Туристы. О путешествиях во времени

Глава 158 Сенцов в беде

Намучившийся за всё это страшное время, уставший собакою Сенцов готовился лечь и спокойно поспать. Впервые СПОКОЙНО поспать, не боясь, что его казнят, или пристрелят на фронте. Бисмарк и Красный очень быстро законопатят «туриста» и притащат его сюда, спасут Сенцова. И может быть, даже завтра, Сенцов сможет вернуться к себе в ретоподъезд и нормально, по-сенцовски съесть чёрствый батон с кружком колбасы, запить холодной минералкой и выспаться по-сенцовски в ботинках перед милым и родным телевизором. Всё, это его последняя страшная ночь в мягкой, но до боли в спине неудобной постели Траурихлигена. В последний раз Сенцов слышит взрывы и грохот канонады… В последний раз боится, что его разорвёт в клочки. И завтра фронт для Сенцова отменяется — на фронт попрётся Траурихлиген, а Сенцов поедет домой отдыхать! Никогда ещё Сенцов так не радовался тому, что бандюга Траурихлиген остался в живых, он всегда хотел, чтобы последний сгинул втуне… Но только не теперь — теперь Траурихлиген просто обязан быть живым и бодренько подменить Константина на войне! Сенцов немного повертелся в чужой постели, к которой так и не смог привыкнуть и закрыл глаза, готовый погрузиться в сладкий сон. Всё, завтра они притащат Траурихлигена и спасут и Сенцова, и Катю… Кажется, Катя изменила своё отношение к Сенцову — Константин даже в тайне надеялся, что она покинет статичного и ленивого бухгалтера, и у них всё будет по-прежнему, как раньше. А потом — Катя выйдет замуж за Сенцова…

В комнате висели плотные сумерки — маскировочная штора не пускала с улицы свет прожекторов. Константин не различал даже собственных ног — так, лишь смутные сизые очертания где-то вдали. Сон наваливался ватной подушкой, затыкал уши, глаза, мозги… Стрельба и взрывы на улице постепенно тонули, стихали…

Бух! — внезапно раздался странный грузный звук, словно бы сверху на пол обрушилось что-то тяжёлое. Сквозь наплывшую дремоту он показался Сенцову грохотом бомбы, Сенцов мгновенно распахнул глаза и рывком сел в широкой кровати, тут же облившись потом, борясь с нахлынувшей одышкой. Слава богу, бомбы не было, зато кто-то вдруг очутился в комнате! Константин глядел перед собою и во мгле различал высокий человеческий силуэт, который маячил тёмной тенью и приближался широкими шагами, рождая топот!

— Кто тут?? — перепугано выдохнул Сенцов, в чьей голове не завелось ни одной догадки насчёт того, кто бы мог пожаловать к нему посреди тёмной ночи…

— Удобно? — осведомился из тьмы знакомый голос, и Константин Сенцов невольно похолодел и покрылся мурашками. Голос принадлежал доселе покойному, но вдруг воскресшему Эриху Траурихлигену — Сенцов узнал бы его из миллиона! Но где же Бисмарк?? Где же Красный??

— Аааа-ааа, — пробормотал Сенцов, ёрзая, как на муравейнике.

— Бэ! — отрезал Эрих Траурихлиген, приблизившись к кровати и, видимо, разглядывая Константина в упор, потому что Сенцов чувствовал, как недобрый взгляд пробирает его до самых косточек. Взгляд ожившего мертвеца, взгляд настоящего вампира!!!

— Неужели ты, червяк, решил, что достоин моего места? — хохотнул Траурихлиген, остановившись у изголовья кровати, возвышаясь над скукожившимся Константином несокрушимой скалою.

— Понимаете… — начал Сенцов, пытаясь проканителить время.

— Нет! — тут же отрубил Траурихлиген и протянул свою толстую руку, намереваясь схватить Константина за плечо и выбросить из-под одеяла на жёсткий паркет.

И тут в Сенцове проснулось нечто, что заставило его не отпрянуть, не заныть, не подчиниться, а насмерть схватиться с Траурихлигеном, как со смертельным врагом! «Я подбавил ему немного злости и нацизма… — вихрем пронеслись в голове Сенцова слова Красного. — Теперь в нём сидит гибрид-брид-брид…». И в следующую секунду Константин разогнулся, как пружина, и прыгнул. Он вцепился в Траурихлигена мёртвой хваткой, стараясь повалить его на пол. Константин почувствовал, насколько силён его противник — он налегал изо всех сил, но Траурихлиген казался сделанным из стали. Сенцов не смог ни спихнуть его, ни дать ему подсечку — Траурихлиген с силой швырнул Константина на пол, и атака его захлебнулась.

