Константин Сенцов опаздывал на работу. Обычное дело для Сенцова, однако он не спешил галопировать через свой двор к распахнутым дверям Ровд. Отделение милиции не убежит — оно сооружено из прочного кирпича и будет стоять на месте целую вечность, при правнуках сенцовских будет стоять, а Константин Сенцов прямо сейчас может потерять что-то очень хрупкое, но чересчур важное для всей его жизни… Рассекая прохладный утренний воздух, переступая прозрачные лужи, Константин крейсерским шагом шёл мимо покрытые одуванчиками газонов к дому, в котором жила Катя. Первым делом Константин извинится перед Катей, а потом уже будет делать всё остальное! Решив так, Сенцов вступил в Катин подъезд и мужественно преодолел лестничные пролёты, пока не добрался до её этажа и не увидел знакомую дверь. Вот она, такая милая сердцу вишнёвая дверь, за которой и живёт Катя. Теперь надо заставить свою руку протянуться и побеспокоить звонок… Сенцов уповал на Катино прощение, словно на господа бога. И втайне боялся, что ему этого прощения не снискать… Минут десять Константин не решался поднять руку и нажать на белую кнопку, над которой нарисован колокольчик с мультяшными глазами. Он глупо топтался на лестничной клетке, а престарелая Катина соседка разглядывала его в глазок, не отпирая двери. Сенцов об этой смотрящей соседке и не догадывался — он изыскал в себе силы титанов, вытянул размякшую трясущуюся руку и легонько придавил белую кнопку, вызвав в Катиной квартире громкую трель. Константин даже отшатнулся — настолько громкой она ему показалась — целый гудок парохода! Отдёрнув неуклюжую руку, Сенцов затаился: прислушался, что происходит за Катиной дверью? Тихо… а вдруг Кати опять нет дома? В такой важный для Сенцова момент она решила пойти в магазин… или куда-то ещё?? Или Сенцов снова ошибся, и у Кати и сегодняшний день — рабочий?? Нет, Катя дома — Сенцов с облегчением слышит её приближающиеся шаги, она подходит к двери.
— Кто там? — послышался, наконец её голос, и Сенцов поймал себя на том, что от страха жаждет промолчать и убежать вниз по лестнице, пока Катя не успела открыть дверь. По лбу неприятно ползли капельки пота, а слова застряли… неужели, Катя не простит его?
— Кто там? — повторила Катя с ноткой раздражения. — Не молчите, а то позвоню в милицию!
— Не… не надо… — выжал из себя Сенцов. — Это — я…
Страх немного отпустил Сенцова: Катя отпирала дверные замки. Значит, она не очень сердится на него, раз не фыркнула, не выключила звонок и не ушла вглубь квартиры. Внутри у Сенцова засветилась надежда, и тут Катина дверь с треском распахнулась…
— П-привет… — пробормотал Сенцов, стараясь смотреть не в серый пол, а на Катю. — Я…
— Костя, тебе ещё повезло, что Степана нет дома! — выпалила Катя с порога, вместо того, чтобы пригласить Сенцова в свою квартиру.
Сенцов никакого Степана не знал. Он поморгал изумлёнными глазками и глупо выдохнул:
— А… кто это?
— Как это — кто? — якобы удивилась Катя, подперев кулаками бока. — Мой муж! Помнишь, я говорила, что ухожу от тебя? Так вот, я ушла! К Степану!
Сенцов почувствовал на своих плечах гору Говерлу — настолько тяжело ему стало удерживать тело на ногах. Ужасная догадка накрыла бедную голову волною вулканической лавы: Степан… Константин знает, кто такой Степан — он живёт на первом этаже, в квартире, как раз под Катей. Неуклюжий медлительный толстячок, чьи сутулые плечи навеки перекособочила однообразная бумажная работа за банковским столом. Степан работал бухгалтером в Укрсиббанке, учился с Катей в одном классе и доставал её ещё тогда, когда Катя и знать не знала Сенцова… А вот и блистательный банкир, что являлся Сенцову в кошмарных снах — теперь он воплотился в реальное тело и переехал Сенцова «паровым катком», навсегда вырвав у него милую Катю…
Пошатнувшись из стороны в сторону, Сенцов поборол одышку, мучительно выдавил слово «Пока», словно в тумане, пожал Катину руку и потянулся прочь, вниз по лестнице, спотыкаясь через каждую ступеньку… Образ Кати мерк и растворялся в жутком сиреневом тумане. Всё, она ушла к другому — не в мыслях, а в реальной жизни, и Константин Сенцов остался одинок, словно убогий отрезанный палец. У него ничего не осталось — только безликие батоны да противный докучливый телевизор, и просиженный, запятнанный диван. Что в такой ситуации делает человек? Ударяется во все тяжкие? Вешается? Мстит? Сенцов ничего не может: если он задебоширит — его вышибут из милиции с «волчьим билетом», вешаться — больно и страшно… На месть у Сенцова нет сил… Да и кому мстить-то? Разве что, самому себе, ведь он сам виноват, что потерял Катю. Он сам пригласил Катю в театр, но вместо этого проторчал весь вечер и всю ночь под дачей Вилкина, мучаясь с Ветерковым. Он наврал ей, что пойдёт в кино, а сам — вылавливал Аську в проклятом, заброшенном «Трандибуляторном» районе… Катя решила, что больше не нужна Сенцову, вот и ушла.
