Туристы. О путешествиях во времени

Глава 196 Мимикрия

Находясь в плену у странного типа по имени Босс, Максим каждую ночь спал в каком-то бараке с дощатыми холодными стенами, с сырым потолком и полом, забросанным сеном и неким тряпьём. Из тряпья он соорудил себе нечто вроде собачьей подстилки и ютился на ней, укрываясь тулупом, который «отстегнул» ему Босс. Да, по ночам Максим должен был спать, однако его постоянно будил грохот близкой канонады, сотрясение земли под побитым боком и хрипатые раскаты ужасной, тяжёлой музыки, которые постоянно вырывались из рупора, подвешенного к длинному столбу, где-то там, под свинцовым задымлённым небом.

— Ruhm und Ehre! Ruhm und Ehre! Ruhm und Ehre der Waffen-SS!! — вырывалось сейчас из проклятого рупора и врубалось в мозги, словно кайло или кувалда. — Der Waffen-SS!! — и жёсткие рифы электрогитары, вызывающие головную боль…

Здесь частенько врубали такое «творчество» — это были не марши, которые обычно запускали фашисты, устрашая врагов бравурностью, а тяжёлый рок из современности Максима. Нечто неонацистское, исполненное и записанное в разрез с законом… Сейчас они запустили «Штальгевиттер» — группу, которая выпустила всего один альбом перед тем, как её запретили за пропаганду фашизма. Попадался и «Раммштайн» — только вот минут десять назад рычали: «Führe mich, Halte mich…»… И что-то ещё в этом роде… Как всё-таки гротескно выглядит этот рок двухтысячных годов на фоне удручающе безысходных пейзажей Второй мировой войны… Максим не спал. Он не мог спать под такой зловещий аккомпанемент: взрывы, свист пуль, и плюс все эти песни…

Внезапно дверь его барака заскрипела — да, дверь страшно скрипела, поворачиваясь на своих неуклюжих петлях, когда кто-либо или даже ветер приоткрывал её. Но на этот раз дверь не приоткрыли, а распахнули, и на пороге барака возник сам Босс. За его спиной маячил низкорослый неуклюжий человечек по имени Шульц. В руках Шульца торчал некий объёмистый свёрток, из-за которого его физиономия была практически невидна, а выглядывала одна лишь немецкая фуражка. Максим давно уже осознал, что Шульц не понимает и не говорит по-русски… Хотя это могла быть всего лишь его «мимикрия», как когда-то выразился Босс. Хотелось бы верить, что это — мимикрия.

— Эй, Турист! — позвал Максима Босс, и придвинулся к нему почти что вплотную, Максим даже подумал, что он сейчас чего доброго наступит своим тяжёлым сапогом ему на нос.

— Чего? — нехотя отозвался сонный Максим, которому кличка «Турист» была так же противна, как Гитлеры и свастики, которые светились тут на всех стенах.

— Давай, Турист, отдирай задницу — пора наводить марафет и кое-куда съездить! — весело объявил Босс, прожигая Максима таким взглядом, словно бы собирался сожрать без соли.

Максим зашевелился, но вылезать из-под тулупа не стремился, потому что под ним было тепло, а воздух покалывал холодными иголочками. Он сел на своей подстилке из тряпья и снизу вверх взглянул на высокого плечистого Босса, который возвышался над ним несокрушимым колоссом. Босс был одет в своём привычном стиле: в серый полевой мундир СС, украшенный какими-то орденами в форме блестящих крестов. Он всё время так одевался… правда иногда натаскивал и панковские широкие джинсы с огромными карманами — когда решал, что ему нужно «флипнуть» в будущее…

— Давай, Турист, не жуй соплю! — подогнал Босс Максима, и из-за него робко выдвинулся Шульц со свёртком.

— А к-куда ехать? — глуповато выдавил Максим, отодвигаясь подальше, к стеночке.

— В город, — буднично бросил Босс, прохаживаясь туда-сюда по бараку Максима. — Только для этого ты должен будешь отмыть грязюку, напялить то, что даст тебе Шульц, и набрать в рот воды! Помни: в городе — ни слова!

