Туристы. О путешествиях во времени

Глава 143 Генеральская гостеприимность

Красный заставил Сенцова стоять на крыльце райкома-штаба — он сказал, что тут так принято, вот Сенцов и стоял, глупо таращась, как водитель проводит машину гостей через широкие кованые ворота — новые ворота, их поставили недавно, по приказу настоящего Траурихлигена, и их тяжёлые ажурные дверцы несли на себе изображение свастики. Константин вспоминал про себя те слова, которые скажет гостям при встрече, а сенцовские мозги натужно кипели… точно, Сенцов что-то забыл и перепутал — по-другому не может Сенцов. Сверкая в лучах солнца, «Мерседес» гостей подъехал к райкому и остановился точно напротив Константина. Сенцов был слегка обескуражен: они уже здесь, сейчас, они покинут салон, и ему придётся приветствовать их…

— Не дрейфь, Старлей, мы с тобой! — невидимый игрек-наушник в ухе Сенцова заговорил знакомым голосом Красного, и Сенцов немного ободрился: если что — ему помогут, подскажут… если успеют…

Водитель заглушил мотор, вышел из кабины и распахнул заднюю дверцу, выпуская гостей. Первым вылез не очень высокий, но коренастый офицер с ужасно суровым лицом — крючковатый нос и выдающийся волевой подбородок этого гостя Сенцову не понравились сразу… Если он напрёт на него как следует — Константин может «пустить слизняка» и срезаться… Второй гость был повыше и потоньше, лицо его не несло выделяющихся черт, он шёл немного позади первого, и званием и возрастом был помладше.

— Хайль Гитлер! — выкрикнули эти гости, когда поднялись на крыльцо и приблизились к Константину. У них получилось выкрикнуть почти что, хором, Сенцов тут же вспомнил, что должен сделать то же самое, набрал воздуха и тоже крикнул:

— Хайль Гитлер! — и поднял правую руку.

— Оберфюрер Курт фон Хольц фон Дрехшлер! — громогласно отрекомендовался первый из гостей, едва не оглушив Сенцова на оба уха. Константин даже испугался его — этот обладатель волевого подбородка и впрямь, слишком напористый и, наверное, дотошный как чёрт, ушлый и хитрый.

Усилием воли заставив себя не вздрогнуть и не отшатнуться, Сенцов повернулся ко второму гостю — высокому и худому, но с такими сверлящими глазками, что лазерная пушка им в подмётки не годится.

— Оберштурмбанфюрер Вилли Даннер! — рявкнул тот, и Сенцов и его тоже испугался.

Да, непросто ему придётся «воевать» с этими уполномоченными — попробуй, обмани их, когда они так и смотрят, к чему бы прицепиться??

Сенцов едва справился со своим замешательством — и тут же заметил, что один из гостей суёт ему бумажку. Сенцов машинально протянул руку, взял бумажку, раскрыл, прочитал…

За спинами гостей торчали гаражи, и Константин краем глаза видел, как водитель заводит блестящий чёрный «Мерседес» в один из них. Потом он вышел наружу, начал закручивать ворота на винтовой ключ…

Константин тут же перепутал их — из-за одинаковых фуражек и мундиров оба казались близнецами, а различать их по дурацким звёздочкам в петлицах Сенцов пока не приловчился. Константин замялся и уже бы срезался, если бы не помощь верных товарищей.

— Дрехшлер — справа! — заявил сенцовский наушник голосом Красного. — Давай, Старлей, не торчи пнём! Веди их в штаб!

Сенцов воспрянул духом: хорошо, что Красный его видит — если Сенцов начнёт срезаться — он ему поможет, подскажет… Главное, чтобы эти уполномоченные не сунули носы в тот подвал, куда Красный накидал сгоревшие электрочайники… Хорошо бы сказать Красному, чтобы он по-быстрому выгреб их и утопил в Сухой Волновахе, но поздно — Константин не может разговаривать с Красным при гостях.

