Туристы. О путешествиях во времени

Глава 157 Возвращение

Накануне вечером Константин Сенцов во второй раз за всё время заставил себя лечь в траурихлигеновскую кровать и заснуть в ней. Съёжившись в темноте на убийственно мягкой перине палача, Константин решил, что его сейчас по-настоящему чем-нибудь убьёт — казнит… И зажмурился, ожидая смерти. Сенцов не заметил, как провалился в глубокий, здоровый сон, ведь широкая кровать с невероятной периной и шёлковым постельным бельём была куда удобнее скрипучей сенцовской раскладушки, на которую Константин шатко-валко наваливал прохудившийся спальник с покрывалом. В соседней комнате мирно посапывала на диване Катя — она почти привыкла тут жить, ела, спала, и смотрела телевизор без страха. И Сенцова она больше не боялась… Константин продолжал надеяться на то, что она бросит Степана и вернётся к нему. Только это невозможно: Константин — агент опа, и жизнь его теперь засекречена. Ото всех, даже от Кати. Сенцов давно бы уже отправил её домой, но Репейник почему-то не спешит включать трансхрон… Константин проспал бы так целую вечность — вымотался, нервничая, мучаясь на раскладушке, изображая генерала и подозревая, что все эти фашисты давно догадались, что перед ними не их генерал, а всего лишь нелепый, комичный самозванец. Они смеются над ним, а потом, когда им надоест его глупый цирк — просто казнят.

— Старлей! Ну, ты, брат, и засоня! — откуда ни возьмись, над сенцовской головой раздался громкий голос, а Сенцов спросонья решил, что это сказала ему нехрональная кровать.

Испугавшись, Константин встрепенулся, рывком оторвавшись от мягкой перины и заморгал своими глупыми глазами, впав от неожиданности в сонный ступор…

— Ну, ты даёшь! — продолжала разговаривать с ним кровать Траурихлигена… или его призрак, вселившийся в кровать. — Так можно и атомную войну проспать, и Армагеддон проспать!

— Та я не сплю! — Сенцов решил ответить кровати, чтобы не молчать, а кровать вдруг отрастила руки и затормошила Константина, как куклу.

— Ну, да, не спишь — просто задремал! — ехидно заметила кровать, а Сенцов, наконец-то, отошёл от суровых сонных уз и раскрыл глаза, увидав, что не кровать его тормошит, а всего лишь, Красный. Расфуфыренный такой, как на парад.

— Ты чего врываешься? — свирепо зашипел на него Сенцов, опасаясь, как бы этот Красный своим шумом и гвалтом Катю не разбудил. — Неужели, забыл, что она боится тебя??

— Послушай, Старлей, — Красный примостил свою персону, засунутую в брюки-галифе, на край траурихлигеновской кровати рядом с Сенцовым, и уставился в его переносицу, как гипнотизирующий питон. — Я тебе на передатчик звонил-звонил, а ты молчишь! Что мне оставалось делать? Парадный мундир Траурихлигена уже пришёл, парад начинается через полтора часа, а ты всё спишь!

Да, точно, парад! Его придумал Траурихлиген ещё четыре месяца назад, и запланировал на сегодня, специально заказав себе мундир, а Сенцов должен отдуваться и строить из себя генерала.

— Давай, отлипай от подушки, будем мундир мерять! — приказал Сенцову Красный, спихивая его с кровати, а Константин чуть на пол не упал — так интенсивно взялся за него Красный.

— Та ладно, я уже встаю! — огрызнулся Сенцов, поднимаясь на ноги, и чувствуя спросонья головокружение и слабость.

— Вот! — Красный всунул в руки Константина тяжёлый свёрток и твёрдо предписал:

— Старлей, переодевайся, а я через пять минут зайду и гляну, нормально тебе, или как всегда!

— Ага, — прогудел Сенцов, зевая так, что из глаз катились слёзы.

— Поторопись! — Красный помахал ручкой, но нырнуть в коридор не успел, потому что из соседней комнаты вышла Катя и, всплеснув руками, воскликнула:

— Костя, что здесь делает этот маньяк??

