Эпизод 1.5: Птенец расправляет крылья

Эпизод LXXI: Месть ситха

Пробуждение Саважа Опресса было наполнено болью. Глухой, тяжёлой болью в затылке — там, куда пришелся удар, лишивший его сознания. Острыми вспышками боли в ожоге на правом боку, разгоравшимися от каждого движения, каждого прикосновения кожи торса к доспеху. Предательской, выпивающей силы болью, еле ощутимой пережатым и онемевшим горлом. Но худшим из того, что мучило забрака, были не ощущения тела. Липкий, вязкий холод страха шевелился в его внутренностях. Горечь стыда наполняла его рот, заставляя зубы бессильно скрежетать. Одна-единственная мысль билась в разуме ситха барабанной дробью, гулкой и настырной — он проиграл. Он снова проиграл старому врагу, несмотря на новую силу и навыки. Он снова побежден, унижен, искалечен…

Последняя мысль полыхнула в разуме Саважа Опресса подобно взрыву, расплескивая стоялое болото уныния. Боль от ран, страх, и стыд больше не тянули из него силы, вгоняя в тупое, покорное равнодушие. Наоборот, каждый болезненный укол, идущий от ранений, каждое ледяное прикосновение страха, каждая жаркая вспышка стыда ощущались текущей по его венам рекой чистой силы. Забрак с шипением вдохнул воздух сквозь оскаленные зубы, чувствуя понемногу наполняющее его злорадное довольство. Ненавистный враг никак не мог знать, что никто больше не может разделить Саважа Опресса и его руки.

Снаружи платяного шкафа, ставшего желтокожему ситху временной тюрьмой, царствовали ночная тишина и неподвижность. Лунные блики пробивались сквозь приоткрытые жалюзи большого окна, бросая длинные полосы неярких отсветов на растрескавшийся пол, обломки мебели, и кровать, на которой спали двое. Луминара Ундули и ее падаван едва слышно посапывали в обнимку: две дозы обезболивающего и щедро усеивающие их тела бакта-пластыри убрали все неприятные последствия тяжелого боя. Два железных протеза рук, оканчивающиеся идеально ровными, закопченными срезами на плечах, лежали в углу номера тускло блестящей грудой мусора, полностью неподвижные. Но вдруг, в падающих на них скудных лучах луны мелькнул новый блик.

Сторонний наблюдатель мог бы принять этот едва заметный отсвет за нечто, пришедшее снаружи: тень от пролетающего спидера, мерцание голограммы, мигание неисправного уличного фонаря… Мог бы, пока тусклый свет не выхватил из ночного полумрака отчетливое движение. Пальцы протезов шевелились диковинными лапками металлических насекомых; плечи и предплечья подергивались, напоминая тела змей, бьющиеся в неловких судорогах.

Наконец, железные руки прекратили хаотично дергаться. Правая, лежащая сверху, опустила пальцы на пластик пола, и с едва слышным скрипом сжала их, волоча себя вперед. Как только она сдвинулась достаточно, чтобы освободить свою левую товарку, та поползла следом. Протезы пересекали комнату добрый десяток минут, но в конце концов приблизились к своей цели: высокому, чуть скругленному параллелепипеду вместительного платяного шкафа.

Остановившись почти вплотную к его двери, правая рука цепко ухватила левую за опаленное плазмой плечо, и поставила торчком, прислонив к шкафу. Та согнулась в локте, и в свою очередь вцепилась в плечо железной товарки. Неловко балансируя, обе конечности вытянулись вверх, и указательный палец правой руки зашарил по панели замка. Спустя несколько неуклюжих нажатий, дверь открылась.

Ни Луминара, ни ее падаван не услышали шипения сервомоторов и лязга упавших протезов — сон обоих джедаев был слишком крепок. Зато пленник шкафа обрадованно зашевелился. Его шевеления не остались безнаказанными: шоковые наручники на лодыжках немедленно отозвались колючими электрическими разрядами. Ко всему, пояс от банного халата, накрепко привязанный к их цепи одним концом, беспощадно сдавил шею Саважа Опресса другим, превращенным в скользящую петлю. Но ситх обратил мало внимания на эти мелкие неудобства. Повинуясь его мысленным командам, железные руки взялись за пояс-петлю, и одним дружным усилием разорвали его пополам. Следом, металлические пальцы со скрипом разогнули звенья дюраниевой цепи наручников.