Ударившись, Сенцов почувствовал боль, но его боевой пыл не прошёл — он вскочил и опять набросился на противника, одновременно выбросив кулак. Траурихлиген перехватил кулак Константина в полёте и жёстко заломил его руку за спину. В руке что-то хрустнуло, пронзив Константина болью так, что бедняга заверещал. Сенцов дёргался, вырываясь, но битва оказалась сурово неравной, как бы он ни пыжился. Сенцов оказался позорно побеждён и уложен носом в пол, его спину придавила тяжёлая нога.

— Прыгаешь… — процедил Траурихлиген по-русски, но с неприятным немецким акцентом.

— Руку сломал… — кряхтел Сенцов, перебирая ножками, хватаясь за пульсирующий болью пострадавший локоть.

— Не сломал! — возразил Траурихлиген, не убирая ноги. — Не развалишься, пройдёт твоя рука! Пока что я оставлю тебя в живых, посидишь в подвале и подумаешь о вечном. Гляну, насколько ты напортачил, и тогда решу, что мне с тобой делать!

Сенцов дёрнулся — да, напортачил он порядочно — одни Дрехшлер с Даннером чего стоят… Да и отпущенные в лес партизаны, и тот корявый безумный план атаки, который он накарябал на проклятой карте, чтобы хоть что-нибудь накарябать… Хорошо ещё, что никто не успел воплотить этот план в жизнь, а то бы Траурихлиген совсем озверел и слопал бы Константина на месте, не посолив…

— Убери ногу… — пробурчал Сенцов. — У меня позвоночник не железный…

— А у меня не железные мозги! — отпарировал Траурихлиген и нагнулся к Сенцову так, что Константин различил его лицо, искажённое дьявольской оскаленной улыбкой и его безумные глаза, поблескивающие в темноте.

— Ты спёр мою вещь, — выдохнул он, жуя мятную жвачку. — Не стыдно?

— Нннмм… — проныл Сенцов, потому что нога Траурихлигена ещё жёстче пережала ему позвоночник.

— Ноешь… — прошипел Траурихлиген и своей рукою ухватил цепочку, на которой держался странный тяжёлый медальон, который Сенцов обязан был носить на шее.

— Вот это! — обрадовался Траурихлиген и резко дёрнул за цепочку, едва не отрезав Сенцову голову.

Цепочка порвалась, причинив Константину боль, и всё — его шея оказалась свободна.

— Забирай бесплатно… — прохныкал Константин, стремясь отделаться от Траурихлигена как можно меньшей кровью… Но где же, всё-таки, Красный и Бисмарк, черти их дери?? Отправились тут сами, а его, Сенцова, бросили… Что за шуточки??

— Забрал! — довольно заключил Траурихлиген, убрал тяжёлую ногу и рывком поднял Константина с пола за воротник пижамы. — И пижама моя… — пробормотал он, толкнув Константина неизвестно куда. — Придётся отдать. Напялишь тряпьё из мусорки, тебе дадут, а это, между прочим, японский шёлк и стоит денег, потому что я не сплю в дешёвой пижаме!

Траурихлиген пихнул Сенцова, и Сенцов, не устояв, снова рухнул на пол.

— Давай, сковыривай мою пижаму! — распорядился Траурихлиген, достал из кармана фонарик и выпустил луч света прямо Сенцову в лицо. Сенцов сопротивляться не мог. В правой руке фашиста торчал фонарик, а левой он держал пистолет, мушка которого так и искала, где у Константина сердце. Опасаясь быть пристреленным, как куропатка, Сенцов скоренько избавился от злосчастной пижамы и остался в одних плавках — своих собственных, современных плавках, которые он из дома принёс. Аккуратно повесив пижаму на полированную спинку широкой кровати, Сенцов встал неподвижно, опустив руки вдоль туловища.

— Всё, — обречённо буркнул он, уставившись в тёмный, почти невидимый пол.

— Супер! — обрадовался Траурихлиген, не выключая фонарика, убрал пистолет и бульдожьей хваткой вцепился Сенцову в плечо. — Пойдём, тебя ждёт подвал! А потом, скорее всего, кол!