— Ладно, я пошёл… — угрюмо пробормотал Красный, удаляясь. — А то твоя зазноба выклюет мне глаз. И мозг.

— Катенька… — Константин попытался её успокоить и попросить вернуться к себе, ведь у него мало времени, а мундир, сшитый по фигуре Аполлона, слизняку явно не сгодится, придётся перешивать, а это — время…

— Костя! — взвизгнула Катя, оглушая Сенцова. — Ты же обещал мне, что тут не будет маньяков!

— Да не маньяк он! — крикнул Сенцов — не от злости, а чтобы перекрыть децибелы Кати. — Красный — мой товарищ, и никакой не маньяк! Он очень хороший, и спас тебя от смерти!

— Правда? — удивилась Катя, не веря.

— Правда, Катенька, — Сенцов старался говорить потише, чтобы не пугать Катю, а успокоить и убедить спрятаться в другой комнате. — Катенька, у меня сейчас важное задание, пожалуйста, иди у себе. Когда всё закончится — я к тебе зайду…

— Костя, я хочу, чтобы это всё сейчас закончилось! — попросила Катя, начиная плакать. — Я так устала, Костя, мне страшно, ты на себя не похож, а на бандита какого-то! Я даже знаю, на какого, мне Крольчихин показывал этот фоторобот, и я сразу поняла, что тут творится что-то страшное!

— Катенька, — Сенцов лепетал, как настоящий слизняк, хотя должен был увести Катю в комнату силой и запереть дверь на ключ. — Тебе опасно тут находиться, пожалуйста, иди к себе…

— Что это у тебя? — Катя вдруг нацелилась на сенцовский свёрток, выхватила его из рук Константина и развернула до того, как Сенцов успел что-либо ей пролепетать.

Сенцов увидел дорогую чёрную ткань мундира, украшенного разными нашивками, кантами, аксельбантами…

— Это мне… — булькнул Сенцов, забирая мундир у Кати. — Я должен переодеться…

— Опять в этот ужас! — Кате мундир явно не понравился, и она забраковала его…

— Пожалуйста, Катенька, это по заданию… — попросил её Сенцов…

— Делай, что хочешь! — рявкнула Катя и убежала к себе, сурово навернув дверью о косяк.

Сенцов мог бы обидиться, но у него отлегло от сердца: Катя выздоровела, ведёт себя, как Катя — сердится, хлопает дверью, значит, хронопереброс не повредил её мозг, и она сможет вернуться к нормальной жизни. На всякий случай заперев на ключ Катину дверь, Константин быстро натянул на себя новый мундир. Он ещё к зеркалу не подошёл, как понял, что выглядеть в нём будет погано — в одном месте жмёт, в другом — висит…

— Ну, что, натащил? — это вернулся Красный с какой-то коробкой средних размеров, которую удерживал в руках.

— Ага, — кивнул Константин, приближаясь к зеркалу, потому что Красный толкал его туда силой.

Установив коробку свою на столик, около вазы без роз и бумбокса, Красный пристал к Сенцову, вцепившись клешнями в его сонную душу.

— Ну, посмотри на себя! — рявкнул он ему в ухо, а Сенцов и без Красного видел, что траурихлигеновский мундир в плечах провис, а на пузце вообще не застегнулся. — Как мешок какой-то на ножках! Брюхо, как барабан! Ты, брат, конфеты лопаешь, Траурихлиген столько не ел!

— Красный! — Сенцов рявкнул в ответ, чтобы заткнуть этот фонтан. — Я и сам вижу, что я мешок, слизняк, и так далее. Что делать будем?

— Ну, о пузце твоём я позаботился! — пропел Красный, погладив Константина по выпирающему из-под кителя животу, как кота.

— Блин! — Сенцов зло оттолкнул его руку. — Не издевайся, хоть!

— А я не издеваюсь, я показываю тебе твои ошибки, брат! — хохотнул Красный и, проследовав к своей коробке, вынул из неё нечто, снабжённое морем шнурков. — Вот, заготовил специально для тебя корсет — подтяну твоё пузцо, и китель в талии расширять не придётся!