— А… — это всё, что смог выдавить из себя изумлённый Максим.

Босс, похоже, проигнорировал его замешательство. Он сказал Шульцу что-то по-немецки и удалился, смерив барак широкими генеральскими шагами.

Шульц пару минут потоптался на месте, молча, а потом — положил свёрток на пол около Максима, а сам — крыской шмыгнул за дверь барака. Максим пожал плечами и потянулся рукою к «подарку от Босса» (или от Шульца?). Он был завёрнут в серую бумагу, как заворачивали когда-то давно в универсальных магазинах. Едва Максим дотронулся до этой бумаги — как дверь барака заскрипела опять и отодвинулась, пропуская Шульца и двух солдат с глупыми глазами, которые двигались за ним. Один солдат тащил таз, а второй — четыре пластиковые шестилитровые баклажки с этикеткой: «Фрост». Максим сам не раз покупал такие в супермаркете «буМ» — когда в общаге отключали воду. Солдаты поставили всё это на пол, и отошли в сторонку, но из барака не вышли. Шульц приблизился к Максиму и начал знаками показывать… что-то. То он тёр свою голову руками, то делал вид, что собирается нырнуть в таз, то вообще «превращался» в умывающегося кота. «Отмыть грязюку» — вспомнил Максим слова Босса и понял, что этот Шульц, от которого, кстати, хорошенько разит алкоголем, хочет загнать Максима мыться.

Кажется, с ними опасно спорить: на плечах солдат болтаются тяжёлые автоматы, на поясах — пистолеты и кинжалы. Они могут в капусту покрошить любого, кто пискнет что-то им наперекор…

Максим выбрался из-под тулупа и встал на ноги. Холодок сейчас же забрался под его футболку и прохватил до самых косточек. Да, прохладное выдалось утро… неохота что-то лезть под воду…

Шульц снова «превратился» в умывающегося кота, и Максиму пришлось последовать его призыву к чистоте. Он стащил футболку, бросил её в угол и наклонился над тазом, на который усиленно показывал Шульц.

Наверное, они хотели, чтобы Максим засверкал, словно хрусталь — Шульц натирал его колючей мочалкой, и на глазах Максима выступали слёзы — до того мочалка была колючей. Вымывая голову, этот неуклюжий слизняк повыдёргивал Максиму половину волос. Максим даже собрался послать его к чёрту — мыло давно уже щипало в глазах, а намокшее тело покрылось гусиной кожей от холода. И тут сверху обрушился ледяной водопад — это по сигналу Шульца подошёл солдат и вывернул на голову Максима всю воду «Фрост» из пластиковой баклажки.

— Ааа! Блин! — взвизгнул Максим и пихнул проклятого Шульца локтем. — Полегче нельзя??

Шульц что-то пролопотал по-немецки, кажется, обижено, мол, чего пихаешься. И тут же на плечи Максима легло тяжёлое махровое полотенце. Наконец-то, экзекуция закончена. Максим завернулся в это полотенце, начал стирать с себя холодную воду. Тут же он увидел этикетку, пришитую к уголку полотенца: «ООО «Купава», Украина, Донецк. Дата изготовления: 2009 год» — случайно прочитал он.

— Шнель, Турист! — каркнул тем временем Шульц и подцепил с пола бумажный свёрток. — Шнель!

Максим отдавать полотенце не хотел: замёрз. Но Шульц силой оттащил полотенце и отдал солдату слева от Максима. Потом он подтолкнул к Максиму свёрток и коротко приказал:

— Кляйден!

— Чего? — Максим так и не научился пока понимать проклятый немецкий язык. — Слушай, — сказал он Шульцу, надеясь, что тот просто переборщил с мимикрией и может объясняться и по-русски. — Я твоё варняканье не понимаю. Засунь свою мимикрию подальше и скажи по-нормальному: чего?

— Кляйден! — роботом повторил Шульц и сделал жест, будто бы натягивает штаны.

