Глава 61 Жизнь и смерть Буквоеда

Стажёр Ветерков этим утром работал — Крольчихин приказал ему влезть в милицейскую базу и отыскать несколько адресов. Во-первых, тот адрес, который Игорь Гришаничкин сменил на квартиру по соседству с сенцовской. Во-вторых, адрес семьи печатьно известного уголовника Петра Бунько… Он бы нашёл эти адреса за десять минут… но потратил на поиски уже два часа, не найдя ничего…

— Ну? — Крольчихин не отставал, требуя ответа через каждые пять минут, но стражёр не мог его дать.

— База висит… — булькнул Ветерков, на экране перед которым крутились вверх-вниз глупые песочные часы, противно указывая, что система недоступна. — Ушла в глубокое подполье, блин!

— Так позвони в ЖЭК! — рявкнул недовольный простоем Крольчихин, который писал отчёт — два часа уже писал, потому что из-за нервов совершал ошибки и помарки, сминал листы, швыряя их мимо корзины и переписывал заново, стараясь не карякать грубыми буквищами, а соблюдать каллиграфию. Тетёрко не терпит в отчётах грубые буквищи — вызывает на ковёр и чихвостит до посинения, как будто бы ему нечем больше заняться.

— Есть! — поспешил согласиться стажёр, подвинулся к телефону и снял трубку, щёлкая пищащими кнопками.

Около Ветеркова сидел Сенцов — он видел, как стажёр нервиничает, набирая номер, ожидая ответа, а потом — скидывая и давя на кнопку повтора. Неужели и телефонную связь отрубили?? Мистика какая-то! Константина мало волновали сейчас эти Буквоеды — настоящие мнимые — Бунько, Слимко, Гришаничкин… Все его мысли занимала только Катя — стояла перед ним, как живая, словно бы тут, в кабинете стояла, перед его столом, зло смотрела, сдвинув бровки и говорила: «Я тебя никогда не прощу!». Сказав, она повернулась, направилась к двери, а в коридоре явился недобрый банкир — улыбнулся, оскалив свои острые зубы, и увёл Катю с собой от Сенцова. Навсегда.

— Во, блин, то занято, то не отвечают! — стажёр, буквально, рявкнул, швырнув трубку на рычаг и принялся с остервенением льва терзать зубами свой остывающий беляш.

— Чего шумишь? — обернулся Крольчихин, который из-за неожиданных восклицаний стажёра едва не испортил помарками свой отчёт… Хотя, отчёт и так испорчен: мало того, что смартфоны Чижикова «в свободном полёте» и «мусорный киллер» бегает на воле — так ещё и убийство соседа подмешалось…

— Та, я в ЖЭК звоню-звоню… — забурчал стажёр набитым ртом, не прожевав беляш. — Хочу узнать, откуда Гришаничкин переехал к Сенцову… А у них то занято, то не отвечает, блин!

— Так, Сенцов! — Крольчихин зачем-то решил пригвоздить Константина, а не шумного стажёра.

— Да… — безрадостно пробурчал Сенцов, который делал то, что под столом дозванивался до Кати и получал лишь однообразные, скучно-заведённые ответы оператора.

— Тебе задание! — сурово постановил Крольчихин, уставившись на него в упор, как булто бы через стол видит, как Сенцов на работе пытается уладить свою личную жизнь.

— Да, — повторил Сенцов, сбрасывая оператора, который всё гнусил и гнусил свою безликую убийственную песню.

— Сбегай в ЖЭК и узнай о перемещаениях Гришаничкина и о последнем месте жительства Бунько Петра! — приказал Крольчихин, дабы нагрузить депрессивного Сенцова работой.

— Есть! — Константин постарался быть бодрым, чтобы стажёр не подумал, что он размазня. Отчеканив это короткое слово, что далось ему с титаническим трудом, Константин отклеился от стула. Разогнуть скрюченные депрессией ноги оказалось непросто, но Константин заставил себя бодро вспорхнуть, как вспорхнул бы Ветерков, получи он задание. Крольчихин потребовал бы от Сенцова поехать в ЖЭК на служебной машине, но Сенцов пойдёт пешком: до жэка рукой подать, и десяти минут ходьбы не будет — это если крейсерским шагом. А Константин пройдётся ещё по парку, воздухом подышит, чтобы выветрить тяжёлые думы.

