Катя до сих пор находилась в углу — она сидела, прижавшись спиною к холодным кирпичам, подтянув к подбородку коленки и рыдала в три ручья, а то и во все четыре. Бисмарк же невозмутимо играл на рояле, не глядел на Катю и не глянул даже на Сенцова с Красным, когда те вошли в комнату с чайником.
— Бисмарк! — возмутился Сенцов, увидав, что Бисмарк не удосужился поднять Катю с пола и усадить в кресло.
— Чего? — осведомился Бисмарк, не переставая играть.
— Что ты делаешь? — пробурчал Сенцов, поставил чайник на полированный круглый столик и подошёл к рыдающей Кате.
— Ну, надо же заглушить её вопли, вот я и играю! — легко и просто ответил Бисмарк, терзая клавиши. — А то тут сейчас все прибегут! И Шульц! Кстати, это — Моцарт, «Реквием»! — добавил он, наполняя комнату раскатами музыки. — Траурихлиген любил это произведение!
— Блин, да тут скоро мебели не останется! — буркнул Красный, поспешно сняв горячий чайник с блестящей столешницы.
— Да ну тебя! — отмахнулся Сенцов и повернулся, к Кате, попытался дотронуться до её плеча.
— Ааа!! — пронзительно взвизгнула Катя, замахала руками, целясь Константину в глаз. — Прочь, прочь! Нет!
Константин отпрыгнул, чтобы не получить синяк, а Катя всё махала и махала, колотя воздух.
— Ну и дела! — хихикнул Красный, заваривая в фарфровой чашке пакетированный чай «Липтон». — И долго ты собираешься её тут держать, Старлей?
— Вы с Бисмарком отвезёте её назад, когда шеф раскачает континуум! — твёрдо сказал Сенцов. — И, Красный, когда отвезёте — сотри ей память, чтобы не тронулась, ладно? — добавил он, видя смертельно перепуганную Катю — дрожащую, дёргающуюся, всю в слезах.
— Да, похоже, она уже тронулась! — хохотнул Красный, залпом выпив весь чай, который заварил. — И, Старлей, позволь напомнить! — заявил он, налив в чашку ещё порцию кипятка.
— Чего? — перебил Сенцов, пытаясь снова подобраться к Кате.
— А того, что твоей подружке тут не место! — выплюнул Красный, а Бисмарк всё играл и играл на проклятом рояле, создавая дьявольский аккомпонемент.
— Шеф не заявлял её в программе экскурсии! — продолжал между тем Красный. — Трансхрона у неё нет… Скажи-ка, Старлей, когда это ты сподобился наградить её остаточным следом, а?
— Я пожал ей руку и пожелал удачи, когда узнал, что Катя вышла замуж за проклятого бухгалтера… — угрюмо буркнул Сенцов, глядя в пол. — А до этого я возился с «туристами»… Я тогда ни сном ни духом, что они там все «туристы»… Вот и заразили… А что? — удивился Константин.
— А то, что твоя красотка теперь нехрональна! — вмешался Бисмарк, а его пальцы не забывали бегать по белым и чёрным клавишам. — Как тот докторишка Барсук, которого мы выдрали из концлагеря!
— И что теперь? — вздрогнул Константин, подозревая, что «экскурсия» в прошлое «наградила» Катю чем-то очень нехорошим.
— Мы выбросим её в нормохронос, а через пять минут её спонтанно закинет в юрский период! — выдал Бисмарк вместе с отрыжкой. — Да не, какой нормохронос! — расхохотался он, и «Реквием» Моцарта превратился во «Владимирский централ». — Её может закинуть в юрский период даже сейчас! Или через час — когда континуум расценит её, как чужую!
— Да, и, Старлей! — подал голос Бисмарк, не обрывая раскатистой музыки. — Я, кстати, понял, почему она так подбесилась, когда увидала тебя!
— Почему? — удивился Сенцов, застряв с чашкой в правой руке.
— Да потому что ты для неё крякнул! — словно бы кувалдой вколотил Бисмарк и постучал кулаком по собственному лбу. — Она же была на условно твоих похоронах, а тут — бах! — и ты опять в строю! Усёк?