Сенцов содрогнулся и решил попросить пощады — он боялся кола до чёртиков, совсем не хотел так умереть… Кол снился ему по ночам в жутчайших кошмарах, заставляя вскакивать в холодном поту…

— Заблеял… — фыркнул Траурихлиген и выпихнул Сенцова в прохладный коридор. Константин шлёпал босыми ногами по холодному и сыроватому полу, покрывался гусиной кожей от сквозняка, дрожал и в полной тишине тянулся туда, куда тащил его злобный фашист. Внезапно тишину разорвал гвалт. По лестнице, к которой пихал Траурихлиген Сенцова, затопотали шаги, и испуганный девичий голос взвизгнул:

— Костя!!

Траурихлиген тот час же повернул фонарик и поймал в его свет дрожащую Катю, которая скакала вверх в одной ночной рубашке.

— Нет… — прошептал Сенцов.

— Костя!! — выдохнула Катя, сделав ещё один шажок наверх.

— Цыц! — выдохнул Траурихлиген и залепил бедняжке Кате жуткую оплеуху кулаком в лицо. Катя пискнула раздавленным мышонком и полетела навзничь на ступеньки. Траурихлиген схватил её в падении и перебросил бессильное Катино тельце через своё мускулистое плечо.

Сенцов же вёл себя по-сенцовски: отпущенный, он застопорился в оцепенении и глазел, как фашист поднял Катю, как её обмякшие белые руки бессильными верёвочками заболтались в воздухе, как повисли русые волосы. Ему бы опять прыгнуть и вырвать Катю из лап чудовища, но то, что заставило его драться в первый раз, либо уснуло, либо было убито…

— Что это ещё за привидение, Сенцов? — осведомился Траурихлиген, и снова его рука впилась в плечо Константина.

— Ка-катя… — пролепетал Сенцов, спотыкаясь на каждой ступеньке и больно ударяясь босыми ногами.

— На кол пойдёт твоя Катя! — сурово рыкнул Траурихлиген, подгоняя Сенцова. — Быстрее топай, слизняк безмозглый!

Сенцов повиновался — шевелился живее, чтобы не злить Траурихлигена. Топая вниз по лестнице, он видел в призрачном свете фонарика тонкую Катину шею, маленькую серёжку в её беленьком ушке, и видел, как сочится кровь из разбитого Катиного носа. Катина голова качалась в такт широким шагам Траурихлигена, который нёс её, как несут мешки. Сенцов уже не чувствовал собственной боли: все его мысли заполонила судьба несчастной Кати — надо же было ей выскочить именно сейчас! Пускай бы погиб Сенцов, но Катя бы спаслась, когда Красный с Бисмарком удосужились бы прилететь — они бы вытащили её! Но — нет, Катя выскочила и попалась в лапы сатаны…

Траурихлиген подтащил Сенцова к пожарному выходу, через который попадают на задний двор райкома-штаба. Пригнув Константина к голому бетонному полу, который просто обжигал незащищённое тело арктическим холодом, фашист извлёк из кармана ключ и забил его в замочную скважину, открывая запертую дверь. Катя свисала с его плеча, и её носик поминутно стукался о его широкую спину. Сенцов едва не заплакал от своей беспомощности — он не может освободить Катю, если он дёрнется — Траурихлиген его пополам переломает! Он же тамплиер и эсэсовский спецназ одновременно… а кто такой Сенцов? Сенцов — слизняк безмозглый…

Траурихлиген быстро откупорил замок, приоткрыл дверь и осторожно высунул голову на улицу. Он не заметил опасности — снаружи оказалось прохладно, тихо и безлюдно. Прожектор стоял выключенным — Траурихлиген специально держал его выключенным, чтобы утопить во мгле сарай, через который попадают в бункер «брахмашираса». Поправив на плече недвижимую Катю, он вернулся за Сенцовым и пнул его сапогом в голый бок.

— Встал! — плюнул он, пряча ключ.

Сенцов послушно встал: неприятно было переносить пинки, да и Катя, Катя не давала ему бунтовать. Взбунтуйся Сенцов — и фашист безжалостно прикончит Катю…

Сенцов тяжело водворился на ноги и кротко позволил Траурихлигену толкнуть себя на улицу, в холодную для раздетого человека ночь. Ноги Константина попали в мягкую, липкую и скользкую противную грязь, он сразу же замёрз ещё больше, зубы завели чечётку.