Сенцов повернулся и последовал к распахнутым дверям райкома, жестом пригласив гостей следовать за собой. Соладты-часовые поспешно отдали Сенцову фашистскую честь, а Сенцов уже привык бросать им небрежное «Хай!» и проходить мимо. Сенцов и на этот раз так поступил, а часовые торопливо скользнули к внутренним дверям и тоже распахнули их настежь перед ненастоящим генералом. Дрехшлер с Даннером пока не заподозрили в Сенцове Сенцова — они спокойно прошли мимо часовых и вступили за Константином в прохладную сень райкома.

Проходя просторный холл, Дрехшлер едва ли не по стеночке обогнул зловещий бассейн, кишащий крокодилами. Он глядел себе под ноги — боялся, наверное, до колик, потому что крокодилы поворачивали свои зубастые морды, словно бы следили за ними и собирались слопать. Сенцов по-сенцовски его понимал: крокодилы следили и за ним, когда он вынужден был мимо них проходить… Очень может быть, что их размеры скоро позволят им перепрыгнуть через решётки и схватить неосторожного человека… Оказавшись на широкой лестнице, которую Шульц три дня подряд покрывал дорогим лаком, Дрехшлер с весьма странным видом покосился на жуткую люстру, прикрученную к высокому потолку, а потом — пробормотал Даннеру:

— Никогда не понимал вкусов богачей!

Константин хотел заявить, что люстра пластмассовая, однако Красный опередил его и зашипел в наушник:

— Таращатся на люстру? Скажи, что её сделали из местных евреев и партизан!

Сенцов в который раз замялся: пластмассовая люстра казалась ему безопаснее, однако Красный упорно настаивал:

— Давай, кисель, не будь амёбой! Эсэсники любят настоящие кости! Говори уверенно и зловеще — тогда они испугаются тебя и быстрее слиняют!

Константин решил не перечить Красному… к тому же, в сороковых годах, кажется, ещё не изобрели пластмассу… Сенцов в который раз мысленно поблагодарил Красного и принял такой же важный вид, какой принимал Воланд из фильма о мастере и Маргарите. Константин смотрел этот фильм у Кати раза три, запомнил Воланда, и теперь — старательно копируя его взгляд и интонацию, говорил гостям:

— На следующий день после взятия Еленовских Карьеров я приказал солдатам собрать всех евреев на площади перед райкомом и немедленно расстрелять их на глазах у русских. После того, как последний еврей оказался расстрелян — я приказал поставить там же огромный котёл и сбросить в него их тела…

Дрехшлер и Даннер переглядывались, изредка косясь, то на Сенцова, то на люстру, а Константин, с удовольствием отмечая, как округляются их рыбьи глазки, невозмутимо продолжал:

— Они кипели три дня, пока мясо не отвалилось от костей, и тогда — я приказал выловить их, мясо отправить в мыловарню, а из костей — создать это произведение! — Константин широким жестом указал на люстру, однако оба уполномоченных таращились в пол и ускоряли шаг.

— Молодец! — тут же разразился в наушнике Красный и даже захлопал в ладоши. — Да у них поджилки трясутся! — радостно объявил он. — У-ух! Даже меня напугал!

— Видишь, Старлей: можешь, когда хочешь! — добавил Бисмарк.

Кажется, больше всех Сенцов напугал самого себя — его собственная спина покрывалась мурашками, пока он рассказывал фашистам «страшилку». Хорошо, что он только придумал всё это, и никого не кипятил ни на какой площади…

— Строительство Нового Порядка подчас требует огромных затрат! — хрипло заявил Дрехшлер, а Сенцов с удовольствием отметил в его голосе дрожащие нотки страха. — Сколько техники и солдат мы ежедневно теряем на фронтах! И — вы правы — всё это из-за евреев! Будь моя воля — я бы всех их сварил в котлах!

