Туристы. О путешествиях во времени

Глава 87 Таинственный стажёр

Константин Сенцов сидел у себя в кабинете перед компьтером, но в базу не смотрел. Он занимался тем, что выдавливал из своих заскорузлых мозгов фамилию уволенного стажёра… Выдавливал уже часа полтора, однако стажёр засел наудивление глубоко, и Сенцов так и не вспомнил, что там у него была за фамилия. Кажется, какая-то «звериная» — да, точно, «звериная»: Крыскин, Мышкин… Мелкий зверёк какой-то… Птичкин? Белкин? Стрелкин? Сенцов даже как-то раз бывал у него в гостях — что-то там стажёр вёл какой-то здоровый образ жизни, и кашу какую-то забыл съесть… Нет, Сенцов болезненно не помнит, где жил этот «Мышкин». Надо бы спросить у Федора Федоровича, или у Крольчихина — может быть, у них память будет получше сенцовской??

А вот и сам Федор Федорович — вступил в кабинет своим обыденным широким шагом, брякнул на стол свою привычную для Сенцова толстенную коричневую папку.

— Ну, как успехи, боец? — осведомился он, усаживаясь за стол и раскрывая папку.

Успехи Сенцова равнялись нулю.

— Да, вот… — неопределённо пробормотал Константин, теребя ручку, и решился спросить про уволенного стажёра:

— Федор Федорович, вы, случайно, не помните, что за фамилия была у нашего бывшего стажёра, ну, того, которого за профнепригодность вышибли?

Федор Федорович открыл было рот, и Сенцов подумал, что его проблема с бывшим стажёром обрела законное решение, следователь скажет его фамилию, и тогда — Константин сможет заглянуть к нему в гости…

Федор Федорович подумал-подумал, а потом…

— Вот, чёрт! — ворчливо чертыхнулся Федор Федорович. — Как же так-то? Вылетело из головы!

Вот это — да! И Федор Федорович забыл!

— А зачем он тебе, Сенцов? — осведомился Федор Федорович, смахивая с крышки своего стола крошки, скрепки, гвозди, и другой мелкий хлам, отправляя всё это в верхний ящик.

Сенцов постыдился вспоминать о «Вавилоне», и поэтому пространно буркнул:

— Да, так, в гости сходить…

— В гости сходить! — проворчал Федор Федорович и захлопнул верхний ящик, в котором годами копились те самые скрепки, гвозди, кнопки, крошки… — Ты, наверное, думаешь, что он связан с твоими «туристами»? — следователь не спросил, а констатировал, насмешливо прищурив левый глаз.

Сенцов почувствовал себя пойманным: Федор Федорович попал в самую точку… Может быть, и Сенцов, когда поработает в милиции столько же лет, тоже станет таким прозорливым?

— Да… — растерянно кивнул Сенцов, елозя ногами под столом. — Я думаю, что он что-то про них знает… — пространно пробормотал он, глупо пялясь в неведомое пространство между грязноватым окном и космосом.

Федор Федорович собрался что-то ему сказать, но тут зазвонил его мобильник. Следователь только придвинул трубку к уху, как Сенцов понял: звонил ему Тетёрко и, кажется, собрался впаять строгач. Начальник зарычал так, что Сенцов услышал в трубке Федора Федоровича его страшный голос аж из другого конца кабинета.

— На ковёр пойду сейчас… чёрт… — угрюмо пробормотал Федор Федорович, помрачнев так, будто у него дом сгорел, или соседи пристрелили собаку…

Константин не успел ничего пробормотать ему в ответ — следователь забил мобильник в карман, сгрёб силу воли и айсбергом двинулся в прохладный коридор, готовый выстоять против начальственных громов и молний. Жаль, что он ушёл — может быть, вдвоём они и вспомнили бы про потерянного стажёра…

— Привет! — внезапно раздалось состороны двери, переполошив Сенцова.

— А? — Константин проднял голову и увидал, что к нему в гости пожаловал криминалист Овсянкин.