* * *

Константин притащился в нужный ЖЭК минут через тридцать-сорок. Посидел на лавочке, посмотрел в чисто небо, подумал, подозванивался Кате… А когда, наконец, подполз к низкому замшелому крылечку, утонувшему в буйных клумбах — на его часах было девять утра. ЖЭК помещался в тихом дворе между хрущёвскими пятиэтажками — приземистое здание в два темноватых сырых этажа. Недавно его покрасили, поставили евроокна… но это не спасёт местный ЖЭК — внутри он останется таким же сырым и мглистым до тех пор, пока его не снесут не посроят новый, современный. Сегодня двор был пуст: кроме нескольких прохожих, которые тащились через него на рынок, тут не водилось ни души, и повсюду сиротливо торчали сломанные и целые качели, турники, скамейки… А так же — странная оштукатуренная штука в виде ракеты, назначения которой Константин так и не понял за все те годы, пока ходил через этот двор за мороженым, пока ползал тут же в магазин и на рынок для тётки. В детстве он шутил, что в этой неприглядной ракете спрятали труп или клад… или бог весть что. Постояв минуточку на крыльце под солнышком и зацветающими тополями, которые в скором времени начнут сыпать нестерпимым пухом, Сенцов открыл новую дверь из ПВХ и вошёл под сень жэка, словно бы нырнув холодную тёмную пучину. Он прошёл вперёд, наугад, между вереницами новых стульев к узкому еврооокну, которое уже успели уставить подсохшими цветами…

— Ну, вот, снова всё изгадили, гадюки! — раздался за спиною Сенцова обозлённый скрипучий голос, а потом — на его плечо обрушился тяжёлый мужской хлопок.

— Ай! — взвизгнул Сенцов от неожиданности и боли и рывком повернул голову назад.

За его спиной оказалась неприятного вида престарелая особа, подвязанная цветастой косынкой, слегка похожая на Бабу Ягу. В руках у неё торчала деревянная швабра, и Константин понял, что она хлопнула его по плечу не рукой, а этой увесистой шваброй.

— Ну и что ты, гадюка, вытаращился?? — недружелюбно вопросила эта особа, потрясая шваброй, словно базукой. — Гадить — так вы все горазды — а мыть кто будет??

Сенцов оправился от лёгкого шока, осознал, что перед ним уборщица, а потом — его взгляд машинально переместился вниз, на пол. Желтоватый линолеум был ещё влажным: она только что его помыла, а за чумазыми ботинками Сенцова тянулась цепочка безобразных следов.

— Давай, гадюка, швабру бери! — злобно выплюнула уборщица и попыталась всучить Сенцову свою швабру, с накрученной на неё косматой тряпкой, однако Сенцов успел отгородиться своим удостоверением.

— Простите, гражданка, милиция! — железным голосом сказал он, не собираясь брать никакую швабру и вовсе не собираясь мыть пол, потому что у него на эту ерунду времени катастрофически не хватало.

— Та, хоть, царь-президент! — сварливо огрызнулась уборщица, скалясь, как матёрая волчица. — Раз нагадил — значит, мой! На!

Она снова сделала выпад, пытаясь наградить Сенцова шваброй, однако Константин отпрянул в сторону.

— Где у вас адресный стол? — громко вопросил он, стараясь быть таким же суровым, как следователь Крольчихин — небось, Крольчихина эта уборщица не заставила бы позорно елозить шваброй…

— На бороде! — басом заявила уборщица. — Я тебя ни на шаг не пропущу, пока не помоешь! Вон, мокроступы-то какие перегвазданные! Где ты лазал-то в них, ирод??

Сенцов вроде бы, нигде и не лазал: прошёл по дорожке, ну, ещё по тропинке прошёл… Наверное, это чисто сенцовская черта: всегда и везде находить грязь…

— Мыть будешь, или мне до утра с тобой валандаться? — выплюнула уборщица, глядя на Сенцова так, словно бы собралась его пристрелить, или избить шваброй до полусмерти. — Бери швабру!

Кажется, у Сенцова нет выбора: уговорить эту даму пойти на попятные он не сможет, потому что, прыгая от неё туда-сюда, он своими «мокроступами» изгадил полкоридора… Интересно, как на его месте поступил бы Крольчихин? Вытер бы ноги о тряпку, которая лежала перед входной дверью и через которую Сенцов благополучно, по-сенцовски переступил. Константин уже был готов сдаться и на время подменить уборщицу на страже чистоты, но тут скрипнула дверь и из кабинета номер один выглянуло добродушное пухлое лицо, украшенное высоченной кучерявой причёской.

— Анжелика Никаноровна, чего вы шумите? — осведомилось это лицо, а потом — из-за двери высунулась пухленька рука, унизанная колечками, и поднесла к лицу бутерброд.

