Туристы. О путешествиях во времени

Глава 47 Александр Новиков — не «мусорный убийца»?

Санек вжался лопатками в стул и, дрожа, ожидал… чего? Допроса с паяльником? Тумаков? Или сразу расстрела? Он сам пока не знал, но чувствовал, что на его бедную голову надвигается что-то ужасное, и милицейский арест — всего лишь начало конца… С него не сняли наручники, когда затолкнули в эту мрачную сыроватую комнату и пригнули к скрипучему стулу. Значит — его считают опасным… Они знают про убитого Эриком водителя «Нивы», и про взорванных гаишников, и про расстрелянных бомжей… Они никогда не поверят в Эрика — они навесят все эти ужасы на него, на Санька, и отправят его на несправедливую казнь…

Серые стены без обоев давили на кипящие мозги неподъёмной громадой, тяжёлый стол, который торчал перед носом, буквально наезжал и раздавливал под собой, стул, скрипя, уничтожал насмешками, а звенящая тишина сводила с ума… Санёк чувствовал всё это, и к горлу подкатывал мучительный ком.

Внезапно заскрипела дверь, и Санёк, вздрогнув, невольно уставился на тех, кто не спеша и молча переступали порог и вдвигались к нему, обступали, разглядывали… Один установился за спинкой скрипучего стула и положил руки на резиновую дубинку. Они думают, что Санек поднимет бунт и будет невменяемо драться? Нет — Санек затравлен так, что едва сможет шевелить языком у них на допросе…

Второй примостился за невысоким столиком в углу комнаты и шелестит бумагами… Третий сам себе принёс стул, установил его сбоку от стола и заёрзал на нём, устариваясь, четвёртый вдвинулся за стол, остальные же остались стоять, таращась на Санька, как на льва в клетке зоопарка. Всего их было семеро, и Санёк в их окружении чувствовал себя препарированной лягушкой.

— Так-так… — пробормотал за столом Крольчихин и повернул голову назад.

— Ветерков, готов писать протокол? — осведомился он у стажёра, примостившегося за столиком в углу.

— Так точно! — весело ответил стажёр, положив перед собою бланк и вооружившись ручкой.

Следователи из военной прокуратуры Мешков и Василенко переминались около стола, а рядом с ними переминался Сенцов. Мешков и Василенко о чём-то гневно перешёптывались, а Сенцов молчал и тщетно пытался освободить мозги от испарившихся смартфонов проклятого Чижикова. Хоть Сенцов и схватил «мусорного киллера», премии его всё равно лишат — из-за смартфонов, чтоб они провалились!

— Ну, что, гражданин Новиков, начнём, — сказал Федор Федорович, досадуя на то, что выбрал для себя далеко не самый удобный стул.

— А… — тихо пискнул Санёк, дрожа в мертевенном свете энергосберегающей лампочки.

— Будем считать, что арестованный Новиков дал согласие на допрос! — прогрохатал из-за стола Крольчихин и взял с исцарапанной столешницы запечатанный пакет. В пакете находился пистолет — не Санька, а тот пистолет, который выкинул Эрик.

— Вы узнаёте это? — надвинулся грозный Крольчихин на Санька, и тот попытался отпрянуть назад, однако не позволил стул.

— Пистолет системы Люггера, — заметил следователь Мешков.

— Люггера, Люггера, — согласился Крольчихин. — Узаёте, гражданин Новиков??

— Уз… узнаю… — пролепетал Санёк, стараясь сесть так, чтобы энергосберегающая лампочка не слепила глаза. — Он не мой…

— А чей же? — сурово выплюнул Крольчихин, помахав пакетом перед сопливым носом Санька.

— Е… его… — пискнул Санёк, обливаясь холодным потом: нет, они ни за что не поверят, сошлют его в психушку или просто казнят…

— Чей?! — настаивал Крольчихин, и его голос страшно гремел под унылым потолком допросной, пугая даже Сенцова.