— Веди их в актовый зал и корми! — ненавязчиво подсказал Красный, шипя в сенцовском наушнике, и Сенцов повернул в тот коридор, в конце которого и был актовый зал. Шульц уже позаботился о том, чтобы там накрыли невиданными деликатесами богатые столы. Адъютант уже поджидал своего повелителя у высоких створок двустворчатой двери, украшенных резными фигурами драконов и рыцарей в окружении свастик.

Шульц вытянулся, крикнул положенное по уставу «Хайль Гитлер» и учтиво распахнул эти звещие двери, пропуская Сенцова и гостей в актовый зал, который Траурихлиген превратил для себя в неприлично просторную гостиную буржуя. Откуда-то приволокли сюда полированный до блеска стол, длина которого составляла метра три, резные кривоногие стулья с высокими спинками, гипсовых ангелов и демонов, а окна завесили бордовыми портьерами из тяжёлого душного бархата. Стол был поставлен на самую середину гостиной, окружён стульями и закрыт плотной алой скатертью с золотыми кистями. Стены, «украшенные» рейхсштандартами и венками из лавровых листьев, казалось, принадлежали замку Сатаны, а не тривиальному актовому залу райкома. Кроме венков и штандартов повсюду висели картины маслом и акварелью — в основном пейзажи и мадонны в стиле «классицизм» и «ренессанс». Похоже, Дрехшлеру и Даннеру такая помпезность не понравилась: они раздражённо переглядывались и шептали что-то типа «Фюрер и тот скромнее живёт!». Сенцов их слышал, однако сделал вид, что не слышал.

— Господа, прошу к столу! — заявил он и первым шагнул к этому самому буржуйскому столу, на котором солдаты в парадных чёрных мундирах уже расставили фарфоровую посуду и спешно удалились, исчезнув в коридоре.

В сторонке, словно официант в ресторане, торчал Шульц с белоснежным полотенцем на левой руке и ждал, когда хозяин изволит послать его за вином.

В любом другом случае Константин Сенцов бы скромно примостился на краешке, однако, помня поведение настоящего Траурихлигена, напыщенно уселся во главе стола в вычурное кресло, которое донельзя напоминало трон. Дрехшлер и Даннер заняли соседние стулья, Шульц тут же раздал им салфетки и мигом вернулся на своё место официанта. Эрих Траурихлиген отлично выдрессировал своего адъютанта прислуживать. Сенцов, конечно, бывал в ресторанах — один раз, на премию, повёл Катю в Донбасс-Палас, потом ещё преступников приходилось выслеживать в ресторанах… А по сему Сенцов знал, что даже профессиональные официанты не всегда бывают так расторопны и ловки как этот капитан СС.

Солдаты, проворно лавируя, расставляли на столе угощения — слишком богатые для сурового военного времени голода и сухих пайков. Двое из них притащили зажаренного целиком поросёнка, следующий — поставил запеченного осетра, потом появились салаты, гарниры… которые Константин до этого момента не видал ни разу в жизни — даже на картинке. От аромата роскошных кушаний сенцовский рот наполнился голодной слюной — нервы нагоняли голод, да и не завтракал сегодня Сенцов.

— Угощайтесь! — щедро объявил Сенцов гостям, удерживая свою сенцовскую сущность от того, чтобы наброситься на еду и есть руками.

Едва Дрехшлер и Даннер положили на колени салфетки — солдаты-официанты, словно по неслышной команде, скользнули к столу и принялись раскладывать по тарелкам закуски. Наверное, эти солдаты тут ничего больше не делают, кроме как накрывают столы, разносят еду и убирают тарелки. Конечно, у графа должны быть слуги… а как же иначе?

«Вино, вино! Ты что, забыл??» — затрещал в наушник Красный, и Сенцов от неожиданности едва не попал рукою в салат у себя на тарелке. Кстати, он, действительно, забыл про вино — не почесался бы даже, если бы Красный не напомнил!

— Шульц, принесите из погреба лучшее вино! — распорядился Сенцов, делая вид, что всё нормально, так и должно быть, а Красного в природе вообще нет. Адъютант же, отчеканив уставное «Яволь!» поспешил удалиться за вином.