— Та я задохнусь в нём! Я лучше старый мундир надену! — Константин пытался протестовать, но Красный чуть в глаз ему на залепил.

— Ты, наверное, хочешь на кол! — фыркнул он, суя корсет свой Сенцову в нос. — Давай, стаскивай всё, будем тебе талию делать!

— Угу, — Константину пришлось согласиться, потому что время поджимало. Была бы его воля, он бы вообще не устраивал парадов — какие парады, когда у него — жуткое горе?? Но его воли нет, он должен быть Траурихлигеном… Поэтому Константин спешно скинул с себя жмущий китель и такую же жмущую белоснежную рубашку, предоставив своё сытое пузцо на растерзание жестокому Красному.

— Итак, посмотрим, что я могу для тебя сделать! — Красный не прекращал издеваться над Сенцовым, накинув на него корсет свой, словно сбрую для коня и принялся затягивать толстые шнурки, выжимая из бедняги дух.

— Эй, полегче, а то я уже не могу дышать… — прокряхтел Сенцов, чувствуя, что каждый новый вдох даётся ему всё тяжелей.

— Ты, братец, у нас, пузырь! — отпарировал Красный, затягивая. — А генералу быть пузырём не положено! Давай, выдохни, последний рывок!

— Чёрт! — выдохнул Сенцов вместе с остатками кислорода, а Красный рванул так, что у Константина перед глазами поплыли круги. — Чёрт… — поркряхтел он, понимая, что вдохнуть свой кислород назад уже не сможет.

— Ну, вот, братуха, супер-пупер! — Красный остался довольным своей работой, оглядывал Сенцова, как Пигмалион — Галатею. — Натаскивай мундир, я тебе ордена наколю!

— Ладно… — пропыхтел Сенцов, едва шевелясь в лапах корсета. — Слушай, этот парад надолго?

— Нет, не очень, так, пару часиков! — хихикнул Красный, вынимая из коробки и раскладывая на столе все ордена, которые до недавних пор украшали широкую грудь настоящего Траурихлигена. — Ну, вот, другое дело! — оценил он теперешний вид Сенцова. Ну, да, теперь, действительно, лучше, с корсетом застегнулись все пуговки кителя, осанка у Сенцова улучшилась, он больше похож на генерала… Только вот, в плечах всё равно, висит…

— Так, небольшая корректировочка! — сообщил Красный, разложив ордена и рванув к шкафу, где у Константина были всяческие вещи. — Подложу под плечики тебе полотенец, тряпок всяких, глядишь, и выйдет что!

Красный принялся пихать Сенцову под китель что попало, напихал довольно много, пока наконец, не отошёл, довольный.

— Класс! — сообщил он, потирая ручки. — Давай, ордена наколю… — он пошёл за орденами, а еле дышащий Сенцов, отдуваясь, смотрел на свои новые плечи и думал, что не будет много двигаться, потому что не может.

— Надо бы тебя покрасить скоро! — заметил Красный, обвешивая Константина тяжёлыми побрякушками, количество которых казалось Сенцову даже неприличным.

— А можно меньше перикиси? — осведомился Константин, который давно уже заметил, что у него остаётся всё меньше и меньше волос. Скоро он облысеет, и придётся надеть парик. До конца своих дней. Пока его не убьют.

— Нет, нельзя! — отказался Красный, протирая сенцовские ордена тряпочкой, чтоб сильнее блестели. — У Траурихлигена был нордический цвет волос! А ты у нас кто? Жгучий брунэт?

— Я шотен… — буркнул Сенцов, потея со всеми этими тряпками под кителем и в душном корсете.

— Так, пошли, шатун! — Красный пихнул Сенцова, требуя, чтобы тот куда-то тащился.

— Куда? До парада сорок минут! — затянутый Сенцов попытался отбояриться, но Красный не пустил, жёстко взявшись за его рукав и таща как на буксире.