— Я срисовал их зубы с твоей яичницы! — весёлым голосом сообщил Овсянкин и широкими богатырскими шагами приблизился к сенцовскому столу. — Фу, гадость… — он скорчился так, словно бы его заставили слопать живую мышь, однако Сенцов знал, что это — показуха. Криминалист обладал настолько железными нервами, что даже битва Чужого и Хищника наяву не вывела бы его из равновесия.

— Ну, ладно, проехали, это же не твоя! — беззаботно махнул тощей рукой Овсянкин. — Так вот, я обнаружил четыре разных прикуса!

— Четыре? — пролепетал оглушённый Сенцов, не замечая, как пятится к стенке.

— Четыре, четыре! — подтвердил Овсянкин, отошёл от Сенцова и плюхнулся на стул для посетителей. — На твоей кухне ели яичницу четыре человека! Как их звали?

— Турист и Репейник… — прогудел Константин, чувствуя, что не будет вообще есть яйца ближайшие десять лет. — А остальных я не видел.

— Так вот, чего я пришёл-то! — подпрыгнул Овсянкин, а стул под ним издал душераздирающий скрип.

— Чего? — безрадостно переспросил Сенцов, украдкою глядя в окошко, которое Овсянкин наполовину загораживал своим плечом: а вдруг «Репейники» подглядывают?

— Мне нужен слепок твоих зубов! — пропел Овсянкин и поманил Сенцова пальцем, словно приманивает цыплят… только «цып-цып-цып» не сказал.

— А это ещё зачем? — пробормотал Сенцов, который абсолютно не горел желанием идти в кабинет криминалиста и кусать противный воск, чтобы оставить на нём свои зубы.

— Как, зачем? — пожал плечами Овсянкин и изобразил удивление. — Для экспертизы!

— Хочешь сказать, что я вру, — буркнул Сенцов. — Сам лопал, и вру?

— Я ничего не хочу! — отказался Овсянкин и вынул из кармана белого халата бутерброд, завёрнутый в полиэтиленовый кулёчек. — Это же для бумажки, в обловд надо, а то они могут оспорить, и тогда я по шапке получу!

Овсянкин развернул свой бутерброд и принялся со смаком наворачивать, сыпля крошки на пол кабинета. В какой-нибудь другой день Сенцов бы позавидовал ему: Константин снова не успел позавтракать, и обед не взял, голод уже подступает к горлу комком, а у Овсянкина такой аппетитный бутерброд… Но только не сегодня: после разговора про яичницу и зубы, Сенцова начало подташнивать и воротить от любой еды.

— Ясно… — угрюмо прогудел Сенцов, стараясь не смотреть на жующего Овсянкина, и тут же подумал, что тот может знать злополучную «звериную» фамилию стажёра.

— Слушай, а ты не помнишь, случайно, какая фамилия была у нашего бывшего стажёра? — с напускным спокойствием спросил Константин.

— Козлов! — бодро и уверенно изрёк Овсянкин, не задумавшись ни на секундочку. — Как на духу помню: Козлов!

Нет, не Козлов — наверное, Овсянкин «как на духу» помнил кого-то другого, а там, в фамилии стажёра, «сидел» мелкий зверёк… Коровкин, что ли? И не Коровкин…

— Так что, Сенцов, с зубами подойди ко мне через часик, только не забудь! — предписал Константину Овсянкин и выпорхнул из кабинета, сославшись на то, что Тетёрко «завалил его работой».

— Ладно… — угрюмо пробормотал Сенцов закрывающейся двери, и решил проверить уволенного стажёра в базе сотрудников.

В базе сотрудников стажёр был пропущен. Ветеркова уже занесли, вот он, Сергей Ветерков, должность: стажёр, год поступления — десятый… А того, Мышкина-Крыскина, и в помине нигде не было… Козлова, кстати, тоже не водилось: в Ровд не работает ни один Козлов, это Сенцов и без базы прекрасно знает.

Оставшись наедине с собой, Сенцов откинулся на жестковатую спинку своего просиженного кресла и обхватил руками голову, которая сейчас показалась ему такой бестолоковой, словно дурацкая тыква. Его жизнь, может быть, уже в опасности, а он не помнит, как зовут того, кто ему, возможно, поможет…

— Чёрт возьми… — пробурчал Сенцов, придвинулся к компьютеру и принялся раскладывать электронные пасьянсы. Овсянкину это примитивное занятие помогает думать. Может быть, и Сенцову поможет??

