся льну было бы страшно прикоснуться, но Эльдиэ не смущал её наряд — она просто порхала с кочки на кочку, кружилась и напевала:

— Ночь щекой прижалась к окнам,

И в её мечтах высоких вновь

Горит звезда, печальна и легка.

Ты тихо смотришь на огонь,

Но ты где-то далеко —

Мне не знакомы эти берега.

Я б коснуться губ твоих могла,

Но я безумно далека,

Так одиноко мне с мечтой, прости.

И как ни жалко, всё равно

Никогда любви земной

В твоём подводном царстве не найти.

Светлая тропа на тёмных волнах,

Светлая тропа тебя уводит

В мир, где нет и не должно быть места для меня,

В мир, где для тебя чужая я.

Валиэ Эстэ молчала, супруги тоже не произносили ни слова. Повторяющийся разговор в любой момент мог начаться снова, и движение по кругу казалось бесконечным, как жизнь самой Арды и бессмертных существ в её пределах.

***

В гавань заходил корабль. Только один, однако все, увидевшие его, вздрогнули, словно прибыл целый орочий флот.

Белоснежные лебеди поначалу лениво расступались, но, по мере приближения судна, всё спешнее разлетались в стороны, чайки подняли крик, а эльфы на набережной поторопились удалиться в тень зданий и садов.

— Я могу подговорить Тилиона устроить незапланированный отлив, и вы не причалите, — поднялась из воды прекрасная дева с хвостом кита. Сейчас Айну не выглядела угрожающе, однако все знали, насколько неуправляем может быть её гнев. — Зачем вы приплыли?

***

— Зачем мы поплывём? — Арафион поднялся на высокий причал и в очередной раз залюбовался кораблём, украшенным изображением Феанаро Куруфинвэ и Сильмарилей. — Тебе так нужен альквалонский жемчуг, что ты готова лично добираться в Лебяжью Гавань из Форменоссэ по морю?

— Я хочу взять лучшие, самые редкие жемчужины, — хищно улыбнулась Нарнис, одетая в мужскую одежду не по размеру, с коротким мечом на поясе. Огненные волосы выглядели растрёпанными, от Нолдиэ пахло вином и дымом. — Я возьму жемчужины, — дочь Нельяфинвэ Феанариона стиснула плечо ваньярского принца, — растолку их в порошок прямо на глазах у Тэлери, а потом съем, предварительно полив расплавленным золотом! И закушу сырым мясом.

— Тэлерийским?

Нарнис на мгновение задумалась, потом утвердительно кивнула.

— Я просто хочу поговорить кое с кем, — вдруг тон эльфийки стал извиняющимся. — Это такое странное чувство…

— Мама! Всё готово! — Финвиэль прибежала на причал с внушительным свёртком. — Можем отплывать.

Кивнув дочери, одетой не столь необычно, как сама, леди Нельяфинвиэль взлетела на палубу и погладила ближайшую мачту.

— Я была в Альквалондэ не один раз, даже не два и не три, — наблюдая за действиями команды, Нарнис ещё больше сникла, — но запомнилось лишь единственное посещение. Понимаешь, Арафион, я тогда совершенно не понимала, что происходит, поэтому просто выбрала для себя роль и играла её. Но теперь я хочу быть честной.

— Это из-за рассказа аулендилей? — Финвиэль поправила платье, села на скамью.

— Да, в том числе, — дочь Нельяфинвэ Феанариона посмотрела на медленно удаляющийся берег. — Если бы Куруфинвэ Атаринкэ услышал от жены то, что услышала я…

— Я давно предлагала поговорить с бабушкой Нерданель, — дочь осуждающе взглянула на маму, когда та опять отхлебнула вина.

— С ней мне говорить не о чем, — отрезала Нарнис.

— А я нужен для охраны? — осторожно поинтересовался Арафион.

— Да, охранять Тэлери от меня, — леди Нельяфинвиэль сильнее растрепала волосы, переплетая их с ветром. — Когда я приехала в Альквалондэ после боя, — речь Нолдиэ ускорилась, стала громче, — мне предстала сумбурная картина мира, как та, что изображает искажение Темы Творения. Помните? Её нарисовала для Праздника Урожая, когда я ещё была ребёнком, тирионская мастерская, которой в то время руководил Воримо. Потом ему надоели разногласия, и он отказался от творчества, занялся то ли изготовлением холстов, то ли вообще ничего не делал до самого Исхода. Но это неважно. На той картине было множество мазков, но, если приглядеться, получалось рассмотреть нарисованные краской мелодии. Воримо говорил мне и другим детям, что мазки нужны для демонстрации разбитости единого. Что есть главная Тема, есть второстепенные, третьестепенные и остальные. И все они искажены, рассыпались осколками. Я очень хорошо знала, что означает «главный», «второстепенный» и остальные, поскольку в семье меня этому учили, но на полотне я видела, что Тема, которая подаётся как основная, не самая гармоничная и красивая. Она ярче и длиннее, но не лучше. Был на полотне узор, который притягивал взгляд гораздо сильнее, в нём чувствовалось совершенство изначальных линий, за эту Тему становилось куда обиднее! Она не должна была исказиться! Зачем её испортили?!

Нарнис выдохнула, замолчала и посмотрела на волны. Дневная жара уже спадала, светоч Анар не слепил глаза, небо окрашивалось в сиреневый. За кораблём плыли, играя, дельфины, летели чайки, волны переливались золотом.