— Сейчас, покажу тебе гвоздь программы — обалдеешь от счастья! — зловеще пообещал Красный, проводя Константина по мрачному коридору, по широкой лестнице, через холл мимо крокодилов, по разбитой бомбами улице…

— Какой ещё гвоздь? — пытался добиться Сенцов, но Красный хранил какую-то тайну, молчал партизаном, пугая Константина.

Тащась, Сенцов и не заметил, как Красный привёл его к конюшне, где фашисты держали своих лошадей.

— Открой рот, закрой глаза! — весело пошутил Красный, улыбаясь до ушей, а Константин чувствовал в его улыбке жестокий подвох.

— Не буду, лучше так, без сюрпризов… — прогудел Сенцов, которому душно было даже в осенней прохладе сырой улицы.

— Вуаля! — радостно сообщил Красный, и Сенцов увидел, как из конюшни выходит Бисмарк, с поводьями в руках, а за ним гордой поступью следует белоснежный жеребец благородных кровей, на котором сверкает золочёная сбруя.

— Это что — лошадь?? — перепугался Сенцов, пятясь. Бисмарк подвёл жеребца поближе, и Сенцов осознал, что он огромен, услышал, как страшно он фыркает и увидел, как бьёт землю тяжёлыми острыми копытами…

— Конь, — поправил Красный, ухмыляясь. — Зовут — Буцефал! Радуйся, брат, будешь на нём гарцевать!

— Да вы что, спятили?? — Константин, буквально, взвыл, когда этот Буцефал, цокая подковами, подошёл к нему и фыркнул в лицо. — Да этот зверь меня живьём сожрёт!

— Конь травоядный! — громко сообщил Бисмарк, подталкивая испуганного Сенцова в спину. — Давай, генерал, садись в седло и проедь кружок, посмотрим, как ты смотришься на коне и как гарцуешь!

— Та, никак! — Сенцов отбежал подальше и от Красного, и от Бисмарка, и от их страшенного коня, который так и косит своим «лиловым глазом», примериваясь, какой кусок лучше откусить от Константина. — Я в седле никогда не сидел! Я боюсь лошадей!

— Придётся отринуть страх! — настаивал Красный, пихая Сенцова в бок локтем. — Сценарий парада Траурихлиген четыре месяца назад придумал, и решил, что будет ехать на этом коне впереди всех! Держи марку, брат!

— Эта зверюга мне не нравится! — Сенцов решил быть твёрдым. — И как Траурихлиген, я меняю сценарий и говорю: никаких лошадей!

— Поздно! — не согласился с ним Красный, а Бисмарк подвёл коня, кивая, чтобы Сенцов ставил ногу на стремя и громоздился в седло. — Давай!

— Я не умею садиться на лошадь! — Сенцов снова отказался и отбежал. — Я шлёпнусь вниз и сверну себе шею!

— Ну, ты трус! — укоризненно покачал головой Бисмарк, осуждая Сенцова. — Смотри, как надо гарцевать! Это ведь совсем нетрудно! Чего бояться?

Лихо вскочив в седло, Бисмарк пришпорил Буцефала каблуками, чтобы заставить гарцевать, однако конь, кажется, был таким же гордым, как настоящий Траурихлиген. Гарцевать он не стал, а взвился на дыбы, жутко заржав, после чего мощно взбрыкнул, выбив подковами искры из мостовой, и Бисмарк, не удержавшись в бешеном седле, свершил в воздухе неуклюжий кульбит и обрушился в грязную разъезженную бывшую клумбу.

ИИ-ГО-ГО-ГО!! — рявкнул на прощанье оскорблённый Буцефал и, взяв хороший галоп, ускакал в неизвестном направлении, сшибая тех солдат, которые пытались его поймать.

— Тьфу ты, чёрт! — ревел в клумбе перепачканный Бисмарк, вылезая из мокрой грязюки, размазывая её по перекошенному злостью лицу. — Этот зверь какой-то дикий, чёрт! Я бы его пристрелил ко всем чертям!

— А я что говорил? — резонно заметил Сенцов, по инерции таращась на подбитых солдат, которые, вставая, хромали и ныли. — Давайте менять сценарий!