Он так минут тридцать погонял виртуальные карты, однако метод Овсянкина ему не помог — только выветрил последние мысли. Тогда Сенцов решил действовать по-сенцовски — выкинул из башки остатки мыслей, схватил футбольный журнал и принялся читать про взлёты и падения команды «Шахтёр».

И тут память Сенцова изрыгнула ему имя: Миша. Сенцов аж подскочил и уронил журнал, вспомнив, что того, бывшего стажёра, «Крыскина», звали именно Миша. Миша, Миша, Миша… Сенцов даже не подобрал журнал: мозги, словно бы, переступили через барьер. Перед глазами всплыл магазин «Черёмушки» — старинный магазин, который стоял на бульваре Шевченко с незапамятных времён, наверное, его открыли сразу после войны… Когда Сенцов ещё был школьником — он бегал туда за мороженым… Около «Черёмушек» жил Миша, и не просто около — а прямо над магазином! В «Черёмушках» давно нет ни сладостей, ни мороженого — там продают мебель, и даже «историческое» название магазина изменилось на «Мебельный мир»… И тут «виртуальный» взор Сенцова увидел окно — неширокое, уютное окошко с пластиковым стеклопакетом, снаружи оснащённое горшками для цветов. Оно располагалось прямо над первой, заглавной буквой «М» слов «Мебельный мир», и принадлежало как раз ему, бывшему стажёру. Кажется, он снимал эту квартиру и, кроме него, там должна была жить бабуля, и цветы в наружных горшках принадлежали ей.

Константин Сенцов рывком подскочил со стула, едва не перевернув его своей неуклюжей ногой, и, протоптавшись по лежащим на полу журналам, бегом выскочил прочь из кабинета и помчался по коридору, уворачиваясь от тех, кто двигался ему навстречу.

— Куда галопируем?? — пронёсся над ухом голос Овсянкина — Сенцов и от него увернулся на бегу.

— Срочное дело! — задыхась от бега, объявил Сенцов. — Кажется, я сегодня хоть что-то раскрою!

Общаясь с Овсянкиным, Константин едва не пропустил поворот и не вляпался лбом в стену на полном скаку. Лихо завернув в последний момент, Сенцов подскочил к лестнице, съехал вниз по перилам, снискав недоуменные взгляды, выскочил на улицу и забился в служебную машину. От Ровд до магазина «Черёмушки» — рукой подать. Если идти пешком — можно дойти минут за пятнадцать. Но Сенцов жаждал добраться до бывшего стажёра, как можно скорее, поэтому завёл мотор, нажал на газ и даже включил сирену.

Около «Черёмушек» Сенцов появился через пять минут, стремительно влетел на сводобное место в узком дворике, который автомобилисты превратили в парковку, выпрыгнул из машины и бросился в подъезд. Стоп! Перед носом Константина возникла стальная дверь, защищённая от «гостей» кодовым замком и домофоном. Константин во второй раз за сегодня едва не набил себе шишку на лбу, отшатнулся от задраенной двери и беспокойно закрутился по зелёному от старости и мхов крылечку.

— Чёрт, чёрт бы тебя подрал… — злобно ругал он замок, который возникает на пути как раз тогда, когда не надо.

Можно было сейчас набрать номер любой квартиры, сообщить тому «счастливцу», который подойдёт к домофону, что пожаловала милиция, и потребовать от него открыть дверь… Но этот способ, к сожалению, редко срабатывает… Сейчас не сработал: Сенцов тыкнул пальцем в единицу, сообщил слово «милиция» писклявой даме, которая оказалась на другом конце, и получил от ворот поворот:

— Мы милицию не вызывали! — истошно пискнула она. — Убирайтесь вон, или в настоящую милицию позвоню!

Клац! — она швырнула трубку на рычаг, а Сенцов от злости едва не залепил по домофону кулаком.

— Вам кого? — проскрипели за его спиной, Сенцов, не ожидав, рванул голову назад так, что в шее захрустело, и увидал старушку.