— Да, вот, гадюка, натоптал мне, а я только помыла! — излаяла уборщица, не дав Сенцову и рта разинуть, чтобы сказать, что он из милиции. — Та ещё ж и мыть, окаянный не желает! Вертится тут у меня, как уж на сковородке — никак швабру ему не дам!

— Простите, — Сенцов успел-таки вклиниться в тот миг, когда обладательница пухлого лица раскрыла напомаженный ротик, собираясь что-то сказать. — Я из милиции и мне нужен адресный стол!

Пухлолицая дама застыла с открытым ротиком, поморгала накрашенными глазками, а потом — изрекла — уборщице:

— Анжелика Никаноровна, не нужно тиранить человека! — с этими словами она выпросталась из кабинета полностью и повернулась к Сенцову. — Идёмте, я вам сейчас всё покажу!

Благодарный за спасение, Константин проворно потопал вслед за этой пухлолицей и полнотелой дамой, которая не шла, а плыла, потряхивая безразмерной юбкою и на ходу доедая бутерброд. Назад, на уборщицу, Сенцов старался не оглядываться: а вдруг она имеет глаза василиска, и простой смертный Константин, глянув на неё, окаменеет?? Оставаясь позади, уборщица свирепо бурчала — колдовала, наверное, насылая на Сенцова порчу.

— Вот, сюда, пожалуйста, адресный стол! — пропела, наконец, пухлолицая гражданка, доев свой бутерброд без остаточка, и показала пальцем на дверь, которая оказалась у Сенцова перед носом.

— Спасибо… — протарахтел Сенцов, читая табличку на этой новой двери: «4. Адресный стол, приёмные дни… неприёмные дни…».

— Пожалуйста! — пухлолицая гражданка на прощание подарила сытую улыбку и уплыла прочь по коридору в сыроватую мглу.

Константин приблизился к двери, собрался потянуть за ручку, чтобы открыть её и зайти без стука, как настоящий мент…

— Эй, куда без очереди прёшься, паршивец?? — этот голос, преисполненный свирепой скрипучести, застиг Константин в тот момент, когда его рука протянулась к хромированной ручке и собралась дёрнуть за неё. Сенцов замер на месте, повернул голову и увидал ту самую очередь. Очередь обосновалась на стульях вдоль стены: старушек десять облепили эти стулья и каждая прожигала Сенцова озлобленным взглядом из-под очков, а некоторые ещё и палочками грозили… Сенцов бы сдулся под их натиском и отполз бы в дальний тёмный конец очереди, чтобы просидеть там пару часиков, а то и три… Но тут снова вспомнил Крольчихина — он никогда бы так не прозябал, когда повисает дело Буквоеда. И Константин тоже решил не прозябать. Уверенно вытащив удостоверение, он перекричал скрипучие крики старушек, непоколебимо заявив:

— Граждане, милиция! Расследуется дело об убийстве!

Гнев старушек тут же превратился в деморализованное оханье, а грозные палочки сменились испуганным валидолом. И пока они с ним возились, Сенцов распахнул дверь и вступил в кабинет топочущим шагом генерала…

Громко захлопнув за собою дверь, Сенцов обнаружил тут шкаф — его габариты превысили длину стены, оставив для человека узенький проходик, и Константин, не ожидав препятствия, чуть не врубил в него свой лоб. Вовремя отшатнувшись, Сенцов перевёл дух и решил продолжить движение, заглянул за шкаф… А там шла какая-то ожесточённая перепалка, даже маленькая война — габаритная дама сурово наседала на тощую паспортистку, лая на неё, что зачем-то подаст в суд… Паспортистка вяло мямлила неизвестно что, а дама сотрясала её скрипучий старый стол тяжёлыми ударами своих кулаков, заставляя компьютерный мотор и телефон мелко дрождать и сдвигаться к краям.

— Так, граждание, оперуполномоченный Сенцов Константин! — Сенцов вдвинулся в самую гущу событий, возникнув между грозной дамою и вялой паспортисткой.

— А, ну вот и отлично! — изрыгнула дама, уперев тяжёлые кулаки в крепкие бока. — Вы представляете, товарищ опер, эта крыса мне ошибку в паспорте сделала, и у меня из-за неё пропала путёвка в Египет! Сколько лет ей за это дадут??

— На всю катушку дадут! — рявкнул Сенцов, желая побыстрее избавиться от агрессорши и заняться своим Буквоедом. — Вы идите, идите, я разберусь!