— Я — за! — согласился Бисмарк, чей мундир был похож на «латы» бродяги. — Пойду, сменю прикид, блин…

— Чёрт, я тоже за… — оценив размеры бедствия, Красный решил, что Сенцову не стоит садиться на такой опасный «транспорт», а то липовый генерал ещё свернёт себе шею, свалившись. — Зверюгу эту к чёрту, пускай бегает, пока не надоест, а ты будешь на платформе стоять и махать ручкой! Понял, брат?

— Ага, — кивнул Сенцов, чья спина потом просто обливалась — корсет был кожаный, воздух не пропускал ни капельки, да ещё и китель сверху напялен… Стоять на платформе куда лучше и безопаснее, чем ехать на коне, который либо вообще не объезжен, либо слушается одно только настоящего Траурихлигена, и больше никого.

Спустя полчаса Константин Сенцов стоял на этой самой платформе и без интереса пялился на совершенно дурацкий, на его взгляд, парад. Мимо него, стуча сапогами, проходили солдаты, затянутые в парадные чёрные мундиры, подпоясанные белыми ремнями. Каски сверкали на солнышке, бряцали автоматы системы «Хеклер-Кох 417». За шеренгами солдат тянулись танки — фееричная колонна суперсовременных машин из разных стран: Леопард-2, Т-90, «Абрамс», «Меркава Симан»… Замыкала же процессию шеренга лёгких танков «Патагон», снабжённых тепловизионной камерой. В небе выписывали пируэты самолёты СУ-35, F-22 и «Стелс». Ко всему этому только «брахмашираса» не хвататет… Будь сейчас на месте Сенцова настоящий Траурихлиген — обязательно бы вывел «брахмаширас» из бункера, который неудачник-Константин пока ещё не нашёл… Сенцов смотрел на эту жуткую «солянку» с ужасом — Траурихлиген вооружил своих фашистов лучшим оружием из нормохроноса, и какая Советская армия теперь устоит против них??

— Э, Старлей, чего торчишь истуканом?! — Бисмарк возмутился слева от Сенцова и пихнул его локтем в бок. — Приветствуй их!

— Как?? — опешил Сенцов, выскочив из праздных размышлений.

— Как Красный! — заявил Бисмарк, показав большим пальцем на Красного, который, гордо подняв голову, вскидывал вверх правую руку так, как когда-то делал Гитлер.

— А-аа, — разобрался Сенцов и тоже поднял руку, вялую, как макаронина.

— Не похож! — заключил Красный, повернув лицо к Сенцову. — Гитлер ликовал, когда видел свои войска, а ты? Сутулый, как крюк, и ноешь вечно! Распрямись, давай!

Красный врезал Константину по спине, но Сенцов так и остлася «сутулым, как крюк». Он мрачно думал о Кате, которую приходилось всё время прятать, об утраченном доме, о потерянной старой жизни, о Крольчихине, и ещё почему-то — о Звонящей, почему она не прилетает к ним?

— Кисель! — буркнул над ухом Бисмарк и отвернулся, глазея на ровные шеренги марширующих солдат.

Но Сенцову было всё равно, что он там буркнул: перед его глазами не двигались солдаты, не ползли танки и не сверкал металл — перед глазами Константина всплывала заплаканная испуганная Катя. Да, Катя теперь всё время плачет и шарахается от Сенцова, как от чёрта. Бедняжка никак не может понять, почему «похороненный» Константин сейчас жив… Да и что вокруг неё творится — тоже не понимает…

Вдруг дунул сильный ветер, который едва не сорвал фуражку с головы Сенцова — Константин удержал её, ухватив рукою за козырёк. Дрогнула земля, будто бы поехала тектоническая плита, ровный строй солдат смешался, кто-то застопорился, кто-то столкнулся… Внезапно над серым асфальтом задрожал воздух и откуда ни возьмись явились семь грузных деревянных ящиков и две нелепые человеческие фигуры, что буквально упали с неба и забарахтались, пытаясь встать на ноги. По небу поползли серые тучи, спрятав солнышко, и вдруг хлынул дождь из зелёной воды и крупных скользких судаков.

