Невозможно оправдаться, когда тебе не хотят верить.
Он пришёл в себя, когда увидел перед собой изумительно красивый пейзаж: звёздное небо над головой, мучнисто-белый месяц, обрыв, поросший дикими цветами, а внизу — огромная чёрная вода, сулящая забвенье.
16–17 января 313 года о. Х.
Страна Дураков, Зона, Поле Чудес / окрестности озера Гарда
Ночь.
Сurrent mood: critical / этак с прищуром
Сurrent music: Amanda Lear — Hollywood Is Just a Dream
— Вот так-то лучше, — с чувством сказал инспектор Купер, созерцая разыгрывающуюся перед ним пантомиму — а в чём-то даже и мелодраму. Которая ему нравилась настолько, что он даже отменил стол, загораживавший вид.
Справа от инспектора столбиком стоял Базилио. На его лице застыла смесь растерянности и обиды, наилучшим образом описываемая словами «ну нормально же разговаривали, ну чё вот так сразу». Инспектора котиная физиономия забавляла.
Рядом с Базилио сидела лиса. Рыжий хвост разметался по земле, на мордочке была усталая покорность. Это было по-своему миленько.
А прямо перед инспектором стоял на коленях Буратина. Живой, подвижный, он стоял на коленях. И отнюдь не по своей воле! Буратина вовсе и не хотел преклонять колена перед инспектором. У него были совершенно другие планы на жизнь. Но преклонил. Ибо руки его были безжалостно завёрнуты за спину. Левую держала Жирофле, правую — Жирофля. При попытках деревяшкина вывернуться сестрички синхронно заламывали их до треска в суставах. Буратина мычал от боли. Увы, ни на что другое он был не способен — рот его был забит комком слежавшегося мусора. Бамбук пытался его прогрызть, но безуспешно.
Вышеописанное положение вещей сложилось не сразу. А поэтапно.
Сначала бульдог вернул к жизни Жирофлю. Дал ей возможность почувствовать под руками холодное тело сестры. Осознать своё положение, запаниковать, заметаться. Потом он выслушал её унизительный скулёж и мольбы — пощадить, не оставлять её здесь и вернуть домой, к доброму господину Шершеляфаму. После чего объяснил, что в Город она не вернётся в любом случае, а про своего господина посоветовал забыть. На логичный вопрос «а как же мне тогда» он ответил «ну, я даже не знаю… это ты придумай, зачем ты мне можешь понадобиться». Сука поняла инспектора довольно прямолинейно, но в целом верно. На что Купер ей заметил, что этого недостаточно. И в конце концов добился обещания услужать ему в течении ближайшего времени. Убедившись в её послушании{439}, он заставил её снова обнять сестру, снова заморозил — и проделал всё то же самое с Жирофле. Которая оказалась несколько более упорной, но кончилось всё аналогично. Наконец, удовлетворённый морально и физически инспектор освободил обеих сук и показал им на Буратину. Который так и стоял у дерева, неся ко рту очередную горсть соверенов. Чем и продолжил заниматься, когда ожил. Но недолго. Суки накинулись на деревяшкина с двух сторон и быстро его пленили.
В другом месте и в другое время они бы с ним так легко не справились. Бамбук драться умел. Но сейчас его отягощало золото, которым у него было набито всё что только возможно. А главное — он ужжжасно боялся его потерять, поэтому бился вполсилы, а больше придерживал штаны. Финал был немного предсказуем.
Тем временем и само Поле Чудес приобрело прежний вид. Правда, вместо серванта небо закрыл славянский шкаф с табличкой «Не продаётся», зенит вытеснился асцедентом{440}, а стыд заменили собою гордость и предубеждение. Но всё остальное было как раньше. Единственное, что нарушало общую картину — языки пламени по краям поля. Они красиво подсвечивали лиловатое ничто и к тому же прогревали стылый воздух.
— Итак, — сказал инспектор, — приступим.
Полицейские суки поняли его не вполне правильно и заломили руки Буратине так, что тот опрокинулся лицом в грязь. Бульдог недовольно поморщился и покачал головой. Жирофля, первой это заметившая, из грязи Буратину выдернула. Отчего у бамбука свалился колпак, стукнув его по носу: он и в него напихал золота. Обнажилась головёнка, поросшая мягкими сосновыми иголочками. Жирофле не удержалась и вырвала несколько иголочек с самой маковки. Даже не затем, чтобы сделать Буратине больно, а из соображений эстетических: очень уж нелепо они там торчали.
Видимо, это послужило последней каплей: бамбук таки перегрыз мусорный комок и выплюнул его. Вместе с горстью соверенов, достаточной для того, чтобы купить на них стадо коров, першерона и рессорную бричку.
— За что?! Чё я сделал! — заорал деревяшкин.
— А ты не помнишь? — мягко, ласково осведомился инспектор.
Буратина вытаращил глаза, чтобы получше разглядеть господина инспектора. И честно-честно замотал головой.