— Вот, всегда бы так! — дама обрадовалась, показав, что впереди у неё стоит золотой зуб и мощно двинулась к двери, бросив на прощание, что у неё полно дел поважнее ругани в жэке, и она опаздывает куда-то… не то к зубному, не то в театр…

Проводив её взглядом победителя, Сенцов обратился к паспортистке и увидал, что её длинное костлявое лицо приобрело мертвенный оттенок. А сама она сидит на самом краешке стула с дрожащими руками, и стеклянные её глаза моргают так часто, что их даже и не видно. Её реденькие волосы были собраны в куксочку, которая вся растрепалась, превратив голову в пук соломы… Константину даже жаль её стало — понял, что переборщил с суровостью — поэтому он тихонько присел на освободившийся стул для посетителей и мягко сказал подобревшим голосом:

— А, гражданка…

— Я не хотела… у меня три дочки… — всхлипнула паспортистка всё больше ероша свою куксочку бледными пальцами.

— Та, забудьте вы про её паспорт! — фыркнул Сенцов, раздражённый слезами и канителью. — Переделаете и всё! Никто вас в тюрьму не садит!

— Правда? — оживилась паспортистка, и щёки её стали приобретать румянец жизни.

— Правда, правда! — заверил Сенцов и записал на бумажке адрес убитого Буквоеда. — Гражданка, мне нужно, чтобы вы проверили человека, который вселился в эту квартиру. Откуда он вселился? Когда? Понятно?

— Да, да, хорошо, — закивала паспортистка, в спешном порядке сворачивая электронный пасьянс и открывая базу данных. Сенцов обратил внимание на её телефон: трубка была слегка сдвинута с рычага, из-за чего Ветерков, звоня ей, натыкался на короткие гудки.

— А, простите? — подала голос паспортистка, подняв глаза от монитора.

— Да, — Сенцов приблизился, чтобы заглянуть в её монитор.

— По вашему адресу никто не прописан, — заявила паспортистка, обескуражив Сенцова. — Вот, смотрите, — показала она на одинаковые белые строчки редактора «Excel». — Прошлый жилец выписан, квартира числится, квартира числится пустой, коммунальные счета заморожены.

Константин отлично знал человека, который жил в квартире Буквоеда до того, как последний туда вселился — звали его Ефрем Сундуков, неясного возраста и неизвестной профессии субъект. Он жил по часам, имел на своих руках по два хронометра на каждой, постоянно сверялся с ними и со службой «0-60»… В квартире у него жил кот рыжего цвета по кличке рыжик, и Константин знал: если Сундуков выползает на улицу с ним на поводке — значит, на дворе восемнадцать часов, тридцать минут. Сундуков съехал неизвестно куда по неизвестной причине, забрав своего подневольного кота с собой и… всё…

— Спасибо, — пробормотал Константин, и тут же накарябал на другом бумажном клочке имя и фамилию Петра Бунько. — Вот этот гражданин, посмотрите, где прописан?

— Сейчас, сейчас, — паспортистка взялась за Бунько с таким энтузиазмом, словно от того, как скоро она его пробьёт, зависит её жизнь… Наверное, она благодарна Сенцову за то, что тот спас её от агрессивной дамы и её испорченного паспорта с «пробыкованным» Египтом.

— Так, в Калининском районе он не прописан… — пробормотала она, покопавшись в своей базе. — Но я сейчас пошлю межрайонный запрос…

Сенцов ёрзал на стуле, а дверь кабинета в который раз сотряслась от настойчивого грохочущего стука — это бабули рвутся, решив, что Сенцов в адресном столе засиделся… Паспортистка щёлкала своей клавиатурой, набивая одним пальцем… как показалось Сенцову целую петицию… возилась вечность с половиной, пока, наконец, отправила запрос этот свой несчастный. Она клекотала оправдания, будто ей не пришлют ответ, если она правильно не заполнит все графы, а дверь тряслась и тряслась…

— Ой, ответ пришёл! — заявила она минут через пять после того, как завершила заполнять свои графы, и Сенцов тут же подался вперёд, чтобы самому прочитать то, что она получила. Буквоед забрался в дальнюю глухую даль, в дебри Буденовского района, которые Сенцов не знал, и никогда не бывал там. Улица Милицейская, дом шесть, квартира тринадцать… какая, однако, ирония судьбы: самый разыскиваемый преступник проживал на Милицейской улице… Когда-то туда ездил Крольчихин, сам Тетёрко когда-то туда ездил, но они не поймали Буквоеда… потому что Буквоед отполз в ад… У Петра Бунько на Милицейской улице осталась жена, гражданка Бунько Элла, и двое детей… Сенцов уже морально подготовил себя к тому, что Крольчихин отправит его к ним в гости…

— Всё, спасибо, до свидания! — Константин спешно накарябал адрес Буквоедовой семьи у себя в захватанном блокнотике своим куриным почерком, покинул стул для посетителей и зашагал к двери, чтобы покинуть кабинет, окунувшись в гущу разъярённых старушек. Они колотили в дверь, кажется, каблуками и палками, а когда Сенцов, наконец, выпростался, решили его слопать.