Солдаты с воплями разбегались в стороны, лезли в любые укрытия, кто-то пальнул… Бисмарк и Красный около Сенцова тоже заволновались вытянули автоматы, Бисмарк едва не стрельнул, но вовремя различил в одном из «пришельцев» — чумазом, в пропаленных джинсах — Звонящую! Звонящая встала на ноги и помогала встать Рыбкину, вытягивая его за руку. Рыбкин тоже был весь покрыт какой-то сажей, а ещё — синяками и ссадинами. Его тельняшка в нескольких местах прорвалась насквозь.

— Наши!! — заревел Красный в ухо опешившего, остолбеневшего Сенцова. — Свои, старлей! Шеф наконец-то качнул континуум!!

— Что? — пискнул Сенцов. ЛЯП! ЛЯП! ЛЯП! — судаки ляпались на голову и плечи. Один повис на сенцовской чёрной фуражке, вернее, на фуражке Траурихлигена…

— Хайль! Хайль! Хайль! — радовался Бисмарк, а потом — спрыгнул с платформы и побежал по опустевшей площади туда, где громоздились ящики. Судаки всё падали и падали, валялись под ногами, засыпали асфальт и газоны. По сторонам летели выстрелы — это немцы расстреливали «летающих рыб» из «НK-417».

Бисмарк подскочил к ближайшему ящику и прочитал наклеенную на него косую бумажку: «Мятная карамель».

— Опа, конфетки! — обрадовался он и ручищей легко сорвал толстую дощатую крышку. Под крышкой, проложенные мягкими полосками поролона, возлежали три базуки.

— Вау! — выдохнул Бисмарк, схватил одну и выпалил вперёд.

Бах! — из широкого дула вылетело пламя, и граната вдребезги разнесла старую машину, что пристроилась у руин разбомбленного дома. Вспыхнул пожар, расшвыривая искры и металлические куски, а Бисмарк довольно поднял базуку дулом кверху и выдохнул вместе с отрыжкой:

— Класс!

ЛЯП! — ляпнулся ему на голову крупный судак.

— Чёрт… — Бисмарк скинул судака на асфальт и отопнул ногою в яму. В яме прятался немецкий солдат, и судак попал ему в лицо, сбив с ног.

— Ты что творишь! — к Бисмарку подскочила Звонящая и отобрала у него базуку.

— Рулёво ты возникла, чувиха! — весело сообщил ей Бисмарк и схватил другую базуку. — Крутые стволы, сестра!

— Старшая сестра, — заметила Звонящая, бросив быстрый взгляд на горящую, разнесенную машину. — Ты, Бисмарк, тут не пуляй, тут тебе не полигон!

— Э, Звонящая, чего нам шеф хронос не раскачал? — это подбежал Красный и схватил из ящика третью базуку. — Суровая вещь! — оценил он, передёрнув затвор. — Где купила?

— Борода, ребята! — серьёзно сказала Звонящая, не выпуская из рук базуку. — Эрик жив и раздолбал наш осциллятор.

— Да? — пискнул Красный, а Бисмарк аж выронил базуку, и она треснулась об асфальт.

— Но, Старлей же вальнул его конкретно… — пробормотал Бисмарк, скребя макушку.

При слове «жив» Константин Сенцов едва не свалился с помоста на асфальт. Он нашёл в себе силы двигать ногами, спрыгнул и побежал туда, где собрались его товарищи.

— Что ты сказала?? — едва выдавил он деревянным языком, выпучив остекленевшие глазки. Ужас в нём сейчас боролся с чем-то ещё, что Сенцов пока не осознал. Траурихлиген умер по дороге в больницу, потому что он, Сенцов, издырявил его пулями, как сито… А что теперь??

— У тебя рыбец не плече затусовался… — достаточно мрачно буркнула Звонящая, сбросив с сенцовского плеча судака. — И, Старлей, борода. Эрик живёхонький поскакал, и раздолбал наш осциллятор, Старлей!

