Корусантское солнце еще не скрылось за линией горизонта, удобно устроившись на верхушках небоскребов, но даже самые тусклые блики его лучей не касались мрачных улиц нижнего города. Они не касались их уже давно — с тех времен, когда корусантская застройка потянулась ввысь, оставляя тысячный с лишним уровень экуменополиса далеко внизу. Здесь, светило подменяли искрящие голограммы, неяркий свет окон, и мигающие уличные фонари.
Все эти источники скудного света с трудом обрисовывали фигуру разумного, скрывающегося в тени у стен одного из полупустых жилых домов. Матово блестела рукоять бластера в простенькой кобуре из синтетической ткани, темнела легкая броня из дешевого композитного волокна, и стеклянно поблескивал транспарипласт искусственного левого глаза, выделяясь на красной коже лица, покрытой уродливыми шрамами. Тусклая голограмма комлинка, изображающая мужчину в длинном плаще с капюшоном, почти не добавляла к освещению — ее синеватые отсветы выхватывали из мрака многочисленные маленькие рожки на бритой голове мужчины, часть из которых была обломана под корень.
— … Я ничего не сказал им, мой господин, — шепелявил забрак, униженно склонив голову перед своим голографическим собеседником. — Они ни за что не свяжут с вами книги Энрафа.
— Я рад, что в тебе осталось хоть сколько-то здравого смысла, — презрительно процедил мужчина в плаще. Дешевый комлинк, лежащий на уступе стены, проецировал его голограмму на редкость скверно — с множеством помех и подергиваний, — что совсем не выглядело угрожающе. Ссутулившийся над средством связи забрак, похоже, считал иначе.
— Чему я не рад, так это бездарной трате ресурсов, случившейся из-за тебя, — продолжал неизвестный, кривя губы. — Ты подвел меня трижды, Ра-Кош Гат. Плохо, что эта закладка оказалась вскрыта раньше времени, и без какой-то пользы. Отвратительно, что ее основа, ценные знания из моей коллекции, попали в руки джедаев. Но самое худшее, самое непростительное, — он выдержал недолгую паузу, выпростал правую руку из складок плаща, и плавным жестом воздел ее вверх.
— Нет, — прохрипел наемник, судорожно хватаясь за горло. — Только не это… Снова… — его глаза, бесстрастно блестящий искусственный, и живой, покрытый красными следами лопнувших капилляров, вылезли из орбит, а изрезанные шрамами губы бессильно хватали воздух.
— Ты нагадил слишком близко от дома, — голос мужчины утратил всякое подобие человеческого, больше напоминая злобное шипение некоей насекомой твари, по странному капризу природы складывающееся в слова.
— Ты оказался настолько глуп, что стал искать цель, едва выйдя из моих дверей, — цедил мужчина в плаще слово за словом, медленно сводя пальцы поднятой руки. — Если хоть одна-единственная тень подозрения падет на меня, если мой план окажется под угрозой из-за дешевого продажного убийцы… — он оскалился в жуткой пародии на улыбку. — О, Ра-Кош Гат, ты познаешь вечность боли. То, что сделал с тобой мальчишка Коррин, покажется тебе мелким неудобством. Ты не скроешься от меня даже в смерти — я буду убивать тебя, воскрешать, и убивать снова, пока твоя гнилая душонка не изорвется на мелкие клочья, — он рассмеялся сухим, щелкающим смехом.
— Пощадите, — из последних сил прохрипел забрак. — Я исправлю… Все…
— Исправишь, недоумок? — шипение мужчины зазвучало на октаву выше. — Все⁈ Ни один из твоих идиотских провалов невозможно исправить! Совет джедаев уже знает о ситхских артефактах, и о том, что их продали на Набу! Самое лучшее, что я могу сделать сейчас — обрубить концы этой ниточки. Устранить последнюю утечку, стерев то, что осталось в твоей полупустой башке, вместе с тобой, — забрак больше не хрипел — лишь открывал и закрывал рот, резкими, мерными движениями. Внезапно, он сделал длинный, воющий вдох, и повалился на грязный феррокрит улицы, свернувшись в позу эмбриона.
— Но почему бы и не проявить милосердие? — голос неизвестного в плаще вновь звучал почти нормально, полнясь язвительной иронией. — Даже инструмент, который подвел один раз, может оказаться полезным. Ты хочешь быть полезным, Ра-Кош Гат?
— Я… сделаю… все… что… угодно… — прохрипел наемник между судорожными, надрывными вдохами.