— Ведётся следствие по факту убийства! — рыкнул на них Сенцов, и, не оглядываясь, потопал вперёд по коридору, чтобы не терять зря драгоценное для милиции время.

Топая, Сенцов жалел, что его пухлолицая проводница исчезла — в глубине души боялся снова нарваться на агрессивную уборщицу. Пухлолицей всё равно — она потащилась дожёвывать свои бутерброды, а Сенцов может попасть под адский взгляд обладательницы швабры и получить сглаз, несовместимый с жизнью. Коридор, по которому Сенцов старался быстрее пройти, был блистательно чист — уборщица постаралась наславу… а может быть, припахала какого-нибудь тютю, который неосмотрительно оказался тут в грязных ботинках. Тютя вскоре нашёлся: подойдя уже к самому выходу, Константин натолкнулся на некоего рыхленького гражданина в галстучке, которого уборщица успела оснастить шваброй и обречь на борьбу за чистоту. Гражданин начищал пол, уставившись в него своими очками, а Сенцов, буквально, пропорхнул мимо него, чтобы ненароком не нагадить и не подложить бедняге свинью. Гражданин посмотрел Сенцову вслед с горьким унынием: тот выбегает на свободу, а ему нужно тереть пол…

Адрес бывшей жены Буквоеда Эллы Бунько был у Сенцова в кармане — сообщи Сенцов об этом Крольчихину — следователь неприменёт отправить Константина к ней в гости. Константин не горел желанием путешествовать — он был голоден, потому что утром по-менцовски опаздывал на работу, а его несчастный, вечно нищий холодильник не имел в себе и маковой росинки. Сенцовский желудок надсадно ныл уже часа два, мучая Константина, подкатывая под пищевод. На обратном пути Константин хотел заскочить в магазин агрофирмы «Шахтёр», который стоял тут неподалёку, чтобы кинуть своему «волку» хоть какую булочку и плавленый сырок. Но мобильный телефон остановил Сенцова на полпути к гостеприимно распахнутым стеклянным дверям.

— Алё? — осведомился Сенцов, а телефон заревел ему в ухо:

— Сенцов, давай, дуй на базу! Где ты там ползаешь?? Время не резиновое!

Ревел Крольчихин, поэтому Сенцов поторопился, забросив желудок в долгий ящик. Тот, конечно, гневно протестовал, свирепо урча, но что он может сделать против Крольчихина??

* * *

— Ну? — Крольчихин уже поджидал Сенцова и сразу набросился на него, как только Константин переполз через порог и возник в дверном проёме.

— Я узнал бывший адрес Бунько, — побормотал Сенцов, пробираясь к своему столу…

— Ну и куда ты ползёшь? — осведомился Крольчихин с хорошенькой долей ехидства, заставив Сенцова нервно застопориться между синим сейфом, на крыше которого разрослась шлюмбергера, и компьютерным столиком Ветеркова.

— А? — не понял Константин, глупо таращась.

— Бэ! — буркнул Крольчихин, теребя свой разлохмаченный настольный календарь. — Узнал адрес Бунько Петра? Вот, бери ноги в руки и дуй к нему! Родственники там остались?

— Жена… — булькнул Сенцов, топчась.

— Так поговори с ней! — свирепо настоял Крольчихин, сдвигая брови. — А то спишь, вижу, на ходу? С Гришаничкиным что?

— А… тёмная лошадка какая-то… — бестолково выдал Сенцов, так и не протиснувшись к себе за стол. — В ту свою квартиру он официально не вселялся, не прописывался…

— А кто прописывался? — Крольчихин словно бы батогами подгонял сонного Сенцова, а Константин, впал в какрй-то болезненный ступор: ссора с Катей начала подкашивать его нервы, вызывая мрачную депрессию, и Константин, прямо, физически чувствовал, как погружается в её холодные, бездонные воды…

— Сенцов! — рявкнул рассерженный медлительностью Сенцова Крольчихин, терзая ручку так, что та даже чуть-чуть пищала. — Ты оглох? Кто прописывался-то?

Сенцов решил бороться с дерессией так: начать усиленно трудиться над всеми личностями Буквоеда. Он пойдёт к Овсянкину за баллистической экспертизой, он поедет к Элле Бунько… Он побывает хоть на краю вселенной, лишь бы не поддаться депрессии и не утонуть.