Константин топтался-топтался, а потом…

— Жи-и-и-ив!! — внезапно заревел он, осознав, что всё, стоит вернуть Эрика назад — как для него кончится вся война, пройдут все кошмары и можно будет дальше жить по-сенцовски. — Ура! Жив, жив! Ес! Ес!

Сенцов прыгал, как козлик и смеялся, как ненормальный, несмотря на то, что его душил этот ужасный корсет. Звонящая хлопнула его по подложенному плечу и сурово осведомилась, потянувшись к пистолету:

— А чего ты, собственно, радуешься?

— Домой! Домой! — прыгал Сенцов, позабыв про тот корсет, не в силах протрезветь от свалившегося счастья. Домой! Как же чудесно звучит для него это слово: спасительно, как шлюпка для утопающего в океане!!

— Слышь, Звонящая, Старлей прав! — выпалил Красный и тоже запрыгал. — Мы ловим «туриста», конопатим его сюда, а Старлея изымаем! Всё, праздник!! — он закатился хохотом и выпалил из базуки в воздух, зарядив громогласный и жуткий фейерверк. Немцы в щелях кидали оружие и уползали прочь. Судаки всё сыпались и сыпались, засыпая всё и всех.

— Дай сюда! — рассердилась Звонящая, дала Красному подсечку и отобрала оружие. Теперь у неё стало две базуки. Сгрузив их назад, в ящик с поролоном, она серьёзно напомнила:

— Его ещё ловить надо! Эрик-то ножки состроил и испарился куда зря! Вон, как Рыбкина отметелил — живого места не найти! — она ткнула пальцем в сторону побитого Рыбкина, который, кашляя, шатался в сторонке.

— Э, Рыбень! — подобрался к нему Бисмарк. — Чапаешь «туриста» конопатить, чи как?

— Уф… — прокряхтел Рыбкин и упал животом на один из заколоченных ящиков.

— Слабак! — заключил Бисмарк и получил судаком в нос. — Тьфу! — отшвырнув рыбину, он принялся плеваться. — И где ты надыбала этих крокодилов?? — напёр он на Звонящую.

— На бороде, — буркнула Звонящая. — Собирайтесь, камерады, у нас секунды! Наш осциллятор в кусках, но у Траурихлигена есть другой здесь. Найдите его.

— Я, я поймаю туриста! — подскочил к ним Сенцов, героическим добровольцем вызвавшись на неравный бой. — Я знаю, где осциллятор Траурихлигена, я нашёл его уже! Я «туриста» мигом законопачу!

— Ты остаёшься ЗДЕСЬ, герой! — отрубила Звонящая, и Сенцов почувствовал себя так, словно бы на него из-за угла выплеснули дёготь и обсыпали перьями.

— Но… — пискнул он, прекратив прыгать и опустив вялые руки.

— И будешь изображать Эрика до тех пор, пока мы с Красным и Бисмарком не притащим его сюда за черти! — генеральским тоном продолжала Звонящая, не видя состояния, в которое впадал Сенцов.

— Что значит это «МЫ»??? — перепугано прошептал Сенцов и едва не повалился животом на ящик около побитого Рыбкина. — Что ты хочешь этим сказать, Звонящая??

— Бисмарк и Красный уезжают со мной в нормохронос, а ты остаёшься тут сам на сам, ферштейн, группенфюрер? — жутко для Сенцова объяснила Звонящая и Сенцов зашатался, падая на ящик. Он не представлял себе, КАК ОН буДЕТ ТУТ САМ????

— Ку-ку?! — вырвался из Сенцова дикий вопль, означающий: «Эй, ребята, я же тут не выживу!!!!».

— Давай, кисель, подбери нюни! — Бисмарк поддержал его поперёк туловища, и только это и помогло Сенцову не оказаться рядом с кряхтящим Рыбкиным. — Покажи нам осциллятор Траурихлигена, мы флипнем и всё уладим! Старлей, тебе тут только ночку продержаться! И всё, можешь спать в ботинках!