— Ты неспособен на «что угодно», кретин, — презрительно бросил мужчина в плаще. — Ты можешь только одно — убивать. Но не волнуйся, именно это я тебе и поручу. Убей рыцаря Луминару Ундули, и ее падавана. Справишься до конца года, и я подыщу тебе новое применение. Нет — придется… — он ехидно оскалился, — … стереть все следы твоей жалкой жизни с лица галактики.
— Я сделаю… исполню… ваш приказ… — живой глаз забрака заблестел неподдельным воодушевлением. — С удовольствием…
— Никаких удовольствий, идиот, — зло процедил неизвестный. — Один раз, ты уже заигрался в «удовольствия». Просто убей их, тихо и быстро. Но не вздумай лезть в храм — подобная глупость лишь все усложнит. Дождись, пока они высунут нос из джедайской норы.
— Как прикажете, мой господин, — просипел Ра-Кош Гат, поднимаясь на ноги, и склоняя голову.
Голограмма погасла, скрыв изуродованное обличье забрака в уличных тенях. Тот выпрямился, убрал комлинк, и зашагал прочь. На его лице медленно разгоралась злая, безумная радость.
— Многие джедаи-боевики обходят шестую форму вниманием, — неторопливо говорила Луминара. Включенный световой меч в ее руке негромко гудел, бросая зеленые отсветы на бурую ткань халата мириаланки. — По-моему, совершенно незаслуженно. В ней — синтез тех приемов остальных форм, что сочетаются наилучшим образом. Да, по большей части — защитных, но победа — не всегда плод агрессивного натиска и смертоносных атак.
— Чем она лучше соресу? — поинтересовался Нил Коррин, сидящий у стены фехтовального зала. Сегодня, он и наставницей заняли это тренировочное пространство для личного урока.
— Универсальностью, — мягко улыбнулась джедайка. — Ниман вовсе не фокусируется на защите. Давай я покажу тебе кое-что из его работы клинком — думаю, ты быстро поймешь все сам.
Она приняла простую стойку — меч в обеих руках, рукоять близко к животу, острие смотрит вперед и вверх. Подшагнув вперед, она обозначила рубящий удар наискось, перешедший в боковой блок, который, в свою очередь, сменился серией уколов в разные уровни. Глядя на плавные и размеренные движения ярко-зеленого клинка, Нил все больше погружался в задумчивость, глядя сквозь фигуру любимой наставницы. Вдруг, он резким движением вскочил на ноги, и быстрым шагом прошел к мириаланке. Та прекратила очередной неспешный взмах, озадаченно глядя на ученика. Юноша словно и не заметил ее замешательства — подойдя к Луминаре вплотную, он взял ее руки в свои, и нажал кнопку активации ее меча, выключая лезвие. Тонкие брови мириаланки удивленно поднялись.
— Не буду это учить, — убежденно высказался Нил, глядя в небесно-голубые глаза джедайки, блестящие растерянностью. — Ни за что. Даже если настаивать будешь — не послушаюсь, в лучших традициях моих малолетних сверстников.
— Но… почему? — с запинкой произнесла та. — Я же сказала… Что не так?
— Всё, — безапелляционно заявил юноша. — С ниманом — всё не так. Практиковать его — вредно, для меня, да и для тебя тоже.
— Что ты имеешь в виду? — непонимающе спросила Луминара. — По-твоему, он плох? Или в чем-то недостаточен? Может, тебе просто нужно увидеть больше приемов и связок… — Нил отрицательно мотнул головой.
— Ты же сама сказала, ниман — синтетическая форма, — ответил он. — Ты уже показывала мне его приемы — как часть обучения формам со второй по пятую. А вот со связками — да, проблема, но в смысле того, что лучше мне их вообще не видеть. А тебе — забыть.
— Но почему⁈ — искренне удивленная, мириаланка повысила голос. — Объясни, наконец, в чем дело!
— Тут все просто, — Нил отпустил ее руки, и заходил перед наставницей взад-вперед. — Ниман, на самом деле, хорош. Те связки, что ты показала — очень удобны, и освоить их легко. Шестая форма хорошо подойдет большинству джедаев. Но тем из них, кто всерьез изучает фехтование, лучше ее, все-таки, не трогать, — он остановился перед Луминарой, и с отрешенным видом запустил пятерню в волосы. — Ну, кроме совсем уж гениев-талантов, — рассеянно добавил он, ероша свою прическу.
— Ты так и не сказал, почему, — укоризненно посмотрела на него мириаланка.