— Когда я приехала в разгромленную Лебяжью Гавань, — снова заговорила Нельяфинвиэль, — то, конечно, не вспомнила ту картину. Сходство нашлось много позже, однако ощущения возникли те же. Я смотрела на город, и видела разбитую Тему Творения. Понимаете, мой народ строил эту красоту, и теперь она испорчена! Конечно, Тэлери было не жаль жечь и ломать то, что они не делали своими руками! Я говорила с Нолофинвэ, и он мнил себя Главной Темой. Но мне не было его жаль ни капельки! Я лишь не понимала, не могла принять, почему битву выиграл мой муж, а главный здесь — совсем не он? Но я еду в Альквалондэ не из-за того, что Тэлери сделали с Финдекано. Я понимаю — когда твой папа, Финви, вернётся, он не будет рад узнать, что я за него мстила, хотя он сам может это сделать, если посчитает нужным. Я хочу поговорить совсем о другом.

***

— Я обезумел от восхищения твоей красотой, госпожа Уинэн! — заулыбался Арафион, сияя в последних лучах заката. — Я скучал и умолял мою госпожу Нарнис Нельяфинвиэль позволить мне навестить хранительницу этого прекрасного города!

— Ваньяр лучше всех умеют изображать рабов, — фыркнула Финвиэль, наклонившись к матери, — и этим подкупают кого угодно!

— Мы ведь в Благом Амане, — ещё блистательнее расплылся внук ваньярского короля. — Рабы — у Моргота, а мы — любимые соседи. Госпожа Уинэн, прекрасная и милосердная! Мы прибыли к мастеру Махтану, гостящему здесь. Воспользовались моментом, когда он не в подземных кузницах.

Майэ посмотрела снисходительно-насмешливо, пышные серебристо-голубые волосы, совершенно сухие, затрепетали на ветру, словно при погружении под воду.

— Принца Арафиона светлые аманэльдар считают предателем, — прозвучал прибойной волной голос младшей Айну. — Как и принца Фионвэ. Лишь милостью Вала Манвэ вы до сих пор не наказаны, поскольку Владыка Сулимо уверен — вы сами не осознаёте, куда плывёт ваш корабль.

— Я здесь — лишь белый парус, — вкрадчиво, с нотами покорности начал напевать внук Ингвэ, — я за проступки каюсь,

В любви Валар купаясь.

В белой дымке тая,

Чайкой улетаю-таю-таю…

Так любить не может никто.

Уинэн подплыла к причалу настолько стремительно, что эльфам показалось, будто под ногами пропала опора. Встав на белоснежные доски уже в обличии девы с ногами, а не китовым хвостом, Майэ что-то прошелестела, и к ней вышел из воды Майя Оссэ, царственный, словно именно он правил городом Альквалондэ и всеми Тэлери Валинора. Подождав, когда корабль причалит, помощник Вала Улмо подошёл вплотную к судну и начал очень внимательно рассматривать каждую мелочь, потом поднялся на палубу, прошёлся от кормы до носа, спустился в трюм.

— Мы хотим полюбоваться вашим творением, пока вас не будет, — сказал Оссэ, через некоторое время вернувшись на причал. — Возможно, ненадолго выйдем в море.

— У нас достаточно сопровождающих защитников, — улыбнулась Нарнис, подбоченившись, — чтобы отогнать Тэлери, если те захотят в отместку за поступок Феанаро Куруфинвэ сжечь корабль его внучки.

— Лучше не допустить конфликт, чем потом его разрешать, — Арафион приобнял леди Нельяфинвиэль за напряжённые плечи, — если Тэлери увидят, что помощники Улмо благосклонны к нашему кораблю, никто на него даже косо не посмотрит, несмотря на то, что на нём изображено.

— Величайший из Эльдар и его величайшее творение, — невинно промурлыкала Финвиэль.

На звёздный купол медленно поднялась серебристая ладья с цветком Телпериона, Уинэн посмотрела вверх, вскинула руки. Недовольный взгляд Оссэ был весьма красноречив, однако Майэ не обратила внимания. Зазвучала тягучая мелодия, полившаяся в небо и с неба одновременно, музыка сплелась будто в тугой канат, и начался мощный прилив. Лицо Уинэн засияло восхищением, белую мачту вдалеке стало не видно из-за прибывшей воды.

— Пойдём, — выдохнула Нарнис. — Прогуляемся по городу по дороге к мастеру. Мне надо ещё раз всё обдумать.

— Хочешь заставить родича ждать? — осторожно поинтересовался Арафион.

— Нет, — отрезала Нельяфинвиэль, неуверенно взяв бутыль, — он нас не ждёт.

***

Фионвэ подошёл к высокому окну крепости Форменоссэ и посмотрел вниз во двор. Леди Усинтиэль о чём-то весело говорила с внуками, словно не было недавних гневных речей о Махтане и его учениках. Сын ваньярского короля невольно думал, как и почему распадается всё больше валинорских семей. Одних, как Финдекано и Нарнис, Куруфинвэ Атаринкэ и Усинтиэль разделил Исход, других…

Может быть, у юного Тинданаро и Элендис всё сложится лучше, семья уцелеет, несмотря ни на что, однако сейчас Фионвэ боялся другого: его сын затеял дерзость, возможно, полезную, но она точно не понравится слишком многим. Что, если Нарнис, Финвиэль и Арафион не вернутся из Альквалондэ, а решат уйти в Лориэн обдумать жизнь и исцелиться от тьмы?

«Это благо, — повторял себе сын короля, но с каждым произнесённым словом становилось страшнее. — Это благо».

Это Благо.

Примечание к части Песни:

«Половецкая пляска» из оперы «Князь Игорь»,

«Лунная тропа» Алсу,

«Белый парус» гр. «Нэнси»