Наверное, старушка притащилась из гипермаркета «Обжора», который высился тут, неподалёку, через дорогу. В обеих её руках торчали увесистые пакеты с логотипом данного гипермаркета, под завязочку набитые съестным.

— Ми-мишу… — пробормотал Сенцов… Надо было сказать фамилию, но сенцовская память так и не предоставила её Сенцову…

— Крыскина… или Птичкина… — продолжил мямлить Константин, заставив старушку поднять правую бровь.

— Тут такого нет! — скрипучим голосом излаяла старушка, взяла оба пакета в левую руку, а правой извлекла из кармана чип-ключ. — Не топчитесь! — прогнала она Сенцова, приложив чип-ключ к магнитному датчику. Послышался тоненький писк, красная подсветка датчика угасла, и замок отпустил дверь, позволив ей приоткрыться.

— Милиция! — рявкнул Сенцов, придвинув к старушкиному носу своё удостоверение, распахнул тяжёлую дверь рывком и стремительно перепрыгнул порог.

Испуганная старушка что-то квохтала внизу, а Сенцов уже вздетел вверх по леснице и оказался на втором этаже. Запрыгнув на вымытую с хлоркой площадку — да, в подъезде нестерпимо пахло хлоркой — Константин остановился. Надо было сориентироваться и понять, у какой именно квартиры окно находится над заглавной буквой «М». А, вот же эта «волшебная» квартира — прямо перед сенцовским носом торчит её дверь, с номером «6». Поборов напавшую одышку, Константин выполнил рывок, оказался напротив двери и побеспокоил звонок, с силой надавив его зелёную кнопку. Звонок оказался громким и противным — Сенцов даже взрогнул, услыхав, как он раздался в квартире стажёра за тонкой дверью. Константин убрал руку и принялся ждать. Интересно, кто ему откроет? Стажёр, или хозяйка? Чёрт, Сенцов поймал себя на том, что абсолютно не помнит, какое у стажёра было лицо. За дверью раздались шаги — тяжёлые, шаркающие — и Сенцов понял, что ползёт хозяйка.

— Кто там? — наконец-то послышался её голос, низкий и хрипатый, словно бы эта дама всю жизнь курила «Приму» без фильтра.

— Милиция, оперуполномоченный Сенцов Константин, — Сенцов постарался представиться как можно мягче, хотя вряд ли возможно мягко сказать о том, что пришла милиция. Придвинув к дверному глазку удостоверение, Сенцов принялся ждать, пока хозяйка всё обмозгует и открутит замки.

Хозяйка мозговала недолго, да и много замков она не имела. За дверью что-то громко щёлкнуло, и она высунула свою голову, покрытую крупными красными бигуди.

— Что-то случилось? — осведомился хозяйка, а от неё, действительно, несло табаком.

— Скжите, у вас ещё живёт гражданин по имени Миша? — задал ей вопрос Сенцов, скрывшись под маской бесстрастного сыщика.

— Ах, Мишка! Ох, Мишка! — горестно застонала хозяйка, оттолкнув дверь и пропуская Сенцова в свою квартиру, где ощутимо пахло нафталином.

У Константина от запахов слегка закружилась голова, однако он решил не торчать в подъезде, и вступил в прихожую, оклеенную древними обоями в мелкий бежевый цветочек. Сенцов установился напротив громоздкого полированного шифоньера, несущего на своих коричневых дверцах сонмы отпечатков пальцев, но хозяйка заставила его пройти на кухню, и усадила там на табурет.

— Ой, Мишка, Мишка! — покачала головою хозяйка, сев на соседний табурет. — Бестолковый, беспутный!..

Сенцов удивился: странные эпитеты для бывшего стажёра, который, как вспомнил Сенцов, не просто ел, а «принимал пищу» по часам и специальному меню.

— А когда можно будет с ним поговорть? — поинтересовался Сенцов, которому не терпелось увидеть своего бывшего коллегу, вытянуть из него, что он знает про «Вавилон», и спросить: помнит он Сенцова или не помнит?