— Э, ребята! — Звонящая огляделась по сторонам, и её рука скользнула в тот карман, где покоился нейтрализатор памяти. — Мы тут вытворили толстую бяку… — заметила она, видя повсюду брошенное оружие, скинутые чёрные каски и расползающихся, перепуганных немцев. К тому же, эти судаки… — Я даже не знаю, сколько мозгов нам придётся хакнуть, и справится ли с ними мой нейтрализатор? — она выволокла этот небольшой приборчик из кармана и повертела в руках, оценивая его возможности.

— У меня тоже есть вышибалка! — заявил Бисмарк. — Да, рыбка некстати… — отметил он, а судаки всё сыпались и сыпались с посеревших небес.

— Надо собрать всю биомассу и отшибить им ремембер! — постановил Красный и тут же ухватил за локоток одного немчика, который пытался уползти на четвереньках и забиться в какую-нибудь щель. Немчик вяло дёрнулся и заныл, как девчонка, обмяк в сильных «лапах» Красного, потому что Красный больно заломил ему руку.

— Бросай его! — приказала Звонящая, выхватив немчика из лап Красного. — Вышибалкой ты их всех не вышибешь! Репейник потом им сделает нулевой цикл! Давай, Старлей, показывай, где стоит осциллятор!

Звонящая резко развернулась и уверенно собралась куда-то идти, но её догнал Сенцов.

— Послушай, Звонящая, — Константин приблизился к ней и положил руку на её плечо, затянутое в потрёпанную джинсовую куртку.

— Чего? — обернулась Звонящая. — Стоп, а это что ещё за «бровки домиком»? — удивилась она, заметив молитвенное выражение на лице Константина.

— Тут, в городе, моя невеста… то есть, бывшая невеста, из нормохроноса… — пролепетал Константин, надеясь на то, что Звонящая проявит милосердие и не вкатит ему пулю в лоб.

— Какая ещё невеста?? — глаза Звонящей расширились и сделались, как два круглых пятака. — Что ты натворил, Старлей?? — она даже забыла про осциллятор и застопорилась посреди площади под непрекращающимся дождём из судаков.

— Вот это — да! Можно рыбную ферму открывать! — вставил комментарий Красный.

— Я случайно наградил её остаточным следом… — выдавил Сенцов, глотая ком, который перекрыл горло. — Пожалуйста, Звонящая, возьми её с собой!

Звонящая задумалась. Она даже убрала руку от рукояти пистолета, а взгляд её перемещался с Сенцова на райком и назад.

— Ты знаешь, Старлей, что я не могу, — сказала она, наконец. — Безопасный проброс предполагает перемещение максимум четырёх человек единовременно в день. А мне необходимы бойцы, чтобы изловить Траурихлигена. Поэтому я возьму с собой Рыбкина, Красного и Бисмарка, а Кате придётся подождать до тех пор, пока мы его не привезём. Иначе нельзя. Всё, Старлей, покажи мне осциллятор, и мы поехали!

— Вот это — полетаем! — обрадовался Бисмарк и схватил из ящика две базуки. — держи, брат! — одну он бросил Красному. — Пригодится!

Красный поймал базуку, потряс ею и довольно заявил:

— Рулёвая штука!

Сенцов не радовался. Даже, напротив: во-первых, его снова не берут в нормохронос, а во-вторых — не спасают бедную Катю. Красный и Бисмарк широко шагали к райкому — собирались спуститься в секретные подвалы, где предатель доктор Барсук построил для настоящего Траурихлигена персональный осциллятор. Сенцов нашёл его только с подсказкой доктора Барсука, а без доктора Барсука он бы только кукиш нашёл в проклятых лабиринтах!

Константин тащился в унылом арьергарде, задыхаясь в корсете и избегая судаков, которые всё валились и валились… из какой-то идиотской прорвы. В небольшом отдалении, на разъезженных танками остатках клумб гордо гарцевал норовистый конь Траурихлигена, вскидывая свою голову, тряся гривой так, словно бы смеялся над Сенцовым, который никогда не удерджался бы в его седле. Его так никто и не поймал — солдаты вообще сторонились этого зверя, будто знали, что он им не дастся, а только врежет копытом…