Медные монеты на алтарь предков

Глава 87 Кровавая река (I)

— Разве ты не послал сообщение, что встретишь нас на горе Цзянсун…

Как только он увидел Сюань Миня, тот заклинатель, который прятался среди моря трупов, наконец, снова открыл свое местоположение. У него все еще было заклинание, защищающее его, так что он выглядел точно так же, как другие трупы, с кусками его кровоточащей плоти, отвалившейся, пока он пробирался через толпу, обнажая обнаженные, блестящие белые кости. Скелет выглядел так, как будто он был воссоздан из разрозненных костей, и уже пожелтел, и исходил тошнотворный запах.

Но вокруг него, все настоящие трупы корчились на земле под воздействием золотого света Сюань Миня. Они рухнули и снова распались на осколки, разбросанные кости, и к их телам присоединились только последние капли энергии Инь. Стоя среди них, прямо и целиком, заклинатель сразу бросился в глаза.

Единственное, что осталось от его лица, — это череп, полностью покрытый паутиной трещин. Старая, сморщенная кожа прилипла к его тощему черепу, а глаза превратились в две черные дыры. С таким лицом было невозможно сказать, что он чувствовал — но по широко открытому рту, он казался настолько потрясенным, что забыл, в какой ситуации он оказался.

Если бы Сюэ Сянь действовал сейчас, культиватор, вероятно, вообще не успел бы среагировать.

Но Сюэ Сянь больше не мог его видеть. Кроме этого золотого света, ничто в долине больше не имело к нему отношения. Все, что он знал, это то, что боль в позвоночнике пронзила его сердце, более болезненно, чем любой меч. Его грудь была до такой степени холодной, что холод проникал в его кости; холод, который может заморозить мир.

Между ним и Сюань Минем были горы и валуны, был золотой свет и туман. Но он не поднял руки, чтобы смести туман. Он спокойно посмотрел на эту белую тень, стоявшую на невысокой вершине горы сквозь мутный туман, и тихим голосом повторил:

— Великий Жрец?

Детали из прошлого внезапно ворвались в его сознание, некоторые важные, некоторые тривиальные, некоторые отчетливые, некоторые нечеткие, беспорядок мыслей и образов вспыхивал в нем, вызванный этим именем "Великий Жрец". Они становились все яснее и яснее

Необычайно мощный; востребован властями; особая личность; и упряжка, с которым они встретились у горы Совок…

На самом деле, все это время существовали постоянные улики, указывающие на личность Сюань Миня. В последние дни, особенно с тех пор, как они отправились в Пещеру Сотни Насекомых, этот странный, ноющий дискомфорт Сюэ Сяня был бессознательным беспокойством, даже нервозностью.

Он всегда знал, в глубине души. Но он намеренно или непреднамеренно проигнорировал это.

Даже сейчас, испытав возвращение воспоминаний Сюань Миня через связь с подвеской, он все еще цеплялся за последнюю надежду, что все это могло быть совпадением. Он хотел спросить самого Сюань Миня — он даже был готов вести себя глупо, пока Сюань Минь отрицал это, пока Сюань Минь сказал слово «нет»…

— Год Учэнь, седьмой месяц шестого дня… — повторил Сюэ Сянь, пристально глядя на эту белую тень над заливом.

Он увидел, как эта белая тень слегка двинулась.

Но туман был слишком густым, поэтому он не знал, действительно ли он видел его или воображал.

— Когда ты сказал: год Учэнь, седьмой месяц шестого дня. Какой день ты имел в виду…

Сюэ Сянь наконец смог произнести полное предложение.

За всю свою долгую, почти бесконечную жизнь он чувствовал это, задавая вопрос, никогда так не заботился об ответе. На мгновение он даже пожалел о том, что попросил, хотел что-то выпалить, чтобы остановить это, вернуть это.

Он никогда так не боялся услышать правду.

И все же тот, кто был на горе, однажды сказал ему, что "я никогда не буду тебе лгать".

Сюань Минь долго молчал, настолько долго, что от холода, протекавшего по груди Сюэ Сяня, он полностью онемел. Наконец, Сюэ Сянь услышал этот голос, слегка хриплый, произнесший:

— Период катастрофы дракона…

Веки Сюэ Сяня задрожали, и он спокойно закрыл глаза. Когда он снова их открыл, на его лице не было никакого выражения. Он в последний раз оглянулся на Сюань Миня и ужасающим холодным голосом сказал:

— Хорошо.