— Э… Эрика… — заикаясь, протянул Санёк и тут же закашлялся, подавившись собственной соплёй.

— Эрика? — уточнил Крольчихин, а Федор Федорович взял со стола таинственный фоторобот и показал Саньку.

— Он — Эрик? — осведомился Федор Федорович, следя за реакцией Новикова, чтобы вовремя уличить преступника во лжи.

Санек сразу узнал лицо на фотороботе, и ему стало легче. Раз нарисовали фоторобот — значит, они знают, что Эрик существует и не спихнут всех собак на Санька, сказав, что он придумал Эрика «для отмазки».

— Он, — кивнул Санёк, обзаведясь слабой надеждой на спасение.

— Подтверждаете? — уточнил Федор Федорович.

— Да, — тут же согласился Санёк, потому что да, лицо на их фотороботе — и есть лицо Эрика.

Отлично, теперь карандашный фоторобот немного растерял таинственность и даже обрёл имя. «Эрик» — дурацкое иностранное имя, которое с успехом могло бы явиться и кличкой — Федор Федорович подписал под загадочным лицом.

— Так, отлично, — «похвалил» Новикова следователь Крольчихин. — А теперь я хочу узнать: откуда он взялся, этот ваш Эрик?

— Из… из леса… — глуповато прогудел Санёк, потому как совершенно не знал, откуда же всё-таки, взялся Эрик. Он мог взяться из любой психушки, тюрьмы, дыры… Или он маньяк…

— Я… точно не знаю… мы нашли его и всё… — заключил Санёк после короткой, но тяжкой паузы.

— Хорошо, — кивнул Федор Федорович, а посаженный на место писаря Ветерков старательно работал ручкой. — Скажите, Новиков, а где же ваш брат?

— Его… похитили… — промямлил Санек, продолжая потеть и мучиться пониманием того, что в загадочное похищение Васька они точно не поверят, а придумают… что-нибудь.

— Кто? — удивился Крольчихин, округлив глаза.

— Лю-люди в чёрном-м… Такие… — булькнул Санёк и затих, поняв, что следователь вытаращился на него, как на психа.

— В каком люди? — переспросил Крольчихин, начиная внутри себя тихо сатанеть.

Сенцов, наблюдая за ними, подавлял смешки, Ветерков тоже подавлял, только хуже, следователи из военной прокуратуры мысленно крутили пальцами у висков, и один только Федор Федорович сохранял спокойствие.

— В… чёрном… — повторил Санёк, съёжившись под испепеляющим взглядом Крольчихина.

Крольчихин пока что держал себя в руках и молчал, сурово сдвинув толстые брови. Санек старался не смотреть на него — суровость следователя лишала последних сил и мешала говорить. Он таращился в пол, в затёртый линолеум и едва лепетал деревянным от страха и нервного истощения языком:

— Они забрали моего брата прямо на трассе… Подрезали нашу машину, затеяли стрельбу и унесли его…

— ВАШУ машину? — скептически прищурил глаз следователь Василенко, а Крольчихин тихо фыркнул: Василенко своими вопросами только сбивает Новикова и мешает ему говорить, а самому Крольчихину мешает работать.

— Н-не совсем… — пролепетал Новиков, чьи щёки заметно покрылись налётом бледности. — Эрик заставил нас угнать фуру… Вернее, он сам её угнал, связал шофёров, а нас с братом заставил лезть внутрь…

Санек старался рассказывыать как можно больше правды — наверняка, связанных дальнобойщиков уже нашли, они заявили в милицию…

— А эти… — Санёк не знал, как правильно назвать «людей в чёрном». — Они остановили фуру прямо на трассе и… похитили Ваську…

— Отпирается! — злобно буркнул следователь Мешков и свирепо сказал Новикову:

— Рядовой Новиков! У нас есть версия, что вы убили своего брата и спрятали тело!

Он не спросил, а вколотил эту свою «версию» в заболевающий мозг Санька так, словно бы уже всё доказал и собирается вынести приговор.