— Вижу, в вашем регионе отлично налажено снабжение! — жёлчным тоном заметил Дрехшлер, ковыряя вилкой свою порцию блюда, которое Сенцов впервые в жизни видел, однако его запах так и соблазнял голодный желудок наброситься и есть, как ни в себя.

— Да, я забочусь о том, чтобы создать на оккупированной территории все условия для проживания немецких солдат и строительства Нового порядка! — стальным голосом повторил Сенцов то, что подсказывал ему Красный, а его руки стали словно деревянные — он не мог банально взять вилку и приняться за еду. Константин всё ждал, когда же эти двое перейдут к сути своего визита, но они всё кушали на халяву, морщили носы и говорили какие-то отвелечённые вещи, осуждая помпезность и роскошь вокруг, когда на фронте солдаты умирают от голода.

«Махни ручкой и отошли прислугу!» — снова затрещал в наушнике голос Красного. Константин бы спросил: «Зачем?», однако его рот держался на замке из-за гостей. Для Сенцова крайне невыгодно отсылать «прислугу»: она здорово отвлекает на себя внимание гостей. Однако Красный почему-то упорно настаивал: «Давай, Старлей: типа, секретный разговор, и всё такое! Они сидят и молчат до тех пор, пока не останутся с тобой наедине! Махни же ручкой, валенок несчастный!».

Сенцов промолчал, едва удержавшись от того, чтобы сказать Красному пару ласковых, напустил на себя графскую чопорность и повелительно взмахнул своей неуклюжей рукой, показав, что третьи лишние лица должны уйти.

— Яволь! — хором выкрикнули солдаты, вытянулись и скрылись за дверью, Шульц — тоже вытянулся и упорхнул, а Сенцов остался, словно ободранная липка. Дрехшлер и Даннер буравили его глазами навылет, а Константин взял в руки холодную глиняную бутылку и решил разлить вино, чтобы хоть что-нибудь делать, а не сидеть пнём, как он обычно сидит. Хорошо, что Шульц выдернул пробку — Сенцов бы сам не справился с этим ни за что: он не умел откупоривать вина.

Константин бухнул порцию изысканного вина в элегантный бокал так, словно бы наливал пиво в кружку. Нет, не пиво, а скорее, кока-колу наливал бы в чашку у себя дома. Даже едва не пролил на скатерть немного, но вовремя успел отдёрнуть бутылку и поднять её горлышком вверх. Похоже, что он сделал что-то очень не так, потому что Дрехшлер и Даннер озадаченно переглянулись, один из них хмыкнул, а второй пожал плечами. Сенцов старался улыбаться, слушаясь Красного, который советовал ему в наушник: «Траурихлиген всегда улыбался, и ты давай!». «Чёрт, хоть бы не забыть, кто из них Дрехшлер, а кто — Даннер, — думал про себя Сенцов, наполняя остальные бокалы. — Они одинаковые, как цыплята!».

Сенцов был уверен, что Красный с Бисмарком скрываются где-то недалеко, что они всё видят… Кажется, они недовольны Сенцовым, потому что Константин в свой наушник постоянно слышал их беспокойное шушуканье. Он хотел спросить у них совета, хотя бы вопросительно буркнуть: «Ну?». Но не мог из-за этих проклятых гостей…

— Старлей, ты неуклюжий, как индюк! — каркнул в наушник Красный. — Давай, соберись, Траурихлиген никогда бы так не линул вино! Давай, скажи что-нибудь, а то они глазеют на тебя!