Сенцов сполз по ступенькам так медленно, словно бы всю свою жизнь был престарелой улиткой. Унылый неприветливый подъезд выбросил его во двор, покрытый бензиновыми радужными лужами да плюхами серой грязи. С бледных небес, покрытых обложными тучами, срывалась промозглая мерзкая морось, и вокруг было так глухо, так тихо, словно бы всё живое повымирало в радиусе десяти километров. Сенцов прошёл мимо забрызганного чумазого «Москвича» и ушёл. Ушёл из Катиного двора навсегда. Ушёл покинутый, ушёл отвергнутый, променянный на кособокого банковского бухгалтера…
Сенцов не замечал, что шагает по лужам, не замечал, что замызгал башмаки и промочил ноги. Он думал, что сейчас притащится домой и напьётся горькой до умопомрачения, хотя раньше никогда в жизни не взял бы в рот ни капли этой отравы. Однако теперь, когда из этой жизни исчезла Катя — можно спокойно отравиться и уснуть вечным сном самоубийцы. Вон там, магазин «Родник» виднеется — Сенцов пойдёт туда и прикупит себе сразу три… нет, четыре… нет, пять бутылок какой-нибудь суррогатной дешёвки и выкушает всё за один-единственный сегодняшний вечер. Потом, дней через пять, когда он не выйдет на работу, не позвонит и не ответит ни на один настойчивый начальственный звонок — к нему наведаются в гости коллеги. Нет, бывшие коллеги — они ещё будут живыми, а он уже будет мёртвый. Коллеги вскроют квартиру, когда Сенцов не откроет им дверь, и обнаружат его на полу под диваном, насквозь проспиртованного и в ботинках — умрёт Сенцов тоже, по-сенцовски, не разуваясь.
Промозглая морось успела намочить куртку — зонтик Сенцов по-сенцовски забыл дома. Каштаны вдоль дороги шевелили намокшими пожелтевшими листьями, в лицо дышал осенний ветер. По шоссе мчались машины, и Сенцов по инерции заклинился на обочине, как добропорядочный пешеход, не подумав о том, что может сейчас бесплатно самоубиться, прыгнув под чьи-нибудь тяжёлые колёса. Рядом с Сенцовым на обочине заклинился другой добропорядочный пешеход — какой-то рослый парень в широченных панковских джинсах и в толстовке, капюшон которой был надвинут на самый его нос. Парень тоже забыл зонтик, и тоже промок, как и Сенцов.
— Дружище, не подскажешь, который час? — осведомился у унылого Сенцова этот незнакомец, не поворачивая к нему своей головы.
Самоубийцы часов не наблюдают — вот Сенцов и не стал выкапывать в своих дырявых карманах мобильник и глядеть на бренное и зыбкое время. Он отбоярился так:
— Не знаю, нет часов…
Потом Сенцов шагнул через бордюр и направился в свой «Родник» — затариваться «ядом».
Когда Сенцов объяснил габаритной продавщице, какого рода товар он желает приобрести — та презрительно хмыкнула, отклеила телеса от складного стульчика, отставила под прилавок тарелку с двумя котлетами и жареной картошкой и с большой ленью и неохотой поползла к виноводочной витрине. Сенцов переминался с ноги на ногу и разглядывал розовые колбасы, которые аппетитно возлежали в застеклённом холодильнике и бередили голодный желудок своей калорийностью. Но, нет — сегодня Сенцов не купит колбасу: если желаешь отравиться, пить необходимо, не закусывая, иначе не подействует и можно всё выпитое вывернуть обратно, на ковёр в комнате.
— Сорок две гривны пятьдесят копеек! — выплюнула продавщица, бухнув бутылками о прилавок и не выбивая чек.