— Лё-ос! — подогнал его Траурихлиген и грубо толкнул в ту сторону, где за задним двором виднелся низкий силуэт бывшего магазина, в подвале которого гноили пленных и неугодных.

Придётся и Сенцову поселиться там на неопределённый срок. Ну, ничего, Сенцов выдержит, он же мент… Ментов часто ловят братки и приковывают к батареям… Но Катя… Сенцов не уверен, что она выживет в подвале — у неё хрупкий иммунитет, она легко простужается и не выносит холода и сквозняков…

Траурихлиген рассекал грязь массивными сапогами — в таких сапогах и море станет по колено. Он выключил фонарик, чтобы раствориться во мгле ночи, и ему это удавалось: одетый во что-то чёрное, он почти сливался с темнотой… Только светлая Катя, да и Сенцов — они могли его выдать… Только вот, кому? Он — настоящий Траурихлиген, его не только патрульные боятся, но и черти…

Приблизившись к бывшему магазину, Сенцов содрогнулся — ему предстояло по тонкому мостику перебраться через ров, на дне которого в свете луны виднелись жуткие, синие закоченевшие тела расстрелянных людей. На некоторых различались чёрные кровавые пятна, широко распахнутые недвижимые глаза равнодушно уставились в небо. Константин ступил на мостик, и мостик под ним качнулся. Сенцов застопорил ход — испугался, что мостик хлипок, не выдержит, и он сорвётся туда, к ним, к этим убитым, остывшим, ужасным…

— Шагай! — буркнул сзади Траурихлиген, и замёрзшая спина Сенцова опять ощутила болезненный тычок.

Пришлось опять шагнуть на проклятый мостик и идти по нему, дабы не оказаться одним из тех, кто покоится во рву… Константин шёл и не глядел вниз, словно бы под ним зияло ущелье устрашающей глубины. Он смотрел вперёд и видел тяжёлую стальную дверь, которую «подарили» магазину фашисты, и двух широкоплечих, рослых, одинаковых солдат в полевых мундирах и надвинутых жутких касках, что стояли неподвижно, удерживали на плечах автоматы и сторожили вход. Увидав, что к ним приближается сам группенфюрер Траурихлиген, солдаты на миг вздрогнули и вытянулись, мгновенно вскинув правые руки.

— Хайль Гитлер! — выдохнули оба, повинуясь уставу.

— Хай… — пробормотал Траурихлиген. — Давай, откупоривай: партизаны!

Один рослый солдат послушно достал увесистый ключ и начал ковырять замок. Сенцов наблюдал за ним и дрожал, потому что продрог на ночном ветерке в дурацких плавках, сучил ногами, перемазываясь грязюкой. Второй рослый солдат неподвижно придерживал автомат и изучал Сенцова рыбьими глазками.

— Чего глазеешь? — осведомился у него Траурихлиген, заметив, что солдат изучает Константина. — Одет не по погоде? А где ты видел, чтобы русские свиньи нормально одевались??

Солдат с ключами победил замки, оттолкнул тяжёлую дверь и отошёл в сторонку, вытянувшись в струночку.

— Свободные «номера» есть? — осведомился Траурихлиген, толкнув Сенцова в полную мглу.

— Так точно, герр группенфюрер! — поспешил заверить начальника солдат с ключами.

Константин же, войдя под сырую сень магазина-тюрьмы, в темноте не увидел, куда должен ставить ногу, влетел в некую ямку и шлёпнулся назад. Удар был ощутимый — ничем не покрытый каменный пол жёстко приложил неодетую сенцовскую спину, заставив Константина пискнуть.

— Неуклюжий хомяк! — тут же ругнулся Траурихлиген и снова засветил свой фонарик.

Он вырвал из тьмы каменную лестницу, что круто обрывалась вниз острыми ступеньками. Лестница начиналась у самых ног Сенцова — сделай он шаг на пару сантиметров длиннее — грянул бы вниз, покатился бы кубарем и не собрал бы костей.

— Мне нужны две отдельные камеры! — говорил между тем Траурихлиген солдату, и Сенцов понял, что в одну камеру он затолкает его самого, а во вторую заточит несчастную, ни в чём не повинную слабенькую Катю…

— Поднимайся! — Траурихлиген в который раз футбольнул Сенцова сапогом, и Сенцов поднялся, дабы не навлечь гнев на Катю. Теперь впереди шёл солдат с ключами — показывал группенфюреру свободные камеры для Сенцова и Кати. Сенцов затесался в середину, а замыкал Траурихлиген, освещая дорогу и таща Катю. Катя всё не приходила в себя, а по затылку Константина ползли пугающие мурашки: а вдруг «паровоз» Траурихлиген не рассчитал страшной своей силищи и проломил бедняжке череп???