— Потому, что… хм-м-м, — задумчиво протянул юноша. — Как бы сказать… Видишь ли, каждый мечник, изучая связки и приемы, рано или поздно находит те из них, что подходят ему лучше других, и оттачивает их. Те фехтовальщики, что поталантливее, создают новые связки. Самые одаренные сочетают их в свой, личный стиль. Грубо говоря, выстраивают собственный ниман. Такой стиль можно скопировать, особенно если мастер, придумавший его, хорош, и может адаптировать… усреднить свое искусство для многих. Но копированием занимаются ремесленники. Художники — творят. Изучая чужое, не достигнешь высот — только изобретая свое.
— Если так посмотреть, лучше вообще не изучать формы — только базовые приемы, — с легким недовольством высказалась Луминара. — Ты что, считаешь себя талантливее создателей нимана?
— Как раз наоборот — я намного менее талантлив, — спокойно ответил юноша. — И вижу, насколько ниман хорош и продуман. Я чувствую, что начни я осваивать шестую форму, то подменю ей те немногие свои придумки, что успел наработать, изучая формы со второй по пятую. Шестая форма заменит собой мой формирующийся личный стиль. Может, он будет не так хорош, как ниман, но он — только мой, и подходит мне лучше всего остального, — он ненадолго перевел дух, глядя в лицо мириаланки, на котором раздражение сменилось задумчивостью.
— Тебе, я не советую практиковать шестую форму по другой причине, — негромко продолжил он. В его тон вкрались виноватые нотки. — В технике, ты выше меня на голову. В таланте — тоже: одно переосмысление атару чего стоит. Но ты почему-то тянешься ко всяким-разным канонам. Тем самым, что превращают твою манеру боя в строгую последовательность однообразных действий. Ниман — такой канон. Не в том смысле, что он как-то сделает тебя уязвимее, нет: он ограничит твой личный стиль. Загонит его в совершенно ненужные рамки, — джедайка, чье лицо окончательно разгладилось, весело приподняла брови.
— Думаешь, забыв его, я смогу создать новую фехтовальную форму, мою и только мою? — с иронией спросила она.
— Если хочешь, — Нил пожал плечами. — Как, чувствуешь в себе желание осчастливить потомков? — женщина засмеялась.
— Пока нет, — с улыбкой ответила она. — Но я обязательно обдумаю твой совет. А сейчас, зал наш еще на полтора часа. В чем будем практиковаться, раз уж ниман вреден нам обоим?
— В атару, — немедленно отозвался юноша. — Я чувствую, что отдаю все большее предпочтение пятой форме, и не хочу допускать перекосов. Нужно поработать над ее полной противоположностью. Поможешь мне?
— Безусловно, — покивала Луминара. — Начнем с твоей нелюбимой акробатики…
Сегодняшний день начался для Нила Коррина вполне обычно — пробуждением в объятиях наставницы, и задушевным прощанием с ней, когда та ушла просвещать юнлингов. Продолжился он не менее привычно — фехтовальной практикой, самообразованием, и общением с друзьями. Его размеренный бег свернул на новую дорожку ближе к вечеру.
Услышав шипение дверных сервомоторов, Нил встал из-за стола, но поприветствовать любимую наставницу не успел — Луминара энергичным шагом прошествовала прямо к нему, резко притянула юношу к себе, и поцеловала, жадно и страстно.
— Я думала о тебе весь последний час, — жарко прошептала она, оторвавшись от него. — Сама не знаю, как закончила урок, — ее рука погладила щеку Нила, прошлась по груди и животу, а затем, скользнула ниже, остановившись в паху. Пальцы мириаланки принялись ласкать юношу, грубо и настойчиво.
— Я хочу тебя. Немедленно. Сейчас же, — прошептала она в лицо Нила. Тот растерянно моргал, застигнутый врасплох пылом любовницы.
— Что? — с недовольством спросила Луминара, заметив его ступор. — Одному тебе можно вламываться в мою спальню, и лезть ко мне руками, когда у тебя — утренняя эрекция?
— Н-нет… то есть, конечно, нет! — опомнился Нил.
Странная ситуация, наконец, дошла до него. Страсть мириаланки, неожиданная, но от этого, не менее приятная, пробудила желание и в нем, да и ласкать его женщина не прекратила. Крепче обняв Луминару, он принялся увлеченно целовать её лицо.
— Даю тебе… мое официальное разрешение… приставать ко мне… когда угодно, — с удовольствием выговорил он, перемежая фразы поцелуями, и едва закончив, страстно впился в губы любимой наставницы. Та глухо застонала, прижимаясь к нему.
— Мне тут придумалось кое-что, — промурлыкал юноша, когда они оторвались друг от друга. Его пальцы возились с застёжкой халата мириаланки, то и дело отвлекаясь на то, чтобы огладить ее гибкий стан.