Максим разобрался, что это странное слово, которое каркает тут этот тип по кличке «Шульц», означает: «Одевайся». Шульц показывал пальцем на свёрток, и Максим приблизился к нему и развернул бумагу. Внутри лежала одежда — что-то такого же цвета, как и мундиры, которые тут были на каждом.

— Кляйден! — как заведённый, скучно, но настойчиво требовал Шульц, и Максим решил надеть то, что ему предложили.

— Эй, выйдите, что ли? — попросил он, выразительно глядя на этого Шульца.

— Шнель! — подгонял его Шульц и не собирался уходить.

— Чёрт с тобой… — угрюмым филином буркнул Максим и принялся натягивать на себя предложенную одежду.

Только он успел застегнуться на все пуговки — тут же ввалился Босс и приказал:

— Турист, на выход! И так копаешься, как хомяк!

Теперь, кроме мундира, на нём красовался кожаный плащ, а на плече болтался автомат.

— У меня имя есть… — пробормотал Максим себе под нос и потащил свои ноги туда, на выход, к открытой двери, через которую к нему в барак залетала мелкая дождевая пыль и прохладный ветер.

Однако Босс его услышал и тут же презрительно хохотнул:

— Имя у него есть! Хе! У меня тоже — имя есть! Между прочим, я достаточно знаменит! — а потом он надвинулся на Максима и схватил с его головы фуражку.

— Ну, кто так надевает?? — возмутился он так, словно Максим его лично оскорбил. — Она же у тебя на затылке болтается! А нужно надвигать на переносицу! — с этими словами Босс нахлобучил фуражку Максиму на самые брови. — Так-то лучше! Пойдём!

Босс ухватил Максима за рукав и потащил наружу. Откуда-то вынырнул Шульц и распахнул чёрный зонтик — над Боссом, но не над Максимом. Погода была мерзкая: низкие тучи опустились над раскисшей, развороченной войною землёй и плевались мелкой промозглой моросью. Мокрые деревья казались серыми, а там, на востоке, грохотало, грохотало… Там вспыхивало алое зарево, вздымались языки оранжевого пламени, полз жирный чёрный дым. Иногда взрывалось где-то поблизости, отчего земля под ногами дрожала, а по мутной поверхности луж бежала зловещая рябь. Босс был спокоен, как статуя. В своей «надвинутой» фуражке он невозмутимо шагал к кортежу из четырёх чёрных автомобилей и восьми мотоциклов, который стоял поодаль и ждал их, чтобы везти туда, в неведомый город.

Шульц проворно подскочил к одной из машин — к «Мерседесу» с флажками на крыльях и с золочёным орлом на боку. Едва Босс приблизился — он распахнул перед ним заднюю дверцу. Однако Босс не сел, он сначала затолкнул в салон Максима. Максим попытался вырваться — Босс грубо схватил его за плечо своими пальцами — однако не смог: рука Босса казалась просто стальной.

Максим был впихнут в салон раритетного автомобиля и с размаху плюхнулся на мягкое сиденье, обитое натуральной кожей. Впереди него сидел водитель — и на его голове торчала такая же «надвинутая» серая фуражка. Босс вдвинулся в салон рядом с Максимом и уселся по-королевски, закинув одну длинную ногу на другую. Шульц тут же проворно захлопнул за ним дверцу и бабочкой впорхнул на переднее сиденье около водителя. Пока они усаживались, Максим заметил, что приборный щиток раритетного «Мерседеса» прошёл «полный апгрейд», и был полностью заменен «техникой будущего», даже нёс в себе GPS-навигатор и навороченную цифровую магнитолу. Движок тоже, наверное, из две тысячи десятого, не иначе… Мимикрия…

Шофёр завёл мотор, и Максим услышал не рёв, который испустил бы старый «пылесос», а мягкое «урчание котёнка», достойное «Мерседеса» А-класса. Кортеж двинулся, рассекая мелкий дождик, и вскоре вырвался на грунтовую дорогу — всю разъезженную, грязную, с лужами. Деревья помчались за окошком бесконечной чередой, превратившись в две серые стенки по обеим сторонам дороги.