*****

В храме примерно в десяти ли от горы Цзянсон, очень молодой на вид буддийский послушник, сидел, скрестив ноги, у окна и читал книгу сутр. Как только он собирался перевернуть страницу, темные тучи внезапно бросились покрывать небо снаружи, и загрохотал гром.

Маленький послушник отложил сутру в сторону и посмотрел в окно.

Их храм был построен по потоку стороне горы, и был самым высоким сооружением в десятидневный ли радиуса. Со своего угла он мог видеть, что вдали была еще одна гора, перед которой была огромная и могучая река. На горе стоял одинокий храм.

Эти черные облака и молнии возникли из ниоткуда и, казалось, не собирались уходить в ближайшее время. Казалось, бог грустит и устраивает истерику.

Черные тучи грохотали и в мгновение ока задушили все небо от этой стороны до другой. Они сильно давили, казалось, почти давили на саму крышу храма, как будто маленький послушник мог просто протянуть руку и коснуться их.

Увидев это, маленький послушник был озадачен и действительно протянул руку, чтобы попытаться дотронуться до них — но прежде чем он смог это сделать, пошел сильный дождь.

Дождь был очень сильным, и теперь новичок больше не мог видеть гору вдалеке, только небольшое пятно этого одинокого храма.

Капли дождя упали так сильно, что у маленького послушника начала болеть рука, и весь рукав его серой монашеской мантии стал промокать, прилипая к его рукам. Мокрая одежда на коже никогда не бывает удобной, но маленький послушник не возражал. Он только ошеломленно смотрел на эту дикую бурю.

По какой-то причине у него возникло ощущение, что дождь был катартически сильным, что черные облака что-то выпускали из своей груди. Наблюдая за дождем, он испытывал странное чувство печали, как если бы он был заперт в облаках, задыхаясь, не мог дышать.

Маленький послушник был очень молод и большую часть своей короткой жизни прожил в горах. Он очень редко чувствовал, что такие странные эмоции возникают из ниоткуда. Он внезапно вспомнил сутру, которую он только что читал, которая включала строку, которую он не понимал:

Любовь делает жизнь несчастной; любовь пугает жизнь; те, кто избегает любви, не чувствуют ни несчастья, ни страха *.

Маленький послушник смотрел в завораживающую бурю и надолго отключался, пока его брат-ученик не пришел и не попросил его закрыть окно.

— Брат, я только что видел кого-то внутри того храма, — сказал маленький послушник, указывая на тонкий силуэт горы через дождь.

— Какие уловки ты используешь, чтобы видеть так далеко? — брат засмеялся. — Ничего подобного Это Храм Дазе, знаменитый храм с привидениями. Он был заброшен неизвестно как долго. Как там кто-то мог быть?

— Я действительно видел это. Я видел это до того, как начался дождь. Человек в белом, стоящий на вершине пагоды, но когда я попытался посмотреть снова, они исчезли.

Затем маленький послушник сказал:

— Амитофо, — по-видимому, начав думать о призраках и духах.

На самом деле, ему не нужно было, чтобы его брат-ученик говорил ему, что одинокий храм вдалеке был Храмом Дазе.

Он спросил об этом своих товарищей-послушников, когда был ребенком. Они сказали, что много лет назад, примерно сто или двести лет назад, молодой человек из Наньцзяна прибыл в храм Дазе и побрил голову, чтобы стать монахом. Но прежде, чем он был посвящен в монашество, молния подожгла храм, убив всех монахов внутри. После этого, всякий раз, когда люди упоминали Храм Дазе, они либо вздыхали с сожалением, либо сплетничали о том, был ли этот юноша из Наньцзяна звездой бедствий, навлекшей беду на всех и на себя.

Спустя десять лет после пожара люди рассказали, что на горе Сунцзян был замечен человек в белом. Он встретил брошенную сироту у полуразрушенных дверей храма Дазе и забрал его домой.

Дровосек, который видел монаха в белом, сказал со всей искренностью, что он видел, как монах закатал рукава и что на его запястье был тотем из Наньцзяна.

Много десятилетий спустя человек в белом был замечен на горе Сунцзян снова. Конечно, на этот раз монах не засучил рукав, и поэтому они не увидели, был ли у него тотем на запястье. Но точно так же этот монах нашел сироту в храме и забрал ребенка.