Освобожденный, забрак склонился к замершим конечностям. Его зубы сжались до скрипа, а из глотки вырвалось задавленное сипение, когда закопченное железо протезов отрастило десятки острейших щупов, которые безжалостно впились в его плечи. Но эта боль, почти привычная, тоже придавала Саважу Опрессу сил. Сил, и радостного осознания того, что долгожданная месть близка. Из глотки забрака рвалось глухое рычание, а его глаза все сильнее светились желтым. Под конец воссоединения с конечностями, он с трудом сдерживал жажду крови.

Очень скоро, он встал, опираясь на руки, и зашагал к кровати, где спали его враги. Зашагал быстро, но на удивление бесшумно: даже после одарения силой, его прошлое датомирского охотника никуда не делось. Крадучись, он приблизился вплотную к постели джедаев, и, уже не в силах сдержать триумфальный рык, сорвал с них одеяло. Железные руки что было сил вцепились в тонкую шею мириаланки, лежащей сверху, и вздернули ее в воздух.

— … Это безответственно, падаван Коррин, — строго отчеканил мастер Винду, почему-то наряженный в ярко-розовый халат. — Даже больше, это верх неблагодарности. Ваш долг как джедая — немедленно согласиться на наше предложение.

— Вот уж нет, — испуганно открестился юноша. — И вовсе это не мой долг. Ничего такого в уставе не прописано, ни в одной из его статей. Я, между прочим, еще в храме его от корки до корки изучил, на уроках юридической грамотности!

— Мой уважаемый коллега имел в виду не букву закона, а его дух, — покачал рогами Сэси Тийн. На правый кто-то прицепил веселенький малиновый бантик, а с шеи джедая-иктотчи свисала затрепанная бечевка, к которой был привязан начищенный до блеска колокольчик.

— Приказы совета обязательны к исполнению для каждого джедая рангом ниже мастера, — скорбно продолжил экзот. — Вы, джедай Коррин, все еще падаван. Отказывая нам, вы грубо нарушаете субординацию.

— Значит, это не предложение, а приказ? — Нил с сердитым видом склонил голову на плечо. — Ну ладно. Тогда, прошу принять мою отставку. Немедленно.

— Не говорите ерунды, падаван, — Ки-Ади-Мунди недовольно поджал губы, и поправил шапочку в виде навершия кукурузного початка. — Вам оказывают великую честь. Многие джедаи на вашем месте плясали бы от радости.

— Вот и предложите ее им, — окрысился юноша. Это предательство пожилого цереанина, чьи уроки он часто вспоминал с ностальгией, наполнило Нила искренней обидой.

— Пусть пляшут, — злорадно добавил он. — Хоть все скопом, хоть по отдельности. А меня оставьте в покое, я так и так в отставку уходить собирался. И вообще, у меня роман с наставницей, вот. Неуставный, и совершенно неприемлемый для джедая.

— Избавьте совет от разговоров о вашей личной жизни, падаван, — прошипел Оппо Ранцизис из глубин бороды — аккуратно причесанной, и заплетенной в толстую косу. — Речь идет о серьезных вещах. Судьбоносных, можно сказать, — юноша длинно выдохнул, закатив глаза.

— Магистр Йода! — взмолился он в сторону главы ордена. — Хоть вы им скажите!

— Стар я уже, — печально ответил тот, поглаживая рукоять выщербленного ятагана, и отрешенно барабаня пальцами по круглому щиту, грубо сколоченному из досок. — Нужен преемник мне, а ордену — глава новый.

— Но не я же! — взвыл Нил. — Мне всего шестнадцать! Я плохо контролирую эмоции! Я даже не рыцарь, в конце концов! Как я могу возглавить орден⁈ Есть кандидаты куда лучше меня!

— Интересно, кто? — промурлыкала Айла Секура, приподняв тонкие брови. Сегодня, синекожая твилечка явилась на совет в радужном бикини, а поверх лекку устроила широкополую соломенную шляпу.