Чёрт, как дорого нынче стоит яд! Сорок две гривны! В другое время Сенцов не стал бы столько отваливать — не на что будет потом купить батон. Но сейчас — зачем бумага, когда впереди вечность?? Да и чек ему тоже не нужен: «левая» водка, ну и хорошо — больше шансов на то, что она окажется отравой. Сенцов молча, вывалил перед продавщицей полтинник, сгрёб все пять бутылок в один пакет и убрался, не дождавшись сдачи.
Сенцов хотел быстрее добраться до своей квартиры — так сильно не желал он оставаться в живых. Поэтому он начал срезать себе путь через чужие дворы, тащился прямо через чужие клумбы с раскисшей от дождя землёй. Сминая цветы, которые он не сажал, Сенцов нацеплял на ботинки килограммы глинистой грязюки, которая тормозила его и без того тяжёлый ход. Сенцов плёлся-плёлся, совсем промок, а когда до его подъезда оставался всего ли лишь одни чужой двор — вдруг заметил за углом чужого дома какое-то странное сборище. Сенцов остановил своё прямолинейное движение к погибели и внимательно всмотрелся в тех субъектов, которые виднелись из-за угла. Они стояли около легковушки с тонированными до черноты стёклами, и рука одного из них сжимала за широкой спиною бейсбольную биту. Кто-нибудь другой не придал бы этому значения, даже может быть, и не увидел бы их вообще… Но только не Сенцов — «алмазный» глаз опера сразу же выделил типа с битой и отметил, что у легковушки нет номеров. Очень похоже на то, что здесь затевается что-то серьёзное с очень криминальным уклоном…
Сработал давний рефлекс мента — Сенцов забыл на время о смерти и на цыпочках рванул туда, за угол — посмотреть, что происходит. Он не подходил близко — присел на корточки около серой стены низкой трансформаторной будки и пристроил аккуратненько свой тяжёлый кулёк, наполненный смертельно ядовитой дешёвой водкой.
Три дома стояли друг к другу торцами, образовав глухой тупик, в который не выходило ни одного окошка. Какие-то любители прекрасного насадили тут клумбовых цветов, придав серому «каменному мешку» боле ухоженный и жизнерадостный вид. Легковушка без номеров стояла как раз на кромке клумбы, её переднее колесо даже испортило самодельный бордюрчик и смяло под собою энное количество цветов. Кроме тех двух субъектов, которых Сенцов заметил, идя по тропинке, в злополучном тупике оказалось ещё четверо — немаленького роста и бандитского вида. Эти тоже торчали возле легковушки. Трое держали руки в карманах, а четвёртый — тот изображал Наполеона, горделиво вскинув свою голову, спрятанную под капюшоном серой, подмокшей под дождём толстовки. Стоп! Сенцов уже видел где-то этого типа и его толстовку… Да это же он спрашивал у него, который час, на обочине дороги!
Сенцов устроился так, чтобы ему было лучше видно их, и стал наблюдать и вслушиваться в то, что они говорят.
— Сейчас я тебя так отхожу, суслик — триста лет грызло будешь собирать! — заявил незнакомцу в толстовке тот бандит, который прятал за спиной бейсбольную биту.
Обладатель толстовки ничуть не смутился, услыхав сие обещание. Он лишь хохотнул и выдал такое:
— Давай!
Бандюга с битой зарычал тигром, рванул вперёд, размахивая «оружием». Человек в толстовке легко перехватил мельтешащую в воздухе биту одной рукой, а второй — навернул бандюгу в челюсть, остановив его прущее движение, повергнув его на твёрдый асфальт. Бандит обрушился кулём и заныл.
Тогда напали все остальные. Состроив бычьи морды, они выхватили из карманов свои руки, оснащённые шипастыми кастетами, и прыгнули все одновременно. Любой человек бы в этом случае сейчас же был сбит наземь и «забуцан» до полусмерти…
Тип в толстовке увернулся от одного сокрушительного удара, ловко блокировал второй, третьему бандиту залепил ногою в живот, заставив того согнуться пополам и отвалиться в чужую клумбу, покрываясь грязью. Ещё один бандит прыгнул, выбросив вперёд ногу, но не попал: противник в толстовке отпрянул в сторону, а этот бандит сокрушил своей ногой другого, который скакал ему на помощь с куском трубы.