Санек испугался. А вдруг, он правда, убил? И Эрика никакого нет, Саньку только кажется, что он есть? Воображаемый друг… у Санька уже был один такой в пять лет… Существуют же такие болезни, когда человек сам не помнит, убил он или не убил? Ему кажется, что нет, а по настоящему — да?.. А вдруг и у Санька тоже такая болезнь?

— Я… не убивал… — выжал из себя Санек, корчась от страха перед всеми этими следователями, почти мистическим Эриком, а так же — перед самим собой. — Его похитили… Я вам клянусь! — выпалил он в отчаянии и заглох, не зная, что ещё говорить…

— Может быть, ваш сообщник убил вашего брата? — не отставал Мешков, прищуривая глазки, словно гепард, нацелившийся схватить больную антилопу. — А вас вынудил врать, чтобы выгородить себя?

Можно было, конечно, согласиться с этим Мешковым, который ничего не желает слушать, а только гнёт ту линию, которая ему удобна, однако Санек не стал, потому что ему нужно было спасти брата.

— Василий жив! — выкрикнул он, вытянув шею так, как вытягивает воющий волк. — Я вам говорю: его похитили какие-то бандиты в масках…

— Ладно! — перебил следователь Мешков. — На следственном эксперименте вы покажете, где это произошло! — нехотя фыркнул он, вытирая платком свой длинный нос.

— Раненые в Кучеровом солдаты сообщали о присутстсвии третьего человека, — шепнул Василенко на ухо Мешкову. — Я изучил все документы и полагаю, что Новиков не врёт, и с ними был ещё кто-то…

— Я не удивлюсь, если это был их сообщник, который помог им дезертировать! — так же, шёпотом, огрызнулся Мешков. — И так же не удивлюсь, если они потом убили Василия вдвоём, а потом — избавились от тела и сочинили небылицу! Новиков! — пригвоздил он Санька и чуть не прожёг в нём своим взглядом сквозную дыру. — Расскажи-ка нам, что за друзья у тебя были, пока ты не попал в армию?

— А… причём тут мои друзья? — не понял Санек и решился уточнить, от страха глотая слова.

— Говори, говори! — поторопил Мешков, расхаживая взад-вперёд и гулко стуча сапогами.

— Ну… — Санек задумался, потому что у него было совсем не много друзей. — Витька Петров… вернее, Виктор… Петров… это мой бывший одногруппник из университета…

— Отлично! — сталью рубанул Мешков. — Где сейчас Виктор Петров?

— У-учится… — пролепетал Санек.

— Стрелять умеет? — осведомился Мешков, стремясь «приклеить» Эрику личность Виктора Петрова.

Санек вспомнил, как их на военной кафедре учили держать ружьё… Виктор же Петров, который ловко катался на скейт-борде, танцевал брейк-данс и сходу покорял девчонок, держать ружьё совершенно не умел. На первом зачёте по стрельбе он отправил все свои пули «за молоком»… так же, как и Санек. Им обоим тогда влепили «неуд», и это легко проверить, потому что все ведомости хранятся в деканате факультета.

— Нет, не умеет… — выдавил правду Санек. — Он «неуд» получил на военной кафедре…

— Ясно! — сухо буркнул Мешков, досадуя на то, что спихнуть вину эфемерного «Эрика» на Виктора Петрова не удасться. — А другие друзья у тебя есть?

— Ну, Севка… Всеволод Сурков… — вспомнил Санек второго своего друга, с которым притаскивал с автокладбища никому не нужные сломанные мотоциклы и пытался ремонтировать их. Потом они вместе пошли поступать, но Сурков не поступил в универсистет, отучился на автослесаря и уже открыл собственный автосервис…

Следователь Мешков покрутил носом, заставил Санька рассказать умеет ли Сурков стрелять, а потом и его отмёл, узнав, что стрелять последний не умеет так же, как и Петров.