— Никто! — ответил Сенцов, бодрясь. — Раньше там жил Сундуков — я его каждый день видел, как он выгуливает своего кота на поводке. А после того, как он переехал — квартира числится пустой!

— Отлично! — Крольчихин расплылся в хищной улыбке, собираясь навалить на Константина тонны работы. — Ну, что, Сенцов, не теряй времени!

Этими словами следователь отправил Константина в гости к «Мадам Буквоед» — на другой конец города, в дальний-дальний район, который Сенцов не знал.

— А мне можно? — стажёр высунулся из-за компьютера и решил напроситься в «путешествие» вместе с Сенцовым, однако Крольчихин пригвоздил его к стулу:

— Нет, стажёр, ты мне нужен здесь! — постановил он, словно в кандалы заковал, и стажёр, обиженный, ссутулился над компьютерным монитором и пустой тарелкой из-под съеденных беляшей.

— Да, и Сенцов! — голос Крольчихина остановил Константина на пороге, и Сенцов оглянулся. — Пока не уехал — про Овсянкина не забудь!

— Есть! — кивнул Сенцов и изменил свой маршрут к соседнему кабинету, где заседал криминалист Овсянкин.

Константин не выкроил минуточку на то, чтобы постучать в дверь — вместо этого он распахнул её настежь и вступил к Овсянкину тяжёлой поступью, поднимая шум. Криминалист на него даже внимание не обратил — с сосредоточенным видом нобелевского лауреата он что-то синее переливал из одной пробирки в другую, тряс то одну, то вторую пробирку, до тех пор, пока это загадочное синее не начало краснеть… Сенцов замер на пороге и заворожено наблюдал за этим странным действом, очень похожим на колдовство…

— Ну, чего тебе? — Овсянкин оторвался от своих пробирок, аккуратно поставил их в держатель — чтобы не разлить «краснеющее синее».

— А… что это? — глупо спросил Сенцов, неуклюже кивнув на это «синее», которое краснело прямо на глазах и уже приобрело «страшноватый» алый оттенок.

— Да, так, яд для Алехина выделяю, — Овсянкин непринуждённо махнул рукой, будто ничего особенного не происходило, словно он просто мивину в миске разводил. — А тебе чего?

— А… баллистическая экспертиза по Гришаничкину готова? — Сенцов едва удержался от глупого вопроса о том, была ли пуля Буквоеда серебряной, или не была?

— Та… нет, — угрюмо буркнул Овсянкин, постукивая ногой в такт оперной арии, которая звучала из его старого магнитофона. — Там тёмная история получается… Я в спецлабораторию сдал…

Говоря, Овсянкин нервно ёрзал руками по столу, перекапывая свои бумаги, и среди них вдруг выкопал конверт…

— Стой, Костян, ответ от них уже пришёл! — Овсянкин схватил этот конверт так, что едва не свернул на пол свои «колдовские» пробирки. Он принялся рвать и терзать этот плотный, запечатанный конверт, чтобы открыть… А Сенцов чётко и ясно представил, как на крышу его дома взбирается страшенный Эрик Вовк, прицеливается в того, чья одинокая тень движется по направлению к сенцовскому подъезду, и стреляет, решив, что тень принадлежит Сенцову… А может быть, и не Сенцову — может быть, Эрик Вовк зачем-то решил убить Буквоеда… Жаль, что теперь нельзя выяснить, был ли этот «Буквоед» знаком с Эриком Вовком, или нет!

— Почему нельзя? — удивился Овсянкин, когда Сенцов со вздохом сказал ему об этом. — У тебя стажёр сейчас на компе сидит?

— Стажёр… — ответил Сенцов, наблюдая за тем, как криминалист не прекращает терзать конверт. — А что?

— А ты дай ему выяснить, когда в какой тюрьме сидел наш Гришаничкин-Бунько, и когда в какой тюрьме сидел Вовк! Если дата и место совпадут, то выходит — был! — объяснил Овсянкин, а конверт его оказался запечатан так, что он никак не мог его растерзать и уже покраснел от натуги…

— Ну, ты мозг! — обрадовался Сенцов, растянув улыбку аж на пол-лица. — Я бы и не догадался сам…

— А для чего мне по-твоему голова? — плохо скрывая надутое хватсовство, пробормотал Овсянкин на всякий случай сдвигая свои пробирки подальше, чтобы не спихнуть их на пол упрямым конвертом. Осознав, что рвать этот «бронированный» конверт руками бесполезно, Овсянкин выцарапал из ящика стола ножницы и принялся ожесточённо кромсать его ими, пыхтя.