Чёрт! Как же это Сенцов забыл-то?? Он же вступил в оп, когда понял, что его свадьба канула в тартар! Да, они сделали ему смерть, и похоронили… неизвестно кого, и Катя там тоже была! Конечно, она испугалась… сам Сенцов испугался бы до полусмерти… Бедная Катя: сначала континуум её скрутил, потом — фашисты, а потом — ей пришлось лицезреть воскрешение Сенцова…
— Катя… — тихо сказал Сенцов, приблизившись к ней с чашкой чая. — Попей — легче станет…
Сенцов протянул Кате чашку, однако та ещё была невменяема.
— Нет! — взвизгнула она, словно бы ей протянули не чай, а кобру. — А-ааа!! — Катя в который раз замахала руками, заехала по чашке и выплеснула весь чай на Сенцова.
— Блин! — Константин отпрыгнул назад, потому что чай огнём жёг кожу через шёлковую рубашку. — Катя… — он повернулся к залитой слезами Кате, однако близко не подходил, дабы не схлопотать в глаз. — Понимаешь, я жив… Просто так нужно было…
— Цыц! — вмешался Красный, отпихивая Сенцова к роялю. — Если ты выдашь ей тайну опа…
— Вы её вышибалкой… — вздохнул Сенцов, не сопротивляясь. — Красный, ты глянь на неё: ей же после этого проброса чёртового придётся полгода в психушке лежать!
— Ну, это ты наградил её остаточным следом, — напомнил Красный. — Хотя, что уже теперь рядить? Нужно привести её в себя и деть куда-нибудь, чтобы не визжала!
— Что значит, «деть»?? — возмутился, было, Сенцов. — Красный, это тебе не кошка! Катя — человек!
— Эх, ты! — проворчал Красный, задвинув Сенцову несильный подзатыльник. — Человек! Если фашисты её найдут — вкатят пулю и скинут в яму! Будет тогда тебе человек!
— Так что, прячь! — настоял Бисмарк, хлебая чай огромными глотками. — Пить хочется, как чёрту! С тобой, Старлей, все нервы вымотаешь!
— Я придумал, куда мы спрячем твою Катю! — просиял Красный и подобрался ближе к Сенцову. — Давай, брат, выковыривай её из угла и — пошли!
— И куда же? — осведомился Сенцов, не трогаясь с места.
— У меня в подвале, около ретоподъезда, где генератор, есть комнатка, в которую никто не лазает! — выкрикнул Красный в ухо Сенцову. — Она там может пересидеть, пока я не уговорю Репейника пробросить её домой! Стралей, не стой столбом! Только ты можешь выковырять её — нас с Бисмарком она кусает!
— Кусает! — кивнул Бисмарк, налив для себя очередную чашку чая — шестую по счёту. — Вон, аж до крови прокусила! — буркнул он и показал руку, на которой чётко краснел укус.
Катя всё ещё оставалсь в углу, а около неё лежали на боку четыре пустые чашки. Сенцов аккуратно приблизился к Кате и заглянул в её лицо. Катины глаза были закрыты, голова — склонилась на бок. Наверное, она уснула или потеряла сознание от страха, и Сенцов, тихонько присев на корточки около Кати, подсунул руки под её колени и спину, чтобы поднять с пола.
— Куда вы меня несёте? — едва слышно пролепетала Катя, когда Сенцов осторожно поднял её с пола и тихо пошёл туда, куда вёл его Красный.
— Всё будет хорошо, это — я… — негромко сказал ей Сенцов, хотя человека, пережившего спонтанный проброс и встречу с живыми фашистами слова вряд ли успокоят.
— Господи, ведь ты же мёртв, Костя! — бледнея от страха, заплакала Катя. Хорошо, что она, хоть, не вырывается — иначе Сенцов не удержал бы её и выронив, треснул бы об острые каменные ступени.
— Нет, что ты, Катенька… — пытался убедить её Сенцов, однако Катя, вымачивая слезами его рукава, всхлипывая, продолжала:
— Я сама видела, как тебя похоронили! У тебя голова прострелена! Костя!