— А ещё, ещё? — напирал Мешков на Санька, однако у последнего больше не было друзей.

— У меня только два друга… — честно сказал Санек, всё не понимая, зачем этому грозному следователю нужны его друзья, ведь Эрик никогда не был его другом… скорее он был врагом.

Мешков рычал, скаля свои клыки, желтоватые от сигарет — он бы слопал Санька, если бы беднягу не спас звонок телефона.

— Ало? — рыкнул в трубку Крольчихин, а Мешков пока разжал клешни и откочевал к дальнему стулу, куда уселся, ёрзая.

— Да, да, хорошо, ждём! — выговаривал в трубку Крольчихин, сурово хмыкая. А когда повесил трубку — громко сообщил:

— К нам едет Игорь Ёж! И везёт за собой своих свидетелей! Собирайтесь, сейчас устроим опознание!

— Прекрасно! — протарахтел из своей тени Мешков не прекращая там ёрзать. — Сейчас, они укажут на Новикова и всё станет ясно!

— Не говорите «Гоп!»! — ехидно хмыкнул Крольчихин, вставая. — Давайте, не сидим! Ищите понятых!

В руки Санька впихнули лист бумаги с напечатанной на нём огромной тройкой и велели держать эу цифру на виду. Санек взял лист обеими рукми и почувствовал, как эта тройка придавила его, словно свинцовая. Да, все эти люди, которые шумно топчутся и гомонят в коридоре, обязательно опознают его, как только увидят… и тогда Саньку придёт конец.

Справа и слева от Санька высились некие незнакомцы, отмеченные номерами «2» и «4». Санек их впервые видел, да они и не похожи на него: «2» зарос рыжей бородищей, а «4» был отяжелён мешковатым вислым пузом. Кроме этих типов были ещё двое — «1» и «5», но Санек не видел их, как следует. Наверное их взяли с улицы — только для того, чтобы каждый из сонма свидетелей выбрал из них Санька. Незнакомцы с обеих сторон косились на Санька недоверчивыми своими глазами, невольно отодвигаясь в стороны — как же, поставили рядом с убийцей, они невольно ждут, что он их тоже убьёт.

— Так, граждане, вернитесь на места — начинаем опознание! — приказал грозный следователь Крольчихин, а все остальные грозные следователи рассаживались, занимая стулья. Двое из них взяли по бумаге — чтобы протоколировать опознание в двух экземплярах, а трое, и в их числе Сенцов — те просто сели, прожигая несчастного арестанта сатанинскими своими глазами.

— Казачук, впускайте первого свидетеля! — властно приказал Крольчихин, устроившись за столом.

Безмолвный идол Казачук распахнул коричневую дверь, и первым из-за неё вдвинулся Игорь Ёж, который вёл под ручки некую несчастную девицу. Последняя всхлипывала так, словно бы с ней стряслось глубокое личное горе, и Саньку стало страшно. Он даже не заметил, когда и где пересёкся с этой нервной, побледневшей особой, но ничего хорошего от неё не ждал — перепуганная, затравленная, она увидит страшного маньяка хоть в ком… хоть в безобидном безрогом ягнёнке.

— Извините… — Игорь Ёж извинился за то, что приехал аж через два часа после того, как позвонил. — Я едва уговорил гражданку Белкину явиться на опознание.

— Так, Белкина! — Крольчихин сейчас же пригвоздил несчастную всхлипывающую гражданку к месту и заставил вскинуть растрёпанную белесую голову и заморгать мокрыми глазами.

— Вы полегче с ней… — попросил Ёж, который видел, как стекает ручейками косметика с намоченного горькими слезами лица свидетельницы.

— Гражданка Белкина, кого из этих граждан вы видели на месте преступления? — Крольчихин не мог полегче — сатанел из-за мешковского хмыканья — а по сему, грохотал, пугая Белкину.

— А… — промямлила Белкина, уставившись на тех субъектов, которые стояли около Санька и делали вид, что им всё равно.