Вовк обладал необычным именем: Давыд, а отчество у него было вообще, примечательное — Рейнгардович. Если человек с такими ФИО решит скрыться — ему придётся первым делом менять паспорт.

Констатин Сенцов схватил клочок бумаги, который затесался на столе у Овсянкина и накалякал на нём два имени: Давыд Рейнгардович Вовк и Петр Васильевич Бунько. Накалякал карандашом — так как в завалах не обнаружил ни одной ручки. Сейчас, он понесёт «петицию» Ветеркову и заставит стажёра тут же пробить, в какой тюрьме сидел каждый из них.

— Ну и свинник у тебя! — бросил Константин, убегая в коридор. — Даже ручку не найти!

— Да у меня ручек пятнадцать на столе! — обиделся Овсянкин, выдирая из конверта толстое, многостраничное письмо. — Глаза разуй! Чёрт, вот бы тебе столько работы, как у меня — так и голову не найдёшь!

Констатин Сенцов его не слышал — он бежал по коридору бегом, как вихрь — он так не бегал, даже когда догонял бандитов. Конечно, ведь догнать премию — куда важнее и приятнее!

— Та смотри же, куда прёшь! — на пути Сенцова возник некто, личность которого Константин даже и не заметил на бешеном бегу. Перепугавшись, этот «некто» отпрыгнул в сторонку и прислонился к стеночке, опасаясь быть задавленным, и остался далеко позади.

— Ветерков! — заорал Сенцов бешеным голосом, когда с грохотом запрыгнул в кабинет, и поскакал к сидевшему около компьютера стажёру, словно резвый скакун, которого долго держали взаперти, а теперь — выпустили. Втерков оказался в кабинете один — Федор Федорович и Крольчихин успели скрыться, пока Сенцов озадачивал Овсянкина…

— Ветерков! — Сенцов заорал во второй раз, а стажёр его появлению совсем не обрадовался.

— О-ой… — захныкал в ответ Ветерков и зачем-то полез под стол.

— Работа! — гаркнул Сенцов, шваркнув на стол стажёра свою неказистую бумажку.

— Ну, вот, я из-за тебя мороженое на пол уронил… — ныл тем временем стажёр, а Константин услышал его лишь тогда, когда он повторил это в третий раз.

— Ну и что? — огрызнулся Сенцов, недовольный тем, что и так сытый стажёр лопает тут и тормозит работу. — Видишь фамилии этих людей?

— И растоптал… — плаксиво закончил Ветерков, выглядывая из-под стола, а руки его были перепачканы мороженым.

— Зоя Егоровна уберёт! — стальным голосом отрезал Сенцов. — А ты должен срочно узнать, когда и в какой тюрьме они сидели!

— Зоя Егоровна мне шваброй башку отшибёт… — продолжал жаловаться стажёр. — У меня «Семейное» было… Весь пол изгадил… Я как-то семечек под стол наплевал — так она чуть не четвертовала меня! Мусорную корзину мне откуда-то принесла и на голову нахлобучила…

— Давай, стажёр, трудись, я жду! — подгонял тем временем Сенцов, от нетерпения ёрзая на том стуле, который решил занять.

Стажёр, наконец-то, уселся на стул, заглянул в бумажку Сенцова, свернул пасьянс и открыл милицейскую базу. Сенцову казалось, что он двигается чрезвычайно медленно, как улитка, к тому же стажёр не прекращал плакаться:

— Если бы оно в корзину упало — да, она бы орала конечно, но меньше… А так — рядом шмякнулось, чёрт… Точно, башку отшибёт!

Сенцов зорко следил за действиями стажёра и видел, как он в строке поиска набирает фамилию Вовка, жмёт «ввод», ждёт… Потом выписывает название и адрес тюрьмы, в которой он сидел, а так же — номер его камеры и даты отсидки. Затем то же самое проделывает с Бунько…

— Напарник… — пробормотал он после того, как закончил. — А получается, что они в одной камере целых три года просидели! Ты это хотел узнать?

— Опа! — выкрикнул Сенцов настолько громко, что стеклянные дверцы шкафа меленько зазвенели. — Находка века!

— Да? — уныло протарахтел стажёр, всё косясь под стол, на уничтоженное мороженое. — Везёт тебе… А мне что делать?

— Сходи в туалет, возьми тряпку и вытри! — постановил Сенцов.

— Та мне некогда… — вновь заныл стажёр, как чёртова зубная боль. — Меня Крольчихин завалил просто…

— Белоручка… — буркнул Константин, торопясь сообщить «сногсшибательную» новость Крольчихину. — Если бы меня так «завалили», как тебя — я бы каждый день на два часа раньше уходил!