— Увы, вы не сможете! — вздохнула хозяйка, а Сенцов по опыту наблюдения за людьми определил, что ей в этот момент жутко хочется курить. — Погиб Мишка! Свалился с мотоцикла окаянного и вдрызг разбил свою башку!

Сенцов вздрогнул от ужаса, однако внешне всё равно выглядел хладнокровным ментом. Вот, как «Вавилон» УСТРАНИЛ стажёра: убили. Наверняка, авария была подстроена специально: а вдруг стажёр сам пытался найти Сенцова и рассказать ему про «Вавилон»??

Вслух Сенцов ничего этого не говорил, а лишь задал сухой вопрос:

— И давно он погиб?

— Полтора года уже! — всхлипнула хозяйка. — Я после этого и квартирантов себе не беру: привыкла я к Мишке, он мне сделался, как сын — и по дому помогал, и на даче помогал, и на рынок мне ходил… Эх! А как погиб — так я и сна лишилась!

— Спасибо… — выдавил из себя Сенцов, подозревая, что и его скоро так же УСТРАНЯТ: подстроят аварию, или что-нибудь ещё… Только что Сенцов на мотоцикле не ездит. Надо бегом бежать к Крольчихину и Федору Федоровичу, рассказать им о гибели стажёра… Сенцов из квартиры вылетел пулей — даже несмотря на то, что ноги его подламывались от подспудного страха, который выгрызал его изнутри. Хозяйка охала ему вслед, запирая дверь, а Сенцов уже скакал вниз по лестнице, во двор, к служебной машине.

— Ты чего взмыленный такой? — изумился Федор Федорович, когда Сенцов с треском распахнул дверь и, грохоча башмаками и отдуваясь, вбежал в кабинет.

— Федор Федорович! — подскочил к нему Сенцов. — Я вспомнил, что нашего прошлого стажёра звали Михаил, и вспомнил, где он живёт… Он снимал комнату у бабули одной, прямо над «Черёмушками»… Чёрт… — чертыхнувшись, Сенцов заглох: внезапно осознал, что вполне мог выяснить у курящей хозяйки его фамилию, но по-сенцовски забыл…

— Что такое? — осведомился Федор Федорович, видя, как Сенцов застыл, дыша ртом, словно собака.

— Да вот… — пробурчал Сенцов, досадуя на свою сенцовскую сущность. — Я мог у хозяйки спросить, что у него за фамилия была, но забыл… Зато узнал, что он погиб. Попал в аварию на мотоцикле… И я подозреваю, не случайно…

— Не случайно? — переспросил Федор Федорович и даже отложил подальше те бумаги, которые старательно писал — чтобы невзначай не изрисовать их.

— Я думаю, что его угробили эти… «туристы», и я считаю, что они из «Вавилона»! — твёрдо сказал Сенцов. — А меня они пока только предупредили, чтобы не совал нос…

— Так, — основательно произнёс Федор Федорович, выбираясь из-за стола. — Сейчас, я найду Крольчихина, и мы ещё раз заглянем к этой твоей хозяйке, проработаем её от и до а потом — узнаем, кто расследовал это ДТП и к какому выводу пришёл!

Сказав так, Федор Федорович достал мобильный телефон и принялся звонить Крольчихину. Сенцов отлично слышал, как Крольчихин визгливо клекочет в телефоне Федора Федоровича — громковато у него микрофон настроен, все разговоры слышно… А спустя пару минут за дверью раздался такой громкий и тяжёлый топот, будто по коридору нёсся табун диких лошадей.

ХРЯСЬ! — дверь распахнулась, стукнувшись металлической ручкой о стену, и Крольчихин возник на пороге, отдуваясь и всё разговария с Федором Федоровичем по телефону:

— Так, Федорович, ноги в руки берём и туда на всех парах! Сенцову скажи, чтобы в отделении сидел и ни копытом наружу, понял??

— Понял, — пробормотал Федор Федорович, глядя на взбешённого Крольчихина, как тот, сопя, прячет телефон, вдвигается в кабинет и не замечает, что в том месте стены, о которое стукнулась ручка, образовалась внушительная кривая трещина.

— Сенцов, понял? — вопросил Крольчихин, пожирая Сенцова страшными глазами.