— Вы считаете, что способны принимать решения лучше всего совета? — ехидно протянула она. — Образ мыслей, весьма подходящий главе. Давайте вы не будете тратить наше общее время, и согласитесь. Нам еще нужно обсудить проект правки устава о недопустимости…

Абсурдный сон вдруг пошел трещинами, в которые пробивалось нечто неприятное — уколы холода, сдавленный крик, угрожающее шевеление чего-то большого и темного. Нил сморгнул остатки нелепых образов, и вся сонливость вмиг покинула его, сожженная настоящим цунами адреналина. Над его с наставницей кроватью стоял их недавний противник, и сжимал горло Луминары своими железными руками, невесть как вернувшимися на место.

Юный джедай осознал эту жуткую картину в мгновение ока, несмотря на полумрак и резкое пробуждение. Решение также пришло мгновенно. Правая рука Нила повелительно взметнулась вверх; еще до того, как привычная тяжесть светового меча полностью улеглась в его ладони, юноша что есть силы вжал кнопку активации. Зажегшийся плазменный клинок на доли секунды озарил оскаленное лицо забрака, изломанное линиями ритуальных татуировок. Крошечное мгновение спустя, это лицо вспыхнуло, пронзенное насквозь, и превратилось в обугленную дыру. Волна последней дрожи пробежала по огромному телу ситха, и он рухнул на пол с тяжелым грохотом.

Дрожащие пальцы Нила с трудом нашли клавишу активации меча, и темно-зеленое лезвие погасло. Юноша тяжело, часто дышал, заполошно озираясь. Когда его плеча легко коснулась мягкая рука, он едва не вспрыгнул к потолку.

— Мне снился кошмар, — раздавленно пробормотал он. — Совет очень настойчиво требовал, чтобы я возглавил орден. Скажи, что вот это вот, — он широким жестом указал на тело ситха, темнеющее в полумраке комнаты, — его продолжение. Пожалуйста, скажи, что все это — снящийся мне кошмар.

«К сожалению, нет, — мысли Луминары звучали до странного тихо. — Меня и правда чуть не придушил наш пленник. Знаешь, мне что-то расхотелось отдыхать. Давай лучше вернемся в наш истребитель. Тесный, неудобный, и со всех сторон окруженный пустым, безжизненным космосом.»

— Давай, — потерянно согласился Нил. — Пойду возьму нашу грязную одежду из ванной, а ты пока собирайся.

АРК-170 упорно рвался сквозь пространство, отталкиваясь от вакуума синими факелами выхлопа ионных турбин. Время от времени, в дело включались маневровые репульсоры, короткими импульсами уводящие истребитель с пути мелких астероидов. Нил Коррин отслеживал их траектории на автомате, почти не отвлекаясь от тягостных мыслей. Они, эти мысли, не оставляли его уже долго, с самого взлета.

Юный джедай помнил каждого из разумных, убитых его рукой. Мандалорец, охранявший криминального авторитета Фелла Марча. Дарлан, воин-дженсаарай в черной броне. Орд Раал, глава доршанских ситхов, и один из его подчиненных. И, наконец, трое солдат-джеонозианцев, сраженные на гладиаторской арене в самом начале войны.

Четверку юных учеников-матукаев Нил не учитывал — он сильно сомневался, что в их телах, истерзанных ситховской алхимией, осталась хоть капля разума.

Юноша не сомневался в необходимости всех этих смертей. На миссиях ордена джедаев, он сражался за правое дело — безопасность простых разумных. Его противники были преступниками, вражескими солдатами, убийцами, а некоторые и вовсе адептами темной стороны. Ни один из них не сдержал бы смертельный удар. Нил же щадил их, когда мог. Не из какого-то чистоплюйства, или желания следовать букве республиканского закона. Он попросту считал насильственную смерть разумных чем-то… неправильным. Смерть от его рук была неправильной вдвойне.

Нил прекрасно понимал, что без крови в его опасной работе не обойтись. Но когда меч в его руках обрывал чью-то жизнь, он словно чувствовал, как рвется эта незримая связь, как рушится небольшой мир, которым был каждый из разумных, со всеми его надеждами, стремлениями, и чаяниями. Совесть юноши изрядно облегчало то, что каждый из убитых им, скорее всего, натворил бы немало зла… но это «скорее всего» оставляло неприятное послевкусие. Вкус его последней победы и вовсе был откровенно горек.