— Я не робот… — проворчал Ветерков, пиная под столом своё мороженое. — Я…

— Лентяй! — постановил Сенцов, собравшись галопировать к Крольчихину и показать ему то, что выписал из базы Ветерков.

— Э, Костян! — тут в кабинет заглянул Овсянкин, в очках, косо сидящих на носу и с пухлой, расхристанной папкой в руках. — Ты же ко мне по поводу баллистической экспертизы заходил… и сбежал. Я даже и рот раскрыть не успел…

— Вот, чёрт! — хлопнул себя по лбу Сенцов, осознав, что из-за Эрика Вовка и Буквоеда абсолютно забыл про баллистическую экспертизу.

— Так вот, насчёт пули, которой убили этого Бунько-Слимко — она не совпадает ни с одним известным образцом боеприпасов — это раз. И выпущена из оригинльного ствола неизвестной модели! Баллисты три раза перепроверяли, потом — послали в область, а там то же самое им написали. Так что, та ещё задачка…

— Поэтому так долго? — сухо осведомился Сенцов, стараясь за сухостью скрыть испуг и изумление… Эрик Вовк припас для него особый «подарок» — только достался он другому…

— Угу… — прогудел Овсянкин, поправляя очки, которые никак не хотели садиться ровно из-за того, что он когда-то сел на них и испортил оправу. — Но у меня одна зацепка есть. Я удивился, когда увидел эти результаты, и поднял архивы. А там нашёл вот, что. Несколько лет назад подобные пули использовали при ограблении банка. Тогда в хранилище забрался самодельный робот, вынес деньги и открыл стрельбу по охранникам из портативного пулемёта. Вот такими пулями. Но загвоздка в том, что изобретателем робота был инженер «самородок» по имени Иоахим Кукушников, а он умер в тюрьме два года назад.

— Чёрт! — ругнулся Сенцов. — Этот тоже умер? Блин.

Как странно получается: скинхед Бисмарк умер, Кукушников этот несчастный — тоже умер… Все умирают, но при этом они продолжают действовать! Просто фантастика какая-то…

— Слушай, Овсянкин, у Кукушникова этого сообщники были? — осведомился Сенцов, желая выбросить из мозгов фантастику — а то так и спятить недалеко, если верить в воскрешение усопших.

— Та, он один, как перст работал! — заверил всклокоченный Овсянкин. — Я специально сообщников проверял, потому что сам обалдел от такого открытия. И выяснил, что он робота этого у себя дома сам собрал, и сам запустил. А у него и семьи даже не было…

— Чёрт… — буркнул Сенцов, но тут же его голову посетила светлая мысль. Да, светлые мысли посещают голову Сенцова — особенно когда на носу конец месяца, а на совести — одни «глухари». — Надо стажёра напрячь… пускай выяснит, кто ещё имел доступ к этому твоему роботу!

— Сбу… — протарахтел Овсянкин. — Когда Кукушников отдал концы — сбу засекретила робота…

Сенцов собрался спросить что-то ещё, но тут хлопнула дверь, и в кабинет вдвинулся Крольчихин.

— Ребята! — громко выкрикнул он, перенося ноги через порог. — Чего вы так долго? Сенцов?

— Да вот… — пробормотал Сенцов, обескураженный напором…

— Вовк и Бунько три года просидели в одной камере! — высунулся из-за компьтера Ветерков, а Константин видел, что он пристраивает свои неуклюжие ноги так, чтобы Крольчихин не заметил под его столом мороженое.

— Опа! — подпрыгнул Крольчихин и звонко хлопнул в ладоши. — Значит, Вовк мог или работать на Буквоеда, или же убить его! Сенцов, тебе задание! — тут определил он работу для Константина. — Сегодня ты поедешь к бывшей жене Петра Бунько и задашь ей парочку вопросов! Обязательно покажи ей вот это, — Крольчихин достал из своей папки и всучил Сенцову ксерокопии фотороботов страшенного Вовка и Эрика. — И спросишь у неё, знает ли она про гражданина Гришаничкина и про Эдуарда Слимко!

— Есть! — кивнул Сенцов, сложив оба фоторобота вчетверо и засунув во внутренний карман.

— Овсянкин, что у тебя с баллистической экспертизой? — тут же насыпался Крольчихин на криминалиста, а Овсянкин, раскрыв папку, начал тарахтеть про Иоахима Кукушникова, его смерть в тюрьме и фантастического робота, которого засекретили спецслужбы.

Сенцов уже не слушал Овсянкина — он выпрыгнул из кабинета и рванул вперёд по коридору, собираясь забиться в служебную машину и помчаться в гости к гражданке Бунько.

Загрузка...