«Вот это — панк…», — думал про себя Сенцов, и соображал, что де в этом случае следует делать ему, менту. Наверное, ничего, наблюдать, как незнакомый «панк» месит уголовников. Вон, одного навернул, и бандюга хлопнулся в лужу, подняв брызги. На миг этот «панк» повернул голову свою в сторону Сенцова, Константин глянул по инерции и застыл: «мусорный киллер»! Вот это да! По нему «страдает» вся милиция, а он преспокойно остаётся в городе и ещё с кем-то дерётся…
Лежащий в луже бандит вывернул из кармана здоровенный кинжал и метнул его в «киллера», целясь тому в затылок. А «мусорный киллер» мгновенно выхватил из-под своей толстовки другой нож — ещё длиннее, чем у бандита, обернулся и отбил им летящий кинжал. Кинжал встрял в землю по самую рукоятку, а «киллер» наклонился, схватил бандита за воротник, выловил из лужи и водворил на ноги.
— Драться будешь? — злобно прошипел он ему в лицо, а бандит трусливо заныл:
— Не-не-не-не-нет…
— Тогда давай, поторгуем! — весело предложил ему «мусорный киллер». — Я покупаю — ты продаёшь…
Сенцов не знал, что они продают и покупают, но явно, что-то нехорошее — раз у них такие горячие торги. Наверное, менту нужно выползать из-за угла, выцарапывать удостоверение и арестовывать их всех, раз они бьют друг друга и швыряются ножами… Тем более, что тут — «мусорный киллер». Но Сенцов не забывал о мудрой осторожности: он один, безоружный, убитый горем, да и удостоверение, кажется, оставлено дома… А их тут полным-полно, да ещё и таких серьёзных… И тут глаз Сенцова уловил движение: один из побитых бандитов приподнялся на локте, выглянул из помятых цветов и целится в «киллера» из настоящего «Макарова»! Застрелит, «мусорному киллеру» не спастись! Сенцов хотел крикнуть, но раздумал: иначе бандит застрелит не «киллера», а его самого… Бандит поднялся на ноги и нажимал на курок…
Внезапно «мусорный киллер» обернулся и швырнул свой здоровенный нож так, что выбил у бандита пистолет. Пистолет упал в лужу, бандит затряс рукою и тут же получил увесистый удар в челюсть и упал, смяв капот легковушки своей спиной, скатился в траву.
Нож встрял в стену перед самым носом Сенцова и так и остался в ней торчать. Константин на минуту зарапортовался, он просто глазел на блестящее лезвие, отточенное до остроты бритвы, несущее на себе непонятные латинские слова. Но потом Сенцов, все-таки вспомнил, что он мент, вывернул из своего кулька все бутылки, разбив парочку об асфальт, и накинул его на рукоять ножа. Константин попробовал выдернуть нож из стены. Не вышло — лезвие вошло слишком глубоко и заклинилось в стене слишком плотно. Константин дёргал-дёргал, весь уже вспотел, однако стена не отдавала ему чужой нож.
Сенцов слышал, как ворочаются и ноют в грязюке, в клумбах побитые бандиты, а тип в толстовке говорит им непонятные слова:
— Я не думал, что вы откажетесь… Цена приемлемая… Капут…
Бандиты сипели, ойкали, ныли и бормотали, а Сенцов всё дёргал и дёргал нож, пытаясь забрать его как улику, чтобы потом «пробить».
И тут неслышно приблизился тот самый рослый парень в толстовке, которого Сенцов про себя окрестил «панком», а в Ровд его называли «мусорным киллером». Увидав Сенцова, как тот, пыхтя и потея, выдирает из кирпича его нож, он коротко недобро хохотнул, а потом — несильно толкнул Константина одной рукой. Сенцов не устоял на ногах и повалился навзничь прямо в грязную клумбу. Рослый «киллер» схватил кулёк Сенцова, который повис на рукояти ножа, и сбросил его прямо Сенцову на голову. Потом он без особого труда выдернул нож из стены, забил его в ножны и свернул в переулок.
Константин знал, что раствориться в этом переулке бандит не сможет: переулок был тупиковый. Константин вскочил на ноги, отшвырнув кулёк, залитый водкой, и стремглав ринулся вдогонку за «мусорным киллером». Он завернул в тупик и увидел, что там никого нет. Рослый «киллер» исчез, словно бы испарился, забрал с собою свою толстовку и не оставил по себе ни следа. Сенцов несколько раз оглядел три глухие стены бараньими глазами, задрал голову кверху и вперился в небо. В небе летали птички… Всё, преступник каким-то образом всех надул, и теперь у Сенцова два выхода: либо улизнуть домой и промолчать, либо вызвать оперативную группу и начать работать.
Горе пихало Константина подобрать уцелевшие бутылки, спрятаться дома и тихо отползти в мир иной. Но тут возникла совесть, вцепилась зубами и остановила Константина на полпути к первой бутылке. Сенцов даже не ожидал того, насколько сильной оказалась его совесть!