Наконец, солдат с ключами «финишировал» около тяжеловесной, позеленевшей ото мха, задраенной на огромный замок страшной двери и показал на неё пальцем.

— Вот первая, — бездушно сказал он. — А вот — вторая, — и показал на соседнюю страшную дверь.

Да, из-за такой двери не убежишь просто так — её не выбить и не открыть без ключа… Сенцов застрял.

— Отлично! — расплылся в сатанинской улыбке Траурихлиген и бросил луч света в глаза Константина. — Пожалуйста, герр Турист, — сказал он Сенцову. — Ваш номер люкс! Распахивай! — приказал он солдату.

Солдат послушно отодвинул тяжёлую дверь, и из-за неё потянуло затхлой сыростью. Сенцову пришлось шагнуть туда, за эту дверь, утонуть в кромешной тьме, погрузиться в сырой холод могилы. Они обещали ему одежду, но так и не дали — наверное, Траурихлиген захотел, чтобы Константин Сенцов отбросил коньки от пневмонии…

Во вторую камеру не занесли, а загрузили Катю — Траурихлиген просто сбросил её с плеча, и Катя упала кулём. Всё, Сенцов слышал, как солдат захлопнул его бывшую невесту в камере и возится с лязгающими дверными замками. Константин готов был просто сесть на пол и залиться горючими слезами — хуже вляпаться он просто уже не может, к тому же — он подставил Катю, и оп, и весь мир.

— Лови, турист! — прогремел под подвальными сводами голос Траурихлигена, и в Сенцова запустили неким свёртком. Константин не успел его поймать, и свёрток навернул его по носу. ЛЯП! — свёрток ляпнулся на пол перед Сенцовым, а сам Сенцов едва удержал равновесие, чтобы не ляпнуться рядом с ним.

— Напяливай! — повелел Траурихлиген и разразился хохотом.

Сенцов был освещён фонариком, Траурихлиген и проклятый вооружённый солдат во все злобные глазки наблюдали, как Константин развернул свёрток и начал торопливо облачаться в дырявые штаны и серую рубаху, которые там лежали. Продрогший от сырости, Сенцов сейчас напялил бы что угодно, лишь бы не сидеть голышом на бетоне. Хоть бы с пугала огородного тулуп ему отгрузили — закутался бы с удовольствием! Надвинув на себя предложенный Траурихлигеном «прикид», весьма похожий на ветошь для вытирания пыли, Константин почувствовал себя лучше: суше и теплее. А к тому же — не так унизительно, ведь хоть какая, а всё же, одежда, он не голый, как примат, и психологически защищён…

— Ну что, натащил? — осведомился Траурихлиген после того, как Константин заправил рубаху в штаны.

— Угу, — угрюмо буркнул Сенцов, подозревая, что Красный с Бисмарком никогда больше не прилетят, и они с Катей вдвоём обречены на кол.

— Прекрасно! — оценил Траурихлиген. — Теперь — сиди! — всё, на этом разговор окончился, и группенфюрер дал солдату молчаливый знак задраивать дверь.

Солдат повиновался, схватил за ручку и задвинул толстую стальную дверь-переборку, отгородив Константина от внешнего мира и от Кати, погрузив его в одиночество и в сырую подвальную тьму. Сенцов провалился в яму депрессии и позволил себе пустить горькую бессильную слезу. Всё, Сенцов фатально срезался, погубил и своё задание, и самого себя и Катю, и возможно, всю Землю, потому что теперь Траурихлиген обязательно повалит Советский Союз, свергнет Гитлера, сделается властелином мира и вырежет добрую половину мирового народонаселения… Катастрофа, и всё это — из-за Сенцова! Чувствуя, как горячие слёзы щекочут его нос и щёки, Константин Сенцов лёг на бок на полу своей камеры, желая сейчас заснуть и больше никогда не проснуться. Лучше бы он отравился палёной водкой и тихо скончался бы по-сенцовски, ни в чём не виноватый, нежели теперь пропадёт от рук бесноватого фашиста и убьёт вместе с собою полпланеты…