— Угу, — прогудел Сенцов, угрюмо осознав, что отмазаться от овсянкинских зубов он сегодня не сможет.

Федор Федорович и Крольчихин лихорадочно запихивали в папки бумаги со своего общего стола — фотороботы, протоколы всякие… Так рьяно запихивали, аж сминали некоторые… Сенцов с радостью бы поехал с ними, всё-таки, он тут «виновник торжества», «Туристы» и «Репейники» за ним охотятся, и он должен сам себя спасать… Он попытался попросить Крольчихина взять и его — лишь бы от зубов увильнуть. Но Крольчихин сурово хлопнул кулаком по столу и пригвоздил Константина к месту:

— Слушай, Рембо, ты мне тут не прыгай, а то, я чувтсвую, пулю схлопочешь! Сиди в компе, бумажки тасуй — только не суйся мне никуда!

— Угу… — гуднул Сенцов, а желудок тошнотой говорил ему изнутри: «Тебя ждут зубы, зубы, зубы!»

— Не «Угу», а «Есть»! — рыкнул на прощание Крольчихин, и они с Федором Федоровичем исчезли за захлопнувшейся дверью.

— Есть… — мрачно гуднул Константин, уткнувшись носом в дурацкий бесполезный футбольный журнал. С одной стороны это даже хорошо, что Крольчихин отстранил его от дела — он сегодня вернётся домой вовремя, сможет позвонить Кате, попросить у неё прощения, пригласить её куда-нибудь… И, может быть, Катя простит ему и Аську Колоколку, и «посиделки» под вилкинской дачей, и все свидания, которые Сенцов «пробыковал»… И что там, всё-таки, за фамилия была у Миши?? То, что «звериная» — Сенцов уверен на все сто: Мышкин, Крыскин, Белкин, Зайкий, Кошкин, Мошкин…

Константин так погряз во всяких мыслях, что не заметил, как дверь кабинета открылась снова, и из коридора «нарисовался» Овсянкин.

— Костян! — заверещал с порога Овсянкин. — Ты что, забыл??

— Чего… забыл? — не понял Сенцов, чей разум всецело принадлежал таинственному стажёру Мише со «звериной» фамилией.

— Зубы, чёрт подери! — сурово изрыгнул Овсянкин, нетерпеливо топоча ногами.

— Вот, чёрт… — уныло вздохнул Сенцов, осознав, что ему всё-таки, придётся тащиться в кабинет криминалиста и унизительно заниматься этими тошнотворными «зубами»… Рановато он вернулся в отделение — лучше бы подольше посидел у хозяйки Мишиной квартиры… И уговорил-таки Крольчихина взять его «на дело»…

— Давай, Костян, шевелись! — напирал Овсянкин. — Мне же в областное ехать сейчас!

— Та, йду! — злобно буркнул Сенцов, нехотя отлипая от кресла. — Не визжи!

«Срисовывать» зубы — занятие не из приятных. Овсянкин заставил Сенцова кусать гадкий воск целых три раза — ему всё не нравилось, как отпечатываются на нём сенцовские зубы.

— Слушай, я сейчас весь обед тебе вывалю! — огрызнулся Сенцов, когда Овсянкин поднёс к его лицу четвёртую по счёту заготовку и приказал: «Кусай!».

— Хочешь, чтобы в Областном мне по шапке надавали?? — пробубнил Овсянкин, не убирая свою заготовку. — Или напишут сейчас, что это твоя яичница была! Знаешь, позорище какое будет??

— Чёрт… — прогудел Константин и укусил… Гадость воска уже в зубах у него забилась… Точно он сегодня больше есть ничего не сможет!

— Всё? — осведомился он, видя, как Овсянкин придирчиво оглядывает полученный слепок, кладёт его около трёх первых, неудачных.

— Всё, — на этот раз Овсянкин решил, что Сенцов отпахал «программу максимум», и его можно выпустить из лап. — Кстати, Костян, там наши следаки упросили Тетёрку отпустить тебя пораньше! Зубы я твои получил, так что, всё, амиго, иди «нах хаус»!