На совести Сенцова лежали побитые «мусорным киллером» бандиты, и поэтому он не мог просто так убраться домой и там тихо отравиться. Работа требовала от него решительных действий, поэтому Сенцов, не мешкая, разыскал в дырявых карманах мобильный телефон и позвонил в отделение дежурному.
— Да? — не поверил ему дежурный Кнопочкин, а Сенцов слышал в трубку, как он там у себя чем-то щёлкает — рубится, наверное, в компьютерную игрушку… А у Константина тут реальный «Контрстрайк»…
— Да, да! — настоял Сенцов, едва ли не крича, не спуская глаз с поверженных преступников, которые катались в грязи и хныкали от суровых побоев. Ни один из них не попытался встать — видимо, «киллер» разделал их под орех. Интересно, всё-таки, кто он такой, и куда он делся??
— Пришлите группу, и Капитончика желательно — один смылся! — вколачивал дежурному Сенцов, пытаясь удержать в памяти образ ножа, который фантастический «киллер» выдернул из стенки и забрал с собой. С какой же силой нужно было его швырнуть, чтобы нож так прочно ввинтился в кирпичную оштукатуренную стенку?..
— Да что там у тебя — война?? — изумился в отделении Кнопочкин, и Сенцов даже через телефон увидел его выкруглившиеся глазки. Чёрт, какой непонятливый! У Сенцова каждая секунда на счету! Неужели в природе существует кто-то, более медлительный, чем Сенцов?? Видимо, да…
— Война! Скорую, кстати, тоже надо! — едва ли, не рявкнул Сенцов, беспокойно курсируя от побитой чёрной легковушки к трансформаторной будке и назад. — Давай, Кнопочкин, живее шевелись, а то спишь там, как сурок, вместо того, чтобы работать!
Кажется, Сенцов испугал Кнопочкина: тот что-то там себе заблеял, заклекотал и выдавил:
— Ладно, жди…
— Жду, — буркнул Сенцов и спрятал мобильник назад, в карман, раздумывая над тем, что ему делать с разбитыми и целыми бутылками его «ядовитой» водки, которые раскатились едва ли не по всему тупичку? Не будет же он всем подряд резать правду-матку о том, что его невеста вышла за бухгалтера, и он из-за неё решил отдать концы??
Константин аккуратненько, двумя пальцами подцепил кулёк, которым он накрывал рукоять ножа, пытаясь выдернуть его из стенки. Кулёк хватал «мусорный киллер» — на нём могли остаться отпечатки его пальцев! Нужно отдать Овсянкину на «приём» — авось, что выгорит?! Стоп. Не выйдет — кулёк предательски залит водкой… Но не будет же Сенцов всем сообщать, что это его личный собственный кулёк?? Скажет, что он тут и стоял… вместе со всеми бутылками!
Сенцов как раз обдумывал свою тактику, когда из разбитого и наполовину заколоченного досками подвального окна ползком выпростался страшенный бомжара. Обросший грязною, всклокоченною бородищей, обряженный в немыслимое серо-коричневое тряпьё, он на четвереньках, словно партизан, подобрался к раскиданным Сенцовым бутылкам водки и схватил одну крючковатой лапой. В первую секунду Сенцов хотел отогнать его прочь, мол, нечего таскать улики… Но потом раздумал: улики против кого? Против самого Сенцова? Овсянкин обязательно сообщит, что нашёл на них лишь отпечатки Константина, и больше ничьи — и пойдёт тогда по отделению слух, что старший лейтенант Константин Сенцов — не только разгильдяй, но ещё и горький пьяница! Нет, такой славы Сенцов не желал, и поэтому — сделал вид, что не заметил, как бомжара в несколько ходок перетаскал к себе в «нору» все его бутылки, за которые Константин отвалил целых пятьдесят гривен и даже сдачу не взял… Зачем бумага, когда впереди — вечность? Ничего, потом у Константина будет ещё много времени для того, чтобы тихо отравиться — на носу выходные… Вот только зарплата отвалится не раньше понедельника, а в кошельке Сенцова после «тотальной закупки» алкогольным ядом, кажется, остались только вши. Или может быть, ещё повесилась мышь… Ясно лишь одно: теперь не хватит даже на батон, не то, что на новую партию водки. Нужно придумывать другой способ «крякнуть»…
Завывая сиреною, в тесный тупик вдвигались целых три широких автомобиля: скорая помощь, микроавтобус группы захвата и до боли знакомая Сенцову служебная машина, на которой обычно приезжает Крольчихин. Константин посторонился, чтобы грязь из-под колёс до него не достала.