Бу-бух!! — где-то сзади рвануло, и земля привычно содрогнулась. Максим съёжился — никак не мог привыкнуть к этому страшенному грохоту, рождаемому тоннами металла, который бросали с грозных небес…

— Минут через двадцать будем в городе, — буднично заметил Босс, глядя не на Максима, а в окошко, на деревья. — Если, конечно, парти́заны не устроят нам сюрприз.

Максима словно бы за горло ухватил спрут. Он снова испугался, и заросли для него мигом наполнились чудовищами.

— Парти́заны? — переспросил он, и его голос дрогнул.

— Ага, их здесь, как нестрелянных собак! — заявил Босс каким-то чересчур весёлым голосом и повернулся к Максиму. На его лице появилась улыбка, но какая-то недобрая, кровожадная.

Водитель впереди нажал кнопку магнитолы, и из динамиков, привешенных за спиной Максима, понеслось:

— Segne deinen Schmerz!! — под тяжёлую гитарную музыку. Ещё одна современная песня группы «Айсбрехер».

Максим не ожидал, что музыка заиграет у него за спиной и вздрогнул.

— Хы-хы! — довольно оскалился Босс. — Техника на грани фантастики, ага?

— Муу… — неопределённо протянул Максим, опасливо выглядывая в окошко. Да, если эти «туристы» маскируются под немцев — на них обязательно нападают партизаны… «парти́заны».

— Могут гранату на дорогу выбросить, — продолжал тем временем Босс, вертя в руках стек, с которым практически никогда не расставался. — Или обстрелять из-за кустов. Они трусливые, как шакалы. Приходится натыкать их на колья, чтобы другие боялись выползать.

Дворники «Мерседеса» сбрасывали с лобового стекла дождевую воду, пропитанную пылью и пеплом. Максим видел впереди разлапистый «Виллис», наполненный солдатами… или людьми, одетыми, как солдаты.

Максим сидел, вжавшись в спинку кресла, и с мучительным ужасом переваривал слова Босса, которые только что услышал. «Натыкать на колья»! Они…

Внезапно «Виллис», что шёл впереди, застопорился, а из кустов слева раздались какие-то хлопки, треск, непонятное и жуткое уханье. Водитель перед носом Максима натужно вдавил в пол педаль тормоза, опасаясь наехать на «Виллис» сзади. «Мерседес» жёстко подбросило, Максим едва не ударился головой о сиденье водителя. Шульц что-то запищал по-немецки. И тут же навалился Босс, и бешеной силой вытолкнул Максима из салона на улицу. Тут же дверцу «Мерседеса» рядочком прошили пули, выпущенные из автомата. Они оказались на улице, под мокрыми каплями. Босс пригнул Максима к грязной дороге и залёг сам, сжав в руках автомат. Над ухом прострекотало, где-то засвистело. Максим повернул окаменевшую от страха шею и увидел, что солдаты запрятались за передним «Виллисом» и бьют из автоматов по кустам. В них попадали пули невидимых в листве противников, и солдаты валились в грязь…

В кустах скрывались какие-то тени — люди — не люди… И вдруг одна из них вскочила и швырнула что-то, что описало полукруг и шлёпнулось у самого носа Максима. Максим скосил глаза и увидел, что это — «лимонка» с выдернутой чекой. Граната зашипела, готовая взорваться, и тут же молнией метнулась рука Босса, схватила лимонку в кулак, а секунду спустя Босс вскочил на ноги и с размаху швырнул гранату обратно, в кусты. Из кустов возник некто с автоматом, пальнул очередью, и в тот же миг прогремел взрыв — взорвалась лимонка, с огнём, с дымом, подожгла какой-то ствол. Некто с автоматом прекратил стрелять и завалился в густую траву, убитый осколками.

— Пильчиков!!! — Максим неистово заверещал, потому что узнал в убитом своего давнего приятеля-филолога. — Пильчиков!!