Санек физически ощущал на себя её взгляд. Хоть она и выглядела плохо, дрожала, размазывая свою косметику руками по всему лицу, однако взгляд её был ужасен, прожигал, как кислота…

— Его! — костлявый палец Белкиной упёрся прямо в лоб Санька, заставив его вздрогнуть… сейчас, из этого наманикюренного пальца вылетит пуля и пробьёт ему череп, вывалив мозги…

Два следователя усиленно работали ручками, записывая вину Эрика на совесть Санька, а Крольчихин, хмыкнув и пожав плечами, уточнил:

— При каких обстоятельствах вы видели этого гражданина?

— Он толкнул меня в троллейбусе… — заплакала Белкина. — Отшвырнул, и я ударилась о поручень головой…

Стоп. Санек вспомнил её — она стояла в троллейбусе на пути Эрика… Санек только слегка подпихнул её, проходя, а вот, Эрик — тот схватил её за плечи, когда троллейбус резко затормозил, и отшвырнул, чтобы Белкина на него не упала…

— А что он ещё сделал? — Крольчихин пытался добиться от Белкиной ответов поинтереснее, например о том, как Санек стрелял в милицию из автомата… Но Белкина покачала головой, не прекращая лить слёзы.

— Уводите её! — фыркнул Крольчихин, шаркая ногами под столом. — Давайте, более толкового ведите!

— Пойдёмте, гражданка Белкина, — негромко сказал Игорь Ёж, стараясь быть тактичным с рыдающей дамой. — Вы можете быть свободны…

Выведя Белкину, Ёж впустил гражаднина, в руке которого болталась авоська, наполненная картофельными клубнями… Санек и этого типа узнал — он толкнул его и сбил с ног, заставив растерять картошку… Гражданин об этом красноречиво расскзал Крольчихину, тыкая и тыкая пальцем Саньку в лицо, почти хватая за нос…

Их было много, этих свидетелей, Санек даже стоять устал, и в глазах зарябило от многообразия лиц. Каждый из них показал на Санька — он их толкнул, пихнул, пробежал мимо них… Крольчихин устал выколачивать из этих типов «интересные» показания — они не давали ему «интересные» показания!

— Распишитесь… — Крольчихин устал даже сатанеть, а только вздохнул, протягивая протокол последнему свидетелю — плюгавому эмо-бою, который убежал от Александра и Эрика, теряя прибомбасы. Эмо-бой что-то накарякал под чётким текстом — кажется, крестик — и уполз, гремя прибомбасами, которых на нём оствалось ещё много.

— Видите? — тут же возник Мешков, когда за последним свидетелем захлопнулась дверь. — Они все на него показали, значит, он виновен!!

— Я ничего толкового не увидел! — грозно отрезал Крольчихин, осатанев с новой силой. — Кстати, понятые, подпишите протоколы — и тоже можете быть совбодны!

Следователь решил избавиться от тех граждан, которые высились со всех сторон от несчастного Санька, чтобы они не высились без толку и не мешали ему. Граждане положили на стол свои номера и гуськом потянулись к столу, где Федор Федорович предлагал им подписать оба экземпляра протоколов, которых у него набралась толстая стопка. Когда они прекратили давить его своим тяжёлым присутствием — Саньку стало лучше, и он впервые за эти часы пошевелился — повернул деревянную, скрипучую шею и взглянул на прикрытое гардинкою окно. За окном висела ночь — чёрное небо, оранжевый свет фонарей… Нормальные люди, наверное, давно отправились на боковую, и только они одни тут как неприкаянные, сидят…

— У меня неотложное дело, а я совсем забыл! — громко сообщил следователь Мешков, картинно посмотрев на свои часы, сделанные под «Роллекс», но китайские, купленные на радиорынке гривен за пятьдесят.