Катя припёрла Сенцова к стенке… Нужно было выкручиваться, поэтому Сенцов, стараясь крепче держать Катю, выплюнул глупым голосом:
— Это не по-настоящему, Катенька… Так нужно было для расследования… Меня под прикрытием заслали в банду, как Шарапова…
Константин преодолел крутую, склизкую лестницу и очутился в сыроватом и холодном подвале. За ним неотступно следовал Красный, освещая мощным фонариком тернистый путь, дабы Сенцов, утяжелённый Катей, не споткнулся и не ухнул вниз, на погибельно твёрдые булыжники. Сенцов был рад, что лесница кончилась: Катя принялась недобро дёргаться, размахивая руками, и Константин боялся её упустить. Луч фонарика скользил по стенам, по углам, по полу, порождая недобрые тени, которых Сенцов подспудно пугался и отводил глаза в другую сторону.
В дальнем углу снова поблескивал электрочайник — видимо, в который раз сгорел. Сенцов бы обязательно заставил Красного выкинуть его — но не сейчас, когда на его руках лежит несчастная беспомощная от страха Катя. Какой-то паршивый чайник может и поваляться, а вот Катя не может ждать — её нужно срочно спрятать.
— Старлей, не забывай, что у нас с тобой ещё башня! — шепнул под руку Красный. — Дававй, брат, возись быстрее — работы непочатые края!
— Подождёт башня твоя! — негромко огрызнулся Сенцов, чтобы не пугать Катю. — Лично для меня дороже Катя!
— Ну, да, — съехидничал Красный. — Так дорога, что ты насадил на неё столько проклятых молекул, что континуум расценил твою зазнобу, как туриста!
— Заткнись, Красный! — прикрикнул Сенцов. — Я нечаянно… Чёрт, с молекулами этими твоими! Я и подумать тогда не мог про эти молекулы проклятые! Чего ты меня клюёшь??
— А потому что ты срезался, брат! — ворчливо заметил Красный. — Нам сейчас надо идеально работать, а тут — твоя зазноба! Мне даже кажется, что ты специально её подкузьмил, чтобы она бухгалтера бросила!
— Сейчас подобью глаз! — сурово пригрозил Сенцов, в котором мучительно поднималось негодование.
— Та, ладно, Казанова, молчу… можешь соблазнять её, сколько захочешь — мне-то что? — хихикнул Красный, не посмотрел под ноги и споткнулся обо что-то, что оказалось на полу.
— Чёрт… — пробормотал он, освещая свой пострадавший сапог: а вдруг последний «разинул пасть» после лобового столкновения с торчащим из пола камнем?
— Так тебе и надо! — заявил Сенцов, оглядываясь в потёмках, разыскивая ту самую комнату, которую «рекламировал» Красный. — Где же твоё убежище-то? Я тут кроме камней проклятых ничего не вижу!
— Та, сейчас! — пробормотал Красный, убедившись, что сапог цел. — Сюда топай! — он двинул фонариком, осветил дверь, которой они с Бисмарком закрыли ретоподъезд, осветил сверкающий генератор, а за генератором обозначилась ещё одна дверка — невысокая, узенькая, деревянная.
— Мы с Бисмарком искали «брахмаширас», — начал Красный, уверенно двинувшись как раз к этой самой дыверце, которую Сенцов ни разу раньше не видал. — И случайно прорубили тут ещё один ходик… а вместо «брахмашираса» ещё одну помойку нашли. Мы хотели за её счёт расширить ретоподъезд, вынесли весь хлам… Но, раз уж такое дело — мы пока не будем рушить перегородку, а определим сюда твою зазнобу!
Красный бодро протиснулся к дверце, вытащил ключ и начал вертеть его в замочной скважине. Сенцов же стоял столбом: ему эта дверца не понравилась. Кажется, за нею нет условий для жизни человека: так же темно, сыро, холодно и противно, как и в остальном подвале. Может быть, там даже крысы есть, а Катя до смерти боится грызунов — она испугалась даже пушистую песчанку, которую Константин неосмотрительно подарил ей в самом-самом начале, когда они едва познакомились… Сенцов до сих пор помнит, как бедняжка, увидав, как по небольшой клетке вертится подвижная буроватая мышка, снабжённая длинным лохматеньким хвостом, внезапно побледнела, громко взвизгнула и забралась с ногами на высокую скамейку. Песчанку пришлось подарить соседским детям, потому что Сенцову было жалко её выбрасывать… и с того дня Константин твёрдо уяснил, что Катя несовместима с любыми грызунами. А гадостный Красный вынуждает её жить в этом подвале, где крысищи, скорее всего, размером с бойцовского пса, и зубищи у них, как у питбуля…
— Стралей, чего застрял? — осведомился Красный, который давно уже отпер замок и торчал около распахнутой дверцы, поджидая Сенцова.