Желтокожий забрак не казался ему отъявленным мерзавцем, вроде других встреченных им адептов темной стороны. В нем не было ненасытной жадности Архина Фарка, резавшего разумных ради ничтожных крох силы. Не было холодного властолюбия Орда Раала, возомнившего себя вершителем судеб. Даже бездумной и беспричинной ненависти, что исходила от здоровяка-дженсаарай в красном доспехе, от него не чувствовалось: забрак ненавидел Нила, но, надо сказать, на то были веские причины. При всей его злобе и ярости, желтокожий ситх не был одним из тех адептов тьмы, что добровольно превратили себя в чудовищ. Он, скорее, напоминал юноше пленника, заключенного в искажениях Силы, точно в «железной деве».

Разумеется, будь у Нила такая возможность, он ни за что не изменил бы принятого решения. Выбор между смертями любимой женщины и угрожающего ей разумного был для него вполне однозначен. Какого-то хитроумного выхода из той жуткой ситуации, в которой каждая доля секунды была на счету, он тоже не видел. Но, несмотря на все это, совесть продолжала исподволь грызть юного джедая.

— Нил, — раздавшийся в наушниках сиплый женский голос заставил юношу вздрогнуть от неожиданности. — Я рада, что после всех наших бед, ты бережно относишься к жизням разумных. Тому, что ты в очередной раз спас мою жизнь, я рада еще больше. При случае, я тебя отблагодарю, обещаю. Но пожалуйста, прекрати это ненужное самобичевание. Что сделано, то сделано. К жизни того забрака уже не вернешь.

— Ты зачем по голосовой связи говоришь? — растерянно бухнул Нил. — У тебя же горло недолеченное.

«Ты не отвечал на телепатию, — ответ Луминары мягко коснулся его мыслей. — Слишком погрузился в свои терзания. Слава Силе, что хотя бы мой голос ты услышал.»

— Прости, — немедленно устыдился юноша. — Больше не буду. И вообще, займусь-ка я кое-чем полезным. Ворчун, примешь руль?

Р4 ответил снисходительным пиликаньем. Как и всегда, он был готов поддержать своих хлипких и быстро устающих органических компаньонов, хоть и не сдерживал при этом язвительных комментариев. Удостоверившись, что астромех взял управление «арком» на себя, Нил прикрыл глаза, и потянулся к Силе.

Его сознание скользнуло вдоль их с наставницей связи, до самого ее конца. Юноша ощутил жизненные течения Луминары так, как если бы она стояла рядом. Ощутил пульсации Силы в ее теле, полные скрытой мощи — дар мириаланки, сильный от рождения, и тщательно раскрытый за годы практики. Не укрылась от него и легкая тусклость отдельных потоков — знак усталости. И, разумеется, не могло остаться незамеченным сплетение изломанных, прерывистых течений ближе к ее горлу. К ним Нил и направил свое внимание.

Тонкие ручейки Силы с готовностью отозвались на его просьбу, и накрыли травму джедайки сетью легких касаний. Понемногу, юноша сумел успокоить ток энергии вдоль трахеи, и рассеять неприятного вида застоявшиеся скопления — на мышцах шеи, и вокруг мембраны голосовых связок. Лечить наставницу неожиданно оказалось так же легко, как и самого себя: с их связью, ее жизненные течения чувствовались в мельчайших подробностях, а потоки Силы рядом с Луминарой слушались юношу не хуже, чем на ладони его собственной руки.

— Спасибо, Нил, — зазвучал в наушниках благодарный голос мириаланки. — Чувствую себя намного лучше.

— Лучше-то лучше, но все-таки помолчи пока, — ворчливо отозвался юноша. — Тебе все еще нужно отдохнуть, — в ответ, его мыслей коснулось искрящееся смехом согласие.

«Так уж и быть, не стану вынуждать тебя чинить мое горло снова и снова. Тем более, времени у нас полно. Следующая смена гиперпути — в системе Дааланг, до которой еще лететь и лететь.»

— Как думаешь, мы сможем поймать «Уничтожение» в системе Десев? — невольно заинтересовался Нил.

«Сомневаюсь, — в ответе джедайки чувствовалась задумчивость. — Дата последней поставки кайбер-кристаллов была чуть меньше недели назад. Вряд ли нам удастся дождаться нашу цель на ее базе, как это получилось с „Воинственностью“.»

— Ну и ладно, на месте посмотрим, — Нил легкомысленно махнул рукой. — В крайнем случае, лишим злобный сеповский кораблик одной из его заправок.