Конечно, это были всего лишь необоснованные слухи, поэтому далеко не распространились. Сегодня, вероятно, только те, кто жил в этом храме, кто мог видеть вдалеке тень Храма Дазе, обсуждали эти инциденты. Маленький послушник вспомнил, что, когда его братья-ученики впервые упомянули эту историю, они также посмеялись, добавив, что Шифу даже сказал нам, что самый безумный слух, который он слышал, был о том, что юноша из Наньцзяна был монахом в белом — и что монах в белом позже стал Великим Жрецом.

— А как насчет сирот? Что с ними стало? — спросил тогда маленький послушник.

Братья-ученики резко спросили:

— Ты действительно веришь в эти истории? Откуда нам знать?

С тех пор этот одинокий храм с привидениями оставался источником многих загадок для маленького послушника. У него было ощущение, что там могло случиться все, что угодно.

— Не стой там. Дождь невероятно сильный, и сегодня утром я услышал, что река, протекающая через округ, начала разливаться. Из-за этого дождя река, вероятно, достигнет наших лодыжек. Почему ты оставил окно открытым так долго? Дождь вошёл уже вошёл в комнату, — сказал брат.

Маленький послушник кивнул, затем потянулся, чтобы закрыть окно раз и навсегда. Как только он схватился за оконное стекло и собрался его закрыть, он рассеянно посмотрел на небо и замер.

— Брат…

— Что теперь? Что так трудно закрыть окно?

Смеясь, брат подошел, чтобы помочь маленькому послушнику с окном.

Но шокированный послушник указал на черные тучи и пробормотал:

— Мне кажется, я видел дракона…

Услышав это, брат собрался ударить новичка по голове, но внезапно увидел длинную черную тень, скользящую по облакам, окутанную белыми вспышками молний. Было сложно увидеть, как выглядит существо, но, судя по тени, это должен был быть дракон!

— О, небеса… — ошарашенно сказал брат.

Маленький послушник указал на Гору Сунцзян и сказал:

— Я думаю… Я думаю, он направляется в Храм Дазе!

В то же время внутри храма Дазе на горе Сунцзян, экзорцисты из Министерства церемоний собрались на своих лошадях в большом зале. Большой пожар, который бушевал в храме все эти годы назад, не был слишком разрушительным, но храм был сельским, с небольшим количеством посетителей и немногих монахов, и эта молния ударила посреди ночи, поэтому никто не смог сбежать.

На самом деле огонь сжег только заднюю часть храма. Передние части практически не пострадали.

Повинуясь приказам Великого Жреца, Тайчжу и Тайпу привели с собой сотни чиновников Чэнцзы в большой зал храма, где они сели в один большой круг. Тайпу была во главе круга, а Тайчжу — в конце, а на полу между ними стояла небольшая каменная скульптура. Скульптура была вырезана сложным талисманским текстом и покрыта желтой талисманской бумагой, и обведена кровью.

Тайпу велела каждому чэнцзы разрезать большие пальцы и выпустить по капле крови. Сотня малиновых капель появилась из сотен ран, и как раз когда кровь собиралась капать, из большого зала раздался вздох. Вздох был очень слабым и смешивался с дуновением горного ветра, так что, хотя тайпу сдрогнула, казалось, что никто его не слышал.

Нахмурившись, тайпу осторожно огляделась, но вспомнила, что ранее они тщательно обыскали помещение и никого не нашли.

Она ослышалась?

Тайпу поспорила сама с собой, затем покачала головой, решив больше не думать об этом. Она передала инструкции окружающим ее чиновникам, затем протянула руку и прижала окровавленный большой палец к полу перед собой. Сотня чиновников последовали ее примеру и тоже дали свою кровь.

Затем все закрыли глаза и начали читать молитву.

Гудящий звук поднялся в большом зале и просочился в бурю снаружи…

Группы министерства на горе Ванши и Дунтин сделали то же самое: все они сели в круг вокруг каменной скульптуры, которую приготовил для них Великий Жрец, и пролили свою кровь на заклинание.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

* Эта цитата взята из «妙 色 王 求 法 偈» (король Мяосе просит буддийский гимн), которая является своего рода буддийской рукописью династии Тан?? Но я не могу найти никакой информации ни о том, кто такой «король Мяосе», ни о том, что на самом деле представляет собой рукопись, или что-то подобное, извините.