Сенцов не знал, радоваться ему, или нет… С одной стороны уйти пораньше — для него подарок, ведь он вот уже долгие недели притаскивался заполночь, оставлял следы по всей квартире, падал носом на диван и засыпал, не снимая башмаки. Кате он не звонил, потому что сил просто не было разговаривать — засыпал ещё в подъезде, на ходу, и буровил бы Кате такую чушь, что она ушла бы от него в ту же секунду. Сегодня у него есть возможность сделать Кате приятный сюрприз и вымолить прощение… Она простит его, уйдёт от Степана, и…

Константин, попав в прихожую, первым делом снял ботинки, а вторым — вытащил из пыльных анналов свой пылесос. Пыль оставила на пальцах серые следы, но Константин заставил себя включить прибор в сеть и вычистить свои страшные затоптанные ковры. За окном накрапывал дождь — такой серый, скучный, промозглый… Осенний дождь, от которого хочется спать. Константин хотел ещё вытереть пыль, но решил, что устал, и не будет. Усевшись на диван, Сенцов изучил программу телепередач и обнаружил на канале «Интер» трансляцию футбольного матча. «Отлично!» — обрадовался Константин, собравшись провести дождливый вечер банально, по-сенцовски. Поганый вкус воска улетучился, уступив место сосущему голоду. Желудок, буквально, выскакивал, бурча пустотой, навязчиво требуя, чтобы Сенцов не морил его и наполнил хоть, чем. В такие минуты Сенцову казалось, что он съел бы и собаку. Сырую. Константин побежал на кухню и раскрыл свой злополучный холодильник, который постоянно подкладывает Сенцову свиней: оказывается пустым в тот самый момент, когда его хозяину больше всего нужна еда. Но на этот раз холодильник удружил: в его холодных недрах, в ледяной шубе покоилась вожделенная колбаса, кусок сыра — достаточно большой, полбатона, и даже бутылочка пивка завалялась. Константин тут же сошлёпал себе четыре разлапистых бутерброда, а так же — принёс из холодильника ту самую бутылочку пивка, сел на диван, взял в руку пульт и собрался, было, включить телик и увидеть футбол, как вдруг услышал некий стук где-то в комнате. Константин огляделся: домовых не видно. Сенцов хлебнул пива и хотел возвратиться к футболу, но тут сообразил, что представляет собою «потусторонний» стук. Кап-кап-кап! — крупные капли мутноватой воды срывались с потолка и тяжело шлёпались прямо на его телевизор.

— Чё-ёрт! — испугался Константин, ведь из-за воды в телевизоре могло случиться замыкание.

Поставив пиво на диванный подлокотник, Константин взлетел с дивана и приземлился у заплававшего телика. Отодвинув его в сторонку вместе с тумбочкой, Сенцов воззрился на источник течи — потолок. На светло-кремовых обоях почему-то возник мокрый пузырь, и с него сочится смешанная с побелкой вода. Тётка не говорила Сенцову, что у неё течёт. Наверное, раньше не текло, а потекло только сейчас… Константин помчался в ванную, схватил там металлический эмалированный синий таз и быстренько подставил под подтёкшее местечко, чтобы не вздулся на полу ламинат — а то, вон, ковёр уже подмок.

— Это так везёт только мне… — уныло вздохнул Сенцов, но включил-таки телевизор: не хотелось пропускать любимый футбол.