Только теперь Сенцов осознал, что в разговоре повисла неудобная пауза. Дрехшлер (или это Даннер??) Кашлянул в кулак и вперил в Сенцова свои колючие немецкие глазки. Блин, как же дурацки Сенцов выглядит в этом устаревшем мундире! Галстук на шее сдавливал горло и мешал дышать. По лбу Константина медленно ползла капелька пота…

— Давай, Старлей, поставь бутылку и повторяй за мной! — «включился» в наушнике голос Красного. — Говори: я считаю, что герр гауляйтер спокойно может…

— … Приехать в Еленовские Карьеры… — глуповато цедил Сенцов, повторяя то, что диктовал ему Красный. — Я уверен, что смогу гарантировать его безопасность…

— Вы уверены, Эрих? — уточнил Даннер (или Дрехшлер, чёрт подери их обоих!). — А как же лесные разбойники? Насколько я знаю, они нагло срывают строительство вот уже третьего лагеря! Что вы об этом думаете?

— Я об этом позаботился, — стальным голосом заявил в наушнике Красный, а Сенцов, кажется, промямлил всё это неуверенно, как амёба. И тут же обнаружил, что до сих пор удерживает в руке проклятую бутылку.

Сейчас же отставив её в сторонку, Сенцов быстренько уселся в кресло с высокой спинкой, в котором раньше восседал настоящий Эрих фон Краузе-Траурихлиген.

— И что же у вас за вино? — поинтересовался Даннер (или опять же Дрехшлер??), рассматривая содержимое бокала в свете свечи. — Какой изысканный цвет!

Сенцов вспотел: понял, что длиннющее название вина напрочь выветрилось из его дырявой сенцовской башки. Всё, срезался… они его казнят!

— Трокенбиренаушлезе! — Красный снова выручил Сенцова, произнеся в наушник это мудрёное слово.

Сенцов повторил его, как мог, заикнувшись пару раз, а Красный никак не хотел замолкать и болтал, заставляя болтать Сенцова:

— Виноградника в семь гектаров хватает всего на одну бутылку…

— Это вино сделал ещё мой дед, — говорил за ним Сенцов, а сам — пристально наблюдал за реакцией этих уполномоченных, как они восхищаются вином и в то же время — изумляются странноватому поведению… не Сенцова, а Траурихлигена, которого он пытался из себя корчить.

Константин подумал, что, наверное, пора выпить то, что он налил себе в бокал. Он схватил свой бокал за ножку. Красный в засаде, узрев это, хлопнул себя по лбу, а Бисмарк издал стон: «О-ой» и отвернулся. Сенцов же собрался отправить вино в рот. Бисмарк и Красный в засаде похолодели. Они изучили «легенду о Траурихлигене» куда лучше, нежели Сенцов, и поэтому знали: редкостным вином «Трокенбиренаушлезе» настоящий Траурихлиген травил неугодных и неудобных…

— Нет… — просипел Сенцову Красный. — Не смей!!

Но Сенцов, видимо, не услышал, он уже приложил хрусталь бокала к губам и нацелился отпить. Медлить было нельзя, Красный высунул из-за бархатной портьеры дуло своего пистолета и выстрелил.

Пуля свистнула у лица Сенцова, и вдребезги разнесла его бокал, заляпав мундир Константина красным вином. Осколки полетели во все стороны, один оцарапал Сенцову щёку.

— Покушение! — заорал Дрехшлер, вскакивая с кресла, выхватывая оружие.

— Покушение! — это слово повергло Константина в настоящую панику, он, не помня себя, грянул под стол и закрыл голову обеими руками.

— Спасите!! — перепуганным зайчиком заверещал он, а Дрехшлер и Даннер палили из пистолетов, куда попало, и дырявили стены.

— Чёрт! — Красный плюнул прямо на пол, который весь день натирал Шульц, и выстрелил ещё раз, разбив светильник, который болтался под потолком. Светильник разлетелся на части, выпуская снопы искр, гостиная погрузилась в кромешный мрак, лишь виднелись две сизые бесноватые тени: сбитые с толку темнотой, Дрехшлер и Даннер больше не палили, только лишь мельтешили конечностями и плевались немецкими словами.

Красный выскользнул из засады, словно ниндзя, и тут же набросился на «тень» Даннера, оглушил его и уложил на пол. Рядышком Бисмарк уложил Дрехшлера. Оба немца не успели пикнуть, как оказались лежащими на лопатках и без сознания.