— Это твоя первая ошибка, — констатировал инспектор Купер. — Ты сделал гадость и забыл об этом.
Простое русское слово «гадость» что-то сдвинуло в буратиньей голове. Он узнал, наконец, синий мундир. И бульдога, которого так неосмотрительно пнул.
— Ой, господин хороший, дозвольте объяснить… — заверещал бамбук.
— Это твоя вторая ошибка, — перебил его инспектор. — Ты даже не извинился, а уже что-то у меня просишь.
— Простите-извините, господин хороший! — заголосил Буратина в полную силу. — Я больше не буду! Деф меня попутал! Не губите ребёнка! Меня папа Карло в Институте ждёт! — и бамбук уткнулся лицом в грязь, изображая раскаяние.
— Что ещё за папа Карло? — без особого интереса спросил бульдог.
— Доктор Карло Коллоди, его в Институте все знают. Он меня на индивидуальное взял! — начал было бамбук.
Бульдог изменился в лице. К худшему.
— Ах, этот Карло… — пробормотал он. — Ну что ж. Значит, это была твоя третья ошибка.
— Чё? Чё я сделал? — заволновался бамбук.
— Чо-чо, в очо, — тем же тоном пробормотал инспектор Купер. — Нет, на этот раз тыничего не сделал. Это тебясделали. Не те товарищи. То есть у тебя ошибочное происхождение и совершенно нежелательные перспективы. Вот только доктора Коллоди мне в этих раскладах не хватало… — завершил он и поднял красную книжицу.
— Меня нельзя! — закричал Буратина. — Меня не́ за что!! Вы меня… не по понятиям!!! — это было единственное, что пришло ему в голову в тяжёлую минуту.
Инспектор усмехнулся, но книжку положил на колени.
— Смотри-ка, законник выискался, — сказал он. — Давай сыграем. Обоснуй, что я с тобой обращаюсь не по понятиям. Обоснуешь — отпущу. А не обоснуешь… что с тебя взять… а, вот. Сейчас бы я тебя просто в камень обратил, ты бы ничего и не почувствовал. А так — я тебя… ладно, жечь не буду… ну, скажем, утоплю. Условия устраивают?
— Дда-дда-ддда… — сказал Буратина. У него слегка тряслась нижняя челюсть, однако он был готов бороться за жизнь.
— Хорошо. Начнём с начала. Какие у тебя права? Есть хотя бы права небыдла? Доказать сможешь? Документы при себе есть?
Буратина подумал минутку и признал, что документов у него никаких нет, зато у папы Карло он на индивидуальном развитии.
— Значит, — констатировал инспектор, — ты — электорат на балансе Института. Тогда что ты делаешь здесь? Почему ты не в Институте? Тебя кто отпустил?
— Папа Карло, — признал Буратина, уже понимая, что дело плохо.
— Куда именно тебя отпустил папа Карло? — дожал инспектор.
— Учиться… — растерянно пробормотал бамбук.
— То есть направления на работу у тебя нет, — заключил бульдог. — Тогда ты должен находиться в учебном заведении. А ты почему-то находишься на Поле Чудес. Как ты это объяснишь?
— Меня украли! — закричал Буратина.
— Ага! Ещё скажи, что тебя рыбоны похитили, — засмеялся инспектор Купер.
— Да! Они! Похитили! Послушайте меня! — взмолился доширак.
— Ладно, хватит, с тобой всё понятно, — инспектор махнул рукой. — Досуг мне разбирать враньё твоё, щенок. Ты — бездомный, безработный и без документов. От своих хозяев ты сбежал. По всем понятиям ты — беглая джигурда. По законам Директории… ах да, теперь мы Город Дураков… но в этой части законы не менялись… ты тоже беглая джигурда. Я имею полное право сделать тебя своей собственностью. Или просто прикончить. Как собственность ты мне не нужен. Хотя… Девочки, никто из вас не желает уступить своё место в жизни вот этому пареньку?
Жирофле и Жирофля хором зарычали.
— Ну так не будем терять время{441}, — закончил бульдог и рубанул по воздуху красной книжечкой.
На шее бамбука затянулась верёвка. На другом конце которой висел камень такого веса, что Буратина согнулся под его тяжестью. К тому же петля туго затянула горло, так что внятно изъясняться он больше не мог.
— Минут пять продержится, а больше и не надо, — оценил творение рук своих Купер. — Не повезло тебе, парень, — добавил он даже с каким-то сочувствием.
Буратине было ужжжасно обидно, что он говорит чистую правду, а ему не верят. От обиды он даже упустил интересный момент перехода в другое пространство. Он пришёл в себя, когда увидел перед собой изумительно красивый пейзаж: звёздное небо над головой, мучнисто-белый месяц, обрыв, поросший дикими цветами, а внизу — огромная чёрная вода, сулящая забвенье.
— Девочки, — раздался голос инспектора Купера, — ну же.
Сучьи лапы оторвали его от земли и бросили вниз.