— Ну, идите! — отпустил его Крольчихин не без ехидстсва, и Мешков просто развернулся и ушёл, утащив за собой своего молчаливого подчиненного Василенко. Василенко, может быть, и промямлил что-нибудь по делу. Но начальник-то у него Мешков…

Когда они все разошлись и оставили Александра в покое — за широким окном кабинета следователей висела ночная тьма. Ночь была безлунной, и в небесной черноте теплились бледные городские звезды, засвеченные мощными уличными фонарями. Санек впал в мучительную апатию — допросы, опознания, снова допросы и опять опознания вытрясли всю душу, оставив одно лишь безвольное тело. И Санек тупо сидел на стуле, не шевелясь, и таращился в какую-то тупую точку.

— Новиков! — следователь в который раз на него зарычал, у Александра не осталось сил реагировать, и он только молчал, не в силах отвести пустых глаз от «заколдованной» точки.

— Та не сидите вы! — опять зарычал следователь, пихнув Санька в бок. — Сейчас, будем вашего «Эрика» опознавать!

— А? — услыхав про Эрика Александр включился, выпав из апатии. Они поймали Эрика! Санек узнает Эрика ста пятидесяти миллионов похожих людей, опознает его сходу, и тогда — он будет оправдан!

— Давай, Новиков, не быкуй! — крикнул ему на прощание следователь и удалился, оставив Александра в компании двух оперов: Сенцова и Ветеркова.

— Вы его поймали? — спросил у них Санек с такой надеждой в голосе, будто болен раком, и для него нашли панацею.

— Ну, в общем, поймали, — сухо отбоярился Сенцов, который всё больше убеждался в том, что их Мишак — просто Мишак.

— Это он всех их убил, — Александр чуть ли не плакал. — Скажите, вы мне верите?

— Посмотрим! — отрезал Сенцов, и тут распахнулась дверь. Первым шёл Крольчихин, за ним — топал сонный Казачук, пихая плечистого Мишака, а замыкал — Федор Федорович с кипой каких-то документов.

— Сажай! — скомандовал Казачуку Крольчихин, и сержант пригнул Мишака к свободному стулу. Мишак был недоволен тем, что его разбудили за полночь — ёрзал, сопел. Но что он мог сделать, когда задержан с подозрениями в убийствах?

— Новиков! — громко сказал Крольчихин Александру. — Вот этот человек — кто?

Санек сидел спиной к тому, кого привели следователи, потому что адская усталось не давала ему повернуться, пошевелиться не давала…

— Новиков, но не быкуйте же! — рявкнул следователь, повернув Александра за плечо. — Всем же домой хочется! Посмотрите на него и скажите: вы его узнали или не узнали?

Александр грузно развернулся и посмотрел… Его воображение нарисовало на стуле того самого страшного Эрика, которого они с братом встретили в лесу и который совершил все убийства, в которых их обвинили… Но да, их задержанный был на него чем-то похож — такой же рослый, крепкий, плечистый, суровый… но не он. Совсем не он и не похож даже. Другой человек, которого они задержали по ошибке, и на Александра снова напала депрессия, прижав его так, что он едва не умер.

— Нет, вы ошиблись, — всхлипнул Александр, понурив свою бедную голову. — Это не он. Не Эрик…

— Точно? — к нему наклонился Крольчихин, выпытывая.

— Да, это совсем не он… — Санек кивнул своей обречённой головой и застыл, потому что апатия и депрессия его сковали и задушили.

— Понятно… — Крольчихин был не восторге и даже очень зол. — Казачук, — призвал он сержанта. — Снимай с Медведева наручники — пусть распишется в протоколе!

Так и есть — Мишак оказалася просто Мишаком. И сержант Казачук сковырнул с него наручники, а Федор Федорович поднёс к его искривлённому переломом носу бумагу и потребовал:

— Распишитесь!

Мишак больше не орал и не буянил. Он схватил ручку своими дубоватыми пальцами, нарисовал неуклюжую подпись, а когда Казачук пихнул его к двери — заклинился на пороге, заставив сержанта врезаться с свою спину. Михаил уставился на Крольчихина влажными глазами и кротко спросил:

— А Владик Стрижев?