— Старлей! — позвал Бисмарк, засветив карманный фонарик.

— Покушение… — раздался под столом дрожащий голос Константина.

Он перепугался, как самый обычный человек, на которого никто никогда не покушался. Бисмарк направил под стол свет фонаря и выхватил из мрака ноги Сенцова, обутые в специальные сапоги «для роста».

— Старлей! — к Сенцову приблизился Красный и оторвал одну его руку от зажмуренного глаза. — Что ты натворил?? Разве Траурихлиген так голосил, как ты??

— Меня чуть не убили… — всхлипывал Сенцов, до сих пор не распахнув глаза. — Покушение…

— Ты сам себя чуть не убил! — буркнул Красный, а Бисмарк поднял Сенцова с пола и сгрузил в кресло.

— Ну и туша у тебя, Старлей! — прогудел он, освещая своим фонариком бледное лицо Константина. — Разожрался на графских харчах!

— Этим вином Траурихлиген травил врагов! — напирал Красный, тряся Константина за воротник. — Там был жуткий яд, а ты бы выглушил его залпом и помер бы на месте, дурачина!

— Ээээ, — плакал Сенцов, отдирая воротник от Красного. — Ыыы…

— Я специально разбил твою рюмку, чтобы ты не выжрал яд! — цедил сквозь зубы Красный, стараясь глядеть Сенцову в глаза. — Не было никакого покушения, я спас тебе жизнь! Да приди же ты в себя! — Красному надоело безвольное нытьё Сенцова, и он залепил ему подзатыльник.

«Терапия» помогла: получив подзатыльник, Константин заткнул ноющий фонтан и установил на Красного «протрезвевшие» глазки.

— Что? — выдохнул он, ошалело моргая.

— Куриное капшто! — вздохнул Красный и наконец-то отдал воротник Сенцову. — Кажется, ты, Старлей, сурово демаскировался… Эти два гуся, — он показал на неподвижные тела Дрехшлера и Даннера, которые вытянулись на ковре и казались мёртвыми. — Такого про тебя насобачат, что мы тут все костей не соберём!

— Эй, вы что, зажмурили их? — устрашённым шёпотом выдохнул Сенцов, руками смахивая сладкие винные капли с чёрной ткани мундира. Кажется, последний бесповоротно испорчен…

— Оглушили, — вставил Бисмарк, освещая Сенцова фонарём. — А вот, что с ними дальше делать? Может, и зажмурить…

— Нет! — вспрыгнул Красный. — Фашистюги тогда сразу же смекнут, что их зажмурил Траурихлиген, нагрянут сюда и сделают «тёмную» Траурихлигену, то есть, Старлею! — Красный встал с корточек и забегал туда-сюда, иногда спотыкаясь, то о Даннера, то о Дрехшлера. — Нужно хитрить! Мы выкинем их из города в лес, и пускай сами телёпают домой, как знают! Если их схомячат мишки — это уже не наша забота, врубон, камерады??

— Но, как? — не понял Сенцов.

— Ты же у нас генерал — ты и давай тактику! — проворчал Сенцову Красный и опять споткнулся — о ножищу Бисмарка.

— Сапоги мне изгваздаешь! — обиделся Бисмарк и отошёл подальше.

— Не развалятся твои сапоги! — огрызнулся Красный. — Ну, Старлей, как у тебя с тактикой? — надвинулся он на Константина, который только-только выпал из липких лап паники.

— Никак! — честно признался Сенцов. — Я не генерал, и не фашист, а всего лишь милицейский опер! Ты на меня не облокачивайся, Красный!

— Мы вместе сотворили эту бяку, — вмешался Бисмарк. — Я вот, что предлагаю: погрузим этих отморозков в их же «Мерс», Старлей нас с ними выпустит из города, мы вывезем их в лес и бросим, пускай сами думают, куда им копыта волочить!