Он уже готов был ринуться туда, где был Пильчиков, где были те, кто…

Босс стоял, широко расставив длинные ноги, и гвоздил по кустам, в тех, кто прятался за ними, из своего автомата, и на лице его застыло стальное спокойствие безумца. В него летели пули, свистели, пролетая, а он не моргнув и глазом, продолжал стрелять до тех пор, пока в кустах не стихло, и некто не повалился тяжёлым кулём на сырую землю.

Максим всё лежал лицом вниз, а рядом с ним тихонько стонал Шульц. Максим повернул лицо вправо и увидел его, смертельно бледного, перепачканного, рыдающего.

— Ауфште-ейн! — раздался над головой мощный, командный голос Босса.

Солдаты, что залегли на землю, вскакивали и занимали места на мотоциклах и в автомобилях, двигаясь быстро и точно, словно роботы. Босс оценивающе оглядывал их, видимо считал потери.

Максим водворился на ноги, которые казались сделанными из ваты. Фуражка свалилась в лужу, волосы взъерошил мокрый и холодный ветер, тело пробрала зябкая дрожь, руки, затянутые в серые замшевые перчатки, тряслись.

— Пильчиков… — булькнул Максим и изъявил желание двинуться в кусты на помощь бывшему красноармейскому товарищу.

Но путь перекрыл Босс: он ухватил воротник Максима своими пальцами и дёрнул его назад.

— Куда? — осведомился он, отпустив автомат, позволив ему свободно заболтаться на плече.

— Пильчиков… — повторил Максим. — Там…

— Что? — изумился Бос и наклонился к нему так, что Максим увидел его светло-голубые недобрые глаза. — Какой Пильчиков? Сопли подбери, Гунька! Какой тут может быть Пильчиков, когда тебя чуть не издырявили?? Давай, садись! — Босс толкнул его к распахнутой дверце «Мерседеса». — Доннерветтер, ну, ты и изгваздался! Ты мне салон испортишь, чёрт!

Максим, грубо зашвырнутый в салон, уткнулся носом в кожаную обивку сиденья.

— Шульц! — Босс теперь тиранил этого неуклюжего коротышку. Он злобно каркал по-немецки, Максим его не понимал, но знал, что Шульц сейчас будет жестоко обруган и может быть, даже побит. Босс пнул его сапогом, и Шульц, как дворняга, вполз в кабину, устроившись около флегматичного водителя.

— Доннерветтер! — раздражённо фыркнул Босс и плюхнулся на сиденье, больно пихнув Максима автоматом. — Двигайся, Турист! — он громко захлопнул дверцу сам, без помощи Шульца. — Лё-ос! Фарен вир! — прикрикнул он на водителя, и тот завозился с зажиганием.

Максим ворочался, пытался сесть поудобнее, но кожаная обивка теперь прижигала ему тело, словно раскалённая. Босс прикончил Пильчикова, пристрелил ещё кого-то… Что же это за фирма такая, которая… стреляет в людей, как настоящие фашисты??

— За-зачем вы это сделали? — выжал из сдавленных ужасом лёгких Максим, ёрзая на проклятой обивке проклятого автомобиля.

— Партизаны… — пробормотал Босс, повернув к Максиму своё лицо, фашистское лицо со зобными прищуренными глазками… Как Максим раньше не заметил этот прищур? — Достали, честно тебе скажу, Турист. На каждом шагу копошатся.

Водитель наконец-то справился с зажиганием — у него руки тоже тряслись — и вдавил в пол педаль газа. Раритетный «Мерседес» взревел современным мотором. Мотоциклы и «Виллис» впереди двинулись вперёд, и кортеж вновь понёсся, расшвыривая колёсами раскисшую грязь.

Поражённый, огорошенный Максим прилип носом к тонированному окну, высматривая в зарослях на обочине… кого? Он боялся и Босса и партизан — «своих», русских партизан, которые, кажется, теперь превратились во врагов. Прохладное стекло холодило нос и щёки, с него стекали капли… конденсата или дождевой воды. Мимо проносились намокшие кусты, намокшие деревья, мокрые птицы выпрыгивали из зарослей и скрывались снова.