— Стрижев опознан сёстрами, — сухо ответил Крольчихин, который уже и знать не желал никаких Владиков, сестёр, братьев, убийц и т. д., а хотел домой, спать. — Когда мы найдём настоящего убийцу — вас вызовут на суд, как свидетеля, а сейчас — можете идти.

— Спасибо… — негромко проронил Мишак, и позволил Казачуку увести себя в изолятор, топоча, словно гризли в ботинках.

Спустя пару минут сержант вернулся, зевая, глянул сонным глазом на скукожившегося от безыхдоности Александра и негромко осведомился:

— А этого гаврика куда?

— Казачук, Новикова — тоже в изолятор, и — по домам! — зевнул Крольчихин. — У меня уже вот такая голова!

— Есть! — довольный тем, что можно домой, Казачук согнал унылого Новикова со стула и принялся проворно конвоировать его прочь из кабинета, по коридору… там он повернёт направо, откроет дверь, потом повернёт налево… и так далее, пока не достигнет изолятора, не водворит Новикова в камеру и не отправится спать…

Константин Сенцов вышел из отделения в прохладную летнюю ночь, напоенную запахами цветов на клумбе перед входом и выхлопной вонью от припаркованных повсюду машин. Усталость была, словно камень — ноги переставлялись медленно и неуклюже, а мозги забивались ватой, отключаясь находу… Константин не удивится, если, проснувшись утром, обнаружит себя в чьей-нибудь клумбе — он поймёт, что от усталости не смог дойти до дома, отрубился по пути и рухнул, примяв чужие цветы… Но вдруг ватный сон сорвала холодная волна: Сенцов вспомнил, что, замотавшись с Новиковым, абсолютно забыл про Катю! Он не позвонил ей, не дозвонился и не извинился за пробыкованный театр! И что думает Катя? Думает, что Сенцов её бросил. Константин вырвал из кармана мобильник, разблокировал и увидел на экране страшное время: полтретьего ночи! Катя уже спать давно легла, десятый сон видит, но Сенцов решил не сдаваться — он разбудит её звонками и будет вымаливать прощение до тех пор, пока не получит. Лихорадочно набрав Катин номер, Сенцов придвинул трубку к уху и стал ждать, пока гудки не сменятся…

— Ало?? — его ухо, буквально взорвалось, когда в трубку влетел скрипучий, толстый, сонный голос… кажется, даже мужской, который был жутко недоволен тем, что разбужен посреди ночи…

— А… Катя? — глупо проблеял Сенцов, остолбенев…

— Что? Чего? Чей ещё батя?? — загрохотал этот страшный голос, хрипя и сипя. — Номер проверь, а лучше проспись, кретин недорезанный!

Всё, на этом разговор был окончен, и обладатель страшного голоса сбросил вызов, исчезнув в коротких гудках. Но Сенцов испытал облегчение: он сначала подумал, что у Кати, и впрямь, другой мужчина… но быстро понял, что нет — это он сам сонными пальцами набрал неправильный номер и попал неизвестно, к кому.

— Чёрт, — пробурчал Сенцов и решил выбрать Катин номер из принятых вызовов, чтобы точно не ошибиться и никого больше не разбудить.

Но Катя не ответила Сенцову — её телефон оставался выключенным, а мозги Константина полоскал всё тот же заведённый оператор, объясняя, что «абонент недоступен»… и т. д. И т. п…. Тогда Сенцов решил позвонить на домашний телефон, но напоролся на неприступные короткие гудки. Катя ни с кем не разговаривала — она просто сняла трубку и положила её рядом с аппаратом, чтобы ей невозможно было дозвониться. Константин не стал чертыхаться — он только горестно вздохнул, спрятал мобильник в карман и поплёлся домой, чтобы там увалиться на диван и заснуть по-сенцовски, не разуваясь в давящем одиночестве.