— Давай, я буду делать все, что ты захочешь, — расстегнув халат любовницы, он немедленно запустил под него руки, и с наслаждением прошелся ладонями по ее изгибам. — Любой каприз. Даже тискать тебя прекращу, если попросишь, — женщина игриво заулыбалась.
— Пра-авда? — протянула она. — Тогда, прекращай. Стой на месте, и не шевелись. Можешь пока раздеться.
Выскользнув из объятий Нила, она отступила на несколько шагов. Тот немедленно пожалел о своем предложении — он уже успел возбудиться от их взаимных ласк. Предлагая Луминаре покапризничать, он ожидал, самое большее, просьбу о конкретной позе. Но отказываться от своих опрометчивых слов юноша не стал. Скинув одежду, он ожидающе воззрился на любовницу.
— Просто смотри, — полушепотом проговорила та, снимая тюрбан, и поворачиваясь к Нилу спиной. — Давно хотела это сделать.
Она гибко выгнулась назад — так, что халат соскользнул с ее плеч, а лиф туго натянулся на груди, обрисовывая напряжённые соски. Нил невольно сглотнул слюну, когда ладони Луминары прошлись по упругим полусферам, и добрались до застёжек топа. Короткое движение, и его задняя часть мягко упала на пол, а передняя — собралась складками, открывая часть соблазнительных округлостей мириаланки. Она прогнулась ещё сильнее, бросив на юношу жаркий взгляд, и вдруг выпрямилась одним пружинистым движением. Полоса ткани, прикрывавшая ее грудь, улетела в угол. Женщина, все ещё стоящая спиной к Нилу, медленно нагнулась вперёд, чуть согнув ноги в коленях — так, что ее обтягивающие шорты не оставили никакого простора воображению.
— Хва-атит, — простонал юноша. Его плоть разве что не звенела от напряжения, пробужденного этим постепенным раздеванием. — Прекрати сейчас же, или я за себя не отвечаю.
— Хорошо, — ласково ответила Луминара. Ее пальцы скользнули по изгибам ее бедер, и последний лоскуток одежды, прикрывавший ее изящное тело, упал вниз. — Иди ко мне.
Нил набросился на неё с жадным рыком. Вцепившись в ее бедра, он неловко ткнулся в них своими, подрагивая от нестерпимого желания. Ему пришлось направить себя пальцами, но, стоило перевозбужденной плоти коснуться жара вожделенного лона, как вся неуклюжесть исчезла. Нил ворвался внутрь с протяжным стоном, подхваченным Луминарой.
— О-о-ох-х… как… хорошо, — выдохнула она. — Надо… делать такое… почаще…
— Никогда… больше так… не делай, — с трудом выдавил юноша, вонзаясь в любовницу судорожными, резкими движениями. Его ладони то крепко сжимали ее попу, то отправлялись в недолгое путешествие по телу мириаланки, жадно лаская все, до чего могли дотянуться. — Я чуть… не лопнул…
— Ладно… не буду, — сдавленно простонала женщина, и, негромко вскрикнув, обмякла в руках Нила.
Тот подхватил ее поперек груди и под коленки, и понес к кровати, не прекращая движений бедрами. Он отпустил любовницу лишь на мгновение — укладывая ее на живот. Едва лишь Луминара растянулась на кровати, юноша тут же накинулся на нее снова.
— Постой, — выдавила мириаланка, когда Нил, кончив в очередной раз, остановился ненадолго. — Нам же неудобно. Переверни меня, пожалуйста.
С неохотой выйдя из неё, юноша помог любовнице лечь на спину, и страстно припал к ее груди. Покусывая и облизывая соблазнительные полушария, осыпая ласками и поцелуями темно-зелёные бугорки сосков, он вырывал из уст Луминары протяжные стоны, возбуждаясь все сильнее. Наконец, не в силах больше терпеть, он навалился на неё сверху, сливаясь с ней воедино, и впиваясь в ее губы жадным поцелуем. Громко охнув, мириаланка обвила его ногами, подталкивая бедра Нила навстречу своим.
Их страсть все не остывала, а остыв — вскоре разгоралась снова. Иссякнув, юноша ласкал любимую женщину языком и пальцами, отчего нередко возбуждался и сам. Луминара покрывала лицо уставшего любовника жаркими поцелуями, а ласки ее рук пробуждали в нем новые силы. Наконец, в очередной раз поцеловав светло-зелёную щеку мириаланки, поблескивающую бисеринками пота, Нил заметил, что глаза женщины закрыты, а дыхание — спокойно и размеренно. Запечатлев на ее губах последний нежный поцелуй, юноша прижал Луминару к себе, и устроился поудобнее. Вскоре, сон сморил и его.