Турист, турист, прыгает он — вот и турист… — в голове Константина навязчивым роем вертелись слова незнакомого водителя. И куда прыгает «турист»? Куда можно «прыгнуть» из непроходимого тупика, образованного соседними пятиэтажными домами?? Никуда. Можно только улететь на вертолёте, которого не было у «туриста». Или всё-таки, был — откуда тогда следы на балконе у Сенцова? Константин даже футбол не смотрел — наши забили три гола России, а Константин даже не понял, как… И тут все мысли выскочили — даже страшный «турист» куда-то «прыгнул» — их всех прогнала Катя. Катя! Сенцов снова валяет дурака и забывает про неё! Дождь хлестал потоками — ливень с грозой и градом — и град стучал по наружному железному подоконнику градом пуль, скатывался вниз на мокрый асфальт, где таял. Сенцов не съел ни бутерброда. Пивко стояло на ковре закрытым — Сенцов открывашку потерял, сбивал пробку о подлокотники дивана, царапая их, но так и не сбил. Сенцов схватил мобильник и принялся звонить Кате — в дождливый вечер она обязана быть дома. Пускай, около неё даже будет торчать её постылый бухгалтер — Сенцов дозвонится и убедит Катю, что он лучше любого бухгалтера. Но мобильник Кати был непонятно отключён, и на домашний телефон она непонятно не отвечала… Сенцов ощутил дрожь в коленках: воображение нарисовало ему страшного «туриста», который каким-то образом пронюхал про сенцовское слабое место и похитил Катю, чтобы приманить Константина. Холодея, Сенцов случайно задел ногою неоткрытую бутылку, и она легла на бок… Константин лихорадочно разыскивал телефоны Катиных подружек — он не хранил их в мобильном, чтобы ревнивая Катя не устроила ему скандал. Сенцов никогда не изменил бы — даже под дулом автомата — телефоны подруг нужны ему лишь для того, чтобы в таком случае, как этот, узнать, всё ли в порядке с Катей? Выискав в тумбочке засаленный блокнотик, Константин натолкнулся на телефон Алины — это лучшая подружка Кати, и Сенцов остался доволен. Быстренько набрав её номер, Константин принялся ждать ответа.

— Алё? — Сенцов Алинин голос считал противным: ведьминский он какой-то, грубоватый. Алина училась на заочном отделении и много курила, нервничая на экзаменах.

— А, Алина? — уточнил Сенцов, предполагая, что мог набрать номер неправильно и попасть не в ту степь, что с ним частенько случалось.

— Я Алина, — она удивилась и, кажется, не обрадовалась. — А вы кто?

Сенцов только хотел сказать, что он — Сенцов, но тут в их разговор вклинился ещё один голос, мужской:

— Алька, трубку дай! Ало, ало, кто это?? Я её парень, между прочим, а ты кто?? — он, буквально, грохотал, кипя, но Сенцов испугался его не больше, чем охлаждённого пеленгаса на витрине в магазине.

— Так, гражданин, милиция! — Константин рубанул стальным голосом, дабы этот пылкий «Отелло» выпустил свой никому не нужный пар и не мешал ему узнавать про Катю.

— Чёрт… — прогудел «пылкий Отелло», явно испугавшись — видно, рыльце у него в пушку. — На, Алька, поговори… тебе позвонили…

Он устранился, и Сенцов, не теряя строгости, задал Алине милицейский вопрос:

— Вы гражданку Селезнёву Екатерину знаете? — Константину было нестерпимо тяжело выжимать из себя новую фамилию Кати, но он сдержался и выжал её бесстрастно, словно робот-полицейский.

— А… да… а что? — Алина испугалась, стушевалась, замямлила, хотя обычно, была нагловатой и обзывала Сенцова «трусом».

Константин понял, что переборщил с суровостью — он не на допросе «туристов» и «репейников», поэтому решил «сдуться» и признаться, что он — просто Сенцов.

— Алина, это я, Константин, — пробормотал Сенцов. — Ты скажи, с Катей всё в порядке?

— А, это ты! — фыркнула Алина, а вокруг неё играла попсовая песня. — Ты Яшку моего до чертей зелёных напугал! Он аж, блин, сбежал!

— Не развалится! — прогудел Сенцов — какое ему дело до Яшки этого, когда он не знает, где Катя??

— Слушай, Сенцов! — взвизгнула Алина, не выключая песни. — Катя от тебя ушла. И номер свой сменила! Она замужем! Всё, не доставай её! И меня!

Алина со щелчком швырнула трубку, а Сенцов всё сидел столбом с мобильником у уха, слушая дурацкие однообразные гудки… И под эти гудки он тупо, по-сенцовски, заснул, не выключив телевизор… Футбол закончился головокружительной победой донецкого «Шахтёра», но Константин об этом не узнал. Бутерброды остались «в живых» и лежали на тарелке всю ночь. И пивко согрелось у ножки дивана, а телевизор, окончив дневное вещание, начал показывать трещащие, роящиеся помехи…