— Я не уверен… — начал Сенцов, желая заставить Красного искать другое убежище для Кати.
— Если будешь так медленно ползать — фашисты твою Катю расстреляют! — пригрозил Красный. — Давай, топай сюда и не забывай про башню!
— Чёрт с тобой! — изрыгнул Сенцов, испугавшись, что фашисты, действительно, застрелят Катю, и нехотя потащился к дурацкой дверце, за которой висела мгла, и теплом из-за неё ни капельки не веяло.
— Там хоть, свет есть? — осведомился Константин, опасаясь оставлять Катю одну в темноте… и, возможно, в крысиной компании.
— Есть, мы лампочку вкрутили! — хохотнул Красный и щёлкнул невидимым во тьме выключателем.
Мгла убралась прочь — под потолком засияла лампочка, ватт в шестьдесят, и осветила небольшое пространство, в котором находились лишь стол и стул.
— Нет… — собрался отказаться от комнатки Сенцов…
— Да! — настоял Красный. — Ты не думай, что она здесь будет только сидеть — мы с Бисмарком после разведки притащим сюда кровать!
— Крысы есть? — пригвоздил Красного Сенцов.
— Ты не поверишь — ни одной! — заверил Красный, ладонью смахивая со стула пыль. — Мы с Бисмарком даже удивились, но крысы — ни одной!
— Ладно, — кивнул Сенцов и усадил Катю на предложенный стул — деревянный, с твёрдым сиденьем… Не самый лучший стул для того, кто неподготовленным пережил шок проброса и встречу с живыми фашистами. Но сейчас Сенцову не приходится выбирать…
Катя закопошилась на стуле, моргая заплаканными глазами.
— Костя, где мы? — тихо спросила она, испуганно оглядываясь по сторонам, видя серые голые стены, которые ей явно не нравились.
— В безопасности, — расплывчато ответил Сенцов. — Мне пока что нужно тебя спрятать… А потом ты поедешь домой.
— Костя, это преступник? — всхлипнула Катя, слабо кивнув на Красного растрёпанной головою.
— Нет, Катя, это — Красный, — ответил Сенцов непозволительную правду, а потом — спохватился и добавил враньё:
— Фамилия у него — Красный, зовут — Петя… Коллега по райотделу.
— Похож на преступника… — оценила Красного Катя, на всякий случай отодвигаясь от него подальше вместе со стулом, который, кроме всего прочего, оказался скрипучим.
— Он маскируется, — объяснил Сенцов. — Красный хороший, не бойся его, Катенька.
— Старлей, не забывай про башню… — прошептал Сенцову Красный, бесшумно подкравшись к его уху. — Время, брат, не резиновое. Давай, прощайся, и — за работу!
— Ладно… — отмахнулся Сенцов и тихо сказал — Кате:
— Катенька, я сейчас ненадолго уйду, а ты постарайся не шуметь: тут всюду преступники. Я скоро вернусь, только надо немного поработать.
— Костя… — Катя схватилась за сенцовский рукав. — Не уходи… мне страшно…
Сенцов едва выдержал её умоляющий взгляд — наверное, и в этом ему помог личностный гибрид, иначе бы не выдержал.
— Катенька, — сказал он, пытаясь быть спокойным. — Я ненадолго… очень ненадолго. Красный тебе поесть принесёт, а ты не отказывайся, а то ослабеешь. Всё, Катенька, ничего не бойся, ты в безопасности.
Выжав из себя эти слова, Константин ненавязчиво высвободил рукав и покинул каморку, не оглядываясь.
— Молодец! — похвалил его Красный, запирая каморку на ключ. — Наконец-то воспитал себе железные нервы! А я думал, ты больший слизень, а ты — во, кремень!
— Хоть сейчас заткнись… — выдохнул Сенцов, чувствуя внутри себя тяжёлый свинец: если бы он был кремень — он бы сначала придушил Красного слегка, а потом — батогами заставил его отправить Катю назад, в нормохронос. А Сенцов? Блеет всё, блеет… чепуху какую-то — настоящий слизень, по-другому не скажешь!