Глава 91: Решение
Картины начали искажаться, расплываться и исчезать.
Клейн вышел из состояния, похожего на сон, и его зрение привыкло к полумраку спальни.
Он знал, что его брат Бенсон, получая зарплату в 1 фунт 10 сулов, то есть 30 сулов в неделю, с трудом содержал его и Мелиссу по обычным меркам.
Он думал, что большинство рабочих получают 20 сулов в неделю.
Он слышал от Мелиссы, что на Нижней улице Железного Креста в одной комнате живут семьи по пять, семь, а то и десять человек.
Он знал от Бенсона, что в последние несколько месяцев из-за ситуации на Южном континенте в королевстве начался экономический спад.
Он узнал, что горничная на полном пансионе получает от 3 сулов 6 пенсов до 6 сулов в неделю.
Клейн поднял руку, сжал переносицу и долго молчал, пока не заговорил лежащий на кровати сэр Девере:
— Офицер, вы ничего не скажете? Психологи, которых я нанимал раньше, в такой обстановке всегда разговаривали со мной, задавали вопросы. Впрочем, я действительно почувствовал умиротворение. Я почти заснул, но не слышал ни стонов, ни плача. Как вам это удалось?
Клейн, откинувшись на спинку кресла-качалки, вместо ответа спросил ровным голосом:
— Сэр, вы знаете, что такое отравление свинцом? Знаете о вреде свинца?
— … — лежащий на кровати Девере помолчал несколько секунд. — Раньше не знал, потом узнал. Вы хотите сказать, что мои психологические проблемы, или, скажем, психическое заболевание, вызваны чувством вины перед работницами свинцового завода и теми, кто наносил глазурь?
Не дожидаясь ответа Клейна, он, словно перехватывая инициативу в переговорах, продолжил:
— Да, когда-то я действительно чувствовал вину. Но я давно уже выплатил им компенсацию. На моих свинцовых и фарфоровых заводах каждая работница получает зарплату значительно выше, чем в других подобных местах. В Баклунде недельная зарплата работницы свинцового завода или той, кто наносит глазурь, не превышает 8 сулов, а я плачу им 10 сулов, а то и больше. Хе, многие обвиняли меня в том, что я подрываю моральные устои и им трудно найти рабочих. Если бы не отмена Закона о зерне, из-за которой многие фермеры разорились и перебрались в город, им бы пришлось последовать моему примеру и повысить зарплату. Кроме того, я велел управляющим заводов переводить работниц, которые часто жалуются на головные боли и помутнение зрения, на работу, не связанную со свинцом. Если они серьезно больны, они могут обратиться за помощью в мой благотворительный фонд. Я думаю, я сделал достаточно.
Клейн без малейшего изменения в голосе сказал:
— Сэр, иногда вы даже не представляете, насколько важна зарплата для бедного человека. Даже одна-две недели без работы могут нанести их семьям необратимый, трагический ущерб.
Он сделал паузу и спросил:
— Мне любопытно, почему такой сострадательный человек, как вы, не установил на заводах оборудование для защиты от пыли и отравления свинцом?
Девере посмотрел в потолок и горько усмехнулся:
— Это бы непомерно увеличило мои расходы, и я бы не смог конкурировать с другими свинцовыми и фарфоровыми заводами. Меня уже не так волнует прибыль от этого направления, я даже готов вкладывать свои деньги. Но какой в этом смысл, если так будет продолжаться? Это поможет лишь небольшой части рабочих, не станет отраслевым стандартом и не заставит других измениться. Это превратится в то, что я просто буду содержать людей за свой счет. Я слышал, что некоторые заводы для экономии до сих пор тайно используют рабов.
Клейн, скрестив руки, помолчал и сказал:
— Сэр, ваши психологические проблемы и есть результат этого постепенно накапливающегося чувства вины, хотя вы и думали, что оно ослабло и исчезло. Обычно это не имело бы заметных последствий, но что-то послужило для вас толчком, и все проблемы вспыхнули, разом.
— Что-то послужило толчком? Я не знаю ни о чем подобном, — с недоумением и уверенностью сказал Девере.
Клейн, покачиваясь в кресле-качалке, ровным голосом объяснил:
— Вы на самом деле заснули на несколько минут и рассказали мне кое-что.
— Гипнотерапия? — Девере по привычке начал строить догадки и делать выводы.
Клейн не ответил прямо, а сразу сказал:
— Вы видели в своем экипаже работницу, умершую по дороге на работу. Она скончалась от отравления свинцом, а до этого наносила глазурь на вашу керамику.
— … — Девере потер виски и неуверенно прошептал. — Кажется, что-то такое было… Но я плохо помню…
Длительная бессонница сильно сказалась на его психическом состоянии, и ему смутно припоминалась похожая сцена.
Подумав, он решил не напрягать свой бедный мозг и спросил:
— Как звали ту работницу? Хм, то есть, что мне делать для лечения моих психологических проблем?
Клейн низким и лаконичным голосом ответил:
— Две вещи. Во-первых, ту работницу, умершую на обочине, звали Гарриет Уокер. Это вы мне сказали. Она — непосредственный толчок. Поэтому вам нужно найти ее родителей и выплатить им дополнительную компенсацию. Во-вторых, широко освещайте в газетах и журналах вред свинца, пусть ваш благотворительный фонд больше помогает пострадавшим рабочим. Если вы станете членом верхней палаты, продвигайте соответствующее законодательство.
Девере медленно сел и с самоиронией усмехнулся:
— Все остальное я сделаю. Но законодательство… Хе, я думаю, это невозможно. Ведь есть еще иностранные конкуренты. Законодательство лишь ввергнет эти отрасли королевства в системный кризис, они будут разоряться одна за другой, и множество рабочих останется без работы. Благотворительные организации не смогут спасти всех.
Он неторопливо встал с кровати, поправил воротник и, посмотрев на Клейна, сказал:
— Гарриет Уокер, верно? Я немедленно велю Карену взять ее данные на фарфоровом заводе и привести сюда ее родителей. Офицер, прошу вас подождать со мной и постоянно оценивать мое психическое состояние.
— Хорошо, — Клейн медленно встал и поправил свою черно-белую полицейскую форму.
Одиннадцать часов утра, гостиная на первом этаже дома Девере.
Клейн, почти не проронивший ни слова, сидел в кресле и молча наблюдал, как дворецкий Карен вводит мужчину и женщину.
У этих гостей была грубая кожа, на лицах уже появились морщины. Спина мужчины была слегка сгорблена, а на веке женщины виднелась черная родинка.
Они почти в точности соответствовали тому, что Клейн видел глазами Гарриет, но были старше и изможденнее, худые до костей, в старой и рваной одежде. Говорили, что им скоро будет негде жить даже на Нижней улице Железного Креста.
У-у-у…
В интуиции Клейна закружился ледяной ветер.
Он потер переносицу, перевел взгляд на сэра Девере и увидел, как за его спиной неизвестно когда появилась бледная, прозрачная, искаженная фигура.
— Доброе, доброе утро, уважаемый, уважаемый сэр, — родители Гарриет очень робко поклонились.
Девере, потирая лоб, спросил:
— Вы родители Гарриет Уокер? У нее ведь был еще брат и двухлетняя сестра?
Мать Гарриет со страхом ответила:
— Ее, ее брат недавно в порту сломал ногу, сломал ногу. Мы оставили его дома присматривать за сестрой.
Девере помолчал несколько секунд и со вздохом сказал:
— Я глубоко сочувствую несчастью Гарриет.
Услышав это, отец и мать Гарриет тут же покраснели глазами и вперемешку заговорили:
— Спасибо, спасибо за вашу доброту. Полицейский сказал нам, сказал нам, что Гарриет умерла от отравления свинцом, кажется, так это слово звучит? О, мое бедное дитя, ей было всего семнадцать лет. Она всегда была такой тихой, такой упрямой. Вы прислали человека, чтобы он осмотрел ее, и оплатили похороны. Она похоронена на кладбище «Рафаэль».
Девере взглянул на Клейна, сменил позу, наклонился вперед и тяжелым голосом сказал:
— На самом деле, это наше упущение. Я должен извиниться. Я подумал и решил, что должен компенсировать вам, компенсировать Гарриет. Ее недельная зарплата была 10 сулов, верно? В год это 520 сулов, хм, 26 фунтов. Предположим, она могла бы работать еще как минимум 10 лет. Карен, дай родителям Гарриет 300 фунтов.
— 3, 300 фунтов? — отец и мать Гарриет были ошеломлены.
Даже в самые лучшие времена у них на руках не было и 1 фунта!
Не только они, но и телохранители и слуги в гостиной были в шоке и зависти. Даже сержант Гейт не мог удержаться от тяжелого вздоха — его недельная зарплата составляла всего два фунта, а у подчиненного ему констебля с одним шевроном — и того меньше.
В неописуемой тишине из кабинета вышел дворецкий Карен с пухлым мешком в руках.
Он открыл мешок, и показались пачки банкнот — 1 фунт, 5 фунтов, но больше всего было купюр по 1 и 5 сулов.
Видно было, что Девере заранее позаботился о размене денег в банке.
— Это от чистого сердца сэра, — Карен, получив одобрение хозяина, протянул мешок родителям Гарриет.
Отец и мать Гарриет взяли его, потерли глаза и снова и снова пересчитывали деньги.
— Нет, это, это слишком щедро. Мы не должны принимать, — сказали они, крепко сжимая мешок.
Девере серьезно произнес:
— Это то, что Гарриет заслужила.
— Вы, вы настоящий благородный, милосердный сэр! — взволнованно кланялись родители Гарриет.
На их лицах появились улыбки, неудержимые улыбки.
Они снова и снова восхваляли сэра Девере, повторяя те немногие прилагательные, которые знали, и многократно уверяли, что Гарриет на небесах будет ему благодарна.
— Карен, отправь их домой. Хм, сначала в банк, — Девере с облегчением вздохнул и распорядился.
Отец и мать Гарриет крепко прижали мешок и, не смея задерживаться, быстро направились к двери.
Клейн видел, как бледная, прозрачная фигура за спиной сэра Девере пыталась протянуть к ним руки, пыталась последовать за ними, но они, сияя от счастья, не оглядывались.
Фигура становилась все бледнее и вскоре полностью исчезла.
А по ощущениям Клейна, холод в гостиной сразу же сменился нормальной температурой.
Он все это время молча наблюдал, не высказывая своего мнения.
— Офицер, мне стало гораздо лучше. Теперь вы можете сказать мне, почему мой дворецкий, слуги и телохранители тоже слышали плач и стоны? Ведь это должна была быть только моя психологическая проблема? — с любопытством посмотрел на него Девере.
Инспектор Толлер, знавший правду, тут же напрягся.
Клейн без всякого выражения ответил:
— В психологии мы